указатель скорости ветра, — попросила Карен. — Скажешь, если наша скорость изменится.
— Зачем?
— Когда летишь вслепую, трудно держать самолет на нужной высоте. Можно задрать нос и этого не заметить. Но если такое случится, мы узнаем: наша скорость увеличится или упадет.
Лететь вслепую оказалось неприятно.
«Видимо, так и случаются катастрофы», — думал Харальд.
В тумане самолет легко может врезаться, например, в гору. К счастью, в Дании гор нет. Но если в то же облако случится попасть другому самолету, оба пилота узнают об этом, только когда будет уже поздно.
Через несколько минут лунный свет пронизал облако, и стало видно, как оно клубится, завихряется за окном. И тут, к облегчению Харальда, облако осталось внизу, неся на себе тень летящего над ним «шершня».
Карен подала рычаг управления вперед, чтобы выровняться.
— Видишь указатель оборотов двигателя?
— Две тысячи двести, — посветив себе, ответил Харальд.
— Без рывков установи дроссель так, чтобы дошло до тысячи девятисот.
Харальд послушался.
— Используем мощность для регуляции высоты, — объяснила Карен. — Дроссель вперед — поднимаемся, дроссель назад — идем вниз.
— А как мы контролируем скорость?
— Положением самолета. Нос вниз — ускоряемся, нос вверх — идем тише.
— Понял.
— Но Боже избави задрать нос слишком сильно — мотор заглохнет, потеряешь тягу и рухнешь.
— И как тогда надо поступить?
— Надо опустить нос и увеличить число оборотов. Звучит просто… вот если б еще инстинкт самосохранения не требовал задрать нос!
— Я это запомню.
— А теперь ненадолго возьми управление на себя, — попросила Карен. — Смотри за тем, чтобы лететь прямо и ровно. Все, давай, управление на тебе.
Харальд с силой сжал рычаг правой рукой.
— В таких случаях полагается отвечать: «Управление на мне». Таким образом, первый и второй пилоты не попадут в положение, когда один думает, что самолет ведет другой.
— Управление на мне, — без особой уверенности повторил Харальд.
Казалось, самолет существовал сам по себе. Сворачивал и нырял, повинуясь движению воздушных масс. Пришлось предельно сосредоточиться, чтобы крылья не перекашивало, а нос не заваливался.
— Ты чувствуешь, что приходится придерживать рычаг управления, а он все норовит и норовит вырваться? — спросила Карен.
— Чувствую.
— Это потому, что мы уже израсходовали часть горючего и центр тяжести самолета сместился. Видишь вон тот рычажок в переднем верхнем углу твоей двери?
— Вижу, — глянул он мельком.
— Это регулятор подстройки. Я поставила его в положение до упора, когда мы взлетали. Тогда бак был полный, хвост тяжелый, а теперь самолету нужна перебалансировка.
— И как это делается?
— Просто. Ослабь свою хватку, не дави на рычаг. Чувствуешь, как он рвется вперед сам по себе?
— Да.
— Отодвинь регулятор подстройки. Теперь удерживать рычаг будет легче.
Харальд кивнул. Действительно, Карен права.
— Найди положение регулятора, чтобы держать рычаг, не прилагая усилий.
Харальд осторожно продвинул рычажок. Рычаг управления снова вжался ему в ладонь.
— Перебор, — пробормотал он и дал маленькую поправку. — Вот теперь хорошо.
— Подстраивать можно также руль управления, передвигая вот эту круглую ручку в зубчатой рейке, здесь, внизу панели управления. Когда настроен как следует, самолет летит прямо и ровно, и рукоятки не оказывают сопротивления.
Харальд, проверки ради, отпустил руку. «Шершень» летел как ни в чем не бывало. Он вернул руку на место.
Облако под ними было не сплошным, а с прорехами, в которых порой виднелась освещенная луной земля. Миновав Зеланд, они летели над морем.
— Проверь-ка высотометр, — попросила Карен.
Оторвать взгляд, чтобы посмотреть на панель управления, удалось с трудом: не верилось, что можно одновременно вести самолет и следить за приборами. Оказалось, они поднялись на две тысячи триста метров.
— Как это произошло? — удивился он.
— Ты слишком высоко задираешь нос. Это естественно. Подсознательно боишься врезаться в землю, поэтому набираешь высоту.
Он взял рычаг на себя. Нос опустился, и Харальд увидел еще один самолет, с большими крестами на крыльях. От страха перехватило дыхание.
Карен самолет тоже заметила и испугалась не меньше.
— Вот черт! Люфтваффе!
— Вижу, — ответил Харальд.
Самолет находился левее их и ниже, но быстро набирал высоту.
Карен, перехватив рычаг, рывком опустила нос.
— Управление на мне, — сказала она.
— Управление на тебе.
«Шершень» вошел в пике. Харальд разглядел, что нагоняет их «Мессершмит-110», двухмоторный ночной истребитель, легкоотличимый по двум лопастям на хвостовом стабилизаторе и похожей на теплицу длинной крыше кабины. Вспомнилось, как Арне под впечатлением рассказывал про вооружение таких «мессершмитов»: на носу установлены пушки и пулеметы, и пулемет заднего боя торчит из кабины. Именно такие сбивают союзнические бомбардировщики после того, как их засекает радиостанция на Санде.
«Шершень» был полностью беззащитен.
— Что будем делать? — спросил Харальд.
— Попытаемся спрятаться в облаке. Черт, нельзя было допускать, чтобы ты так высоко забрался.
«Хорнет мот» стремительно шел вниз. Харальд взглянул на указатель скорости: они делали сто тридцать узлов. Словно катишься вниз на «американских горках». Он заметил вдруг, что вцепился в край своего сиденья.
— Это не опасно? — спросил он.
— Опасней будет, если подстрелят.
Немецкий самолет приближался неумолимо. Он был намного мощнее «шершня». Вспышка, треск пулемета. Харальд хоть