повел мышкой и щелкнул.
— Она числится как его ближайший родственник. — И взял телефонную трубку.
А Тони снова заговорила с Моникой:
— В тот день Майкл выглядел как всегда?
— Абсолютно.
— Вы вместе вошли в лабораторию?
— Да. Потом, конечно, каждый пошел в свою раздевалку.
— А когда вы вошли в саму лабораторию, он был уже там?
— Да, он быстрее переоделся.
— Вы работали рядом с ним?
— Нет. Я была в боковом отсеке — занималась выращиванием живой ткани. А он проверял животных.
— Вы ушли из лаборатории вместе?
— Он ушел на несколько минут раньше.
— У меня такое впечатление, что он мог заглянуть в хранилище без вашего ведома.
— Вполне мог.
— А какого вы мнения о Майкле?
— Нормальный малый… по-моему, безобидный.
— Угу, это доброе слово о нем. А вы не знаете, есть у него девушка?
— По-моему, нет.
— Вы считаете его привлекательным?
— Приятный, но не сексуальный.
Тони улыбнулась.
— Точно. Ничего странного за ним не замечали?
— Нет.
Почувствовав, что женщина ответила нерешительно, Тони помолчала, давая ей подумать. Рядом с ней Эллиот говорил с кем-то — просил позвать к телефону Майкла Росса или его мать.
Через минуту Моника сказала:
— То, что человек живет один, еще не значит, что он чокнутый, верно?
Тем временем Эллиот произнес в трубку:
— Как странно. Извините, что потревожил вас так поздно.
Услышав это, Тони захотелось узнать, в чем дело. И она поспешила закончить свой разговор:
— Еще раз спасибо, Моника. Надеюсь, вы сумеете снова заснуть.
— Мой муж — семейный врач, — сказала Моника. — Мы привыкли, что нам звонят среди ночи.
Тони повесила трубку.
— У Майкла Росса было полно времени открыть хранилище, — сказала она. — И он живет один. — Она посмотрела на Эллиота: — Вы дозвонились до его матери?
— Это телефон дома для престарелых, — сказал Эллиот. Вид у него был встревоженный. — И миссис Росс умерла прошлой зимой.
— А, черт, — вырвалось у Тони.
3.00
Сильные прожекторы освещали башенки и остроконечные крыши «Кремля». Градусник показывал минус пять, но на небе не было ни облачка, и снег не шел. Здание выходило в викторианский сад со старыми деревьями и кустами. В сером свете на три четверти полной луны обнаженные нимфы играли в сухих фонтанах под охраной каменных драконов.
Тишину разорвал рев моторов двух фургонов, выехавших из гаража. На обоих были международные знаки биоопасности — четыре разорванных черных круга на ярко-желтом фоне. Часовой у сторожки уже поднял шлагбаум. Фургоны выехали и на опасной скорости свернули на юг.
Тони Галло была за рулем передней машины — она ехала, как на своем «порше», посреди дороги, разгоняя мотор, лихо беря повороты. Она боялась опоздать. В фургоне вместе с Тони были трое мужчин, обученных обеззараживанию. Вторая машина была изолятором на колесах с медбратом за рулем и с доктором Руфью Соломонс рядом.
Тони боялась ошибиться, но была в ужасе от того, что могла быть права.
Она действовала по красному сигналу опасности на основании всего лишь подозрения. Медикамент мог быть вполне законно использован кем-то из ученых, забывшим сделать соответствующую запись в журнале, как считал Ховард Макэлпайн. А Майкл Росс мог просто продлить отпуск без разрешения, и сообщение о смерти его матери могло быть всего лишь какой-то путаницей. Если все это так, кто-то наверняка скажет, что Тони пережала… как типичная истеричка, добавит Джеймс Эллиот. Она ведь может обнаружить Майкла Росса спокойно спящим с выключенным телефоном, и Тони вся сжалась при мысли, что она станет утром говорить Стэнли Оксенфорду.
Но будет куда хуже, если она окажется права.
Сотрудник отсутствует без разрешения; он солгал насчет того, куда собирался ехать, и в хранилище не хватает нового медикамента. Неужели Майкл Росс совершил что-то, подвергшее его смертельной заразе? Медикамент все еще находился на экспериментальной стадии и не действовал против всех вирусов, но Росс мог решить, что это лучше, чем ничего. Какое бы дело Росс ни затеял, он не хотел, чтобы кто-то в течение двух недель звонил ему домой, и потому сделал вид, что уезжает в Девон к матери, которой уже не было в живых.
Моника Ансари сказала: «То, что человек живет один, еще не значит, что он чокнутый, верно?» Подобная фраза может означать как раз противоположное. Биохимик почувствовала в Майкле что-то странное, хотя, будучи рационально мыслящим ученым, не решалась положиться на интуицию.
А Тони считала, что интуицией никогда не надо пренебрегать.
Ей была невыносима мысль о последствиях, если вирус Мадоба-2 каким-то образом вырвется из пробирки. Он крайне заразен и распространяется через кашель и чиханье. И смертелен. От ужаса ее пробирала дрожь, и она нажала на акселератор, ускоряя движение.
На дороге никого не было, и они за двадцать минут доехали до уединенного дома Росса. Подъезд к нему не был ясно обозначен, но Тони помнила, как ехать. Она свернула на короткую подъездную дорогу, что вела к низкому каменному коттеджу, стоявшему за садовой оградой. Дом был темен. Тони остановила фургон рядом с «фольксвагеном-гольф», по всей вероятности, машиной Майкла. И погудела — долго и громко.
Ничего. Свет не загорелся, никто не открыл дверь или окно. Тони выключила мотор. Тишина.
Если Майкл уехал, то почему его машина тут?
— Костюмы, пожалуйста, джентльмены, — сказала Тони.
Все натянули оранжевые скафандры — в том числе и медики из второго фургона. Костюмы были из толстого пластика, который нелегко было не только проколоть, но и просто согнуть. Застежкой служила молния. Они помогли друг другу натянуть перчатки и стянуть их на запястье пластичным лейкопластырем. Затем всунули обтянутые полиэтиленом