об этом просил, скажи, пожалуйста? — почти шёпотом спросил он.
— Я спасал твою жизнь, Блад.
— Какого хрена ты вообще вмешивался? — взорвался полковник. — Какого кардана я даже сдохнуть не могу без вашего участия?!
Медина сжал губы и зажмурил глаза, словно на него не накричали, а хлестнули по щеке.
— Потому что мы одна команда, — тихо, но очень твёрдо ответил он.
— Потому что нечего тебе было лезть не в своё дело, — сбавил тон Винтерсблад, — ты спас мне жизнь и только всё усложнил. Расстреляй они меня, проблем у всех было бы меньше, — полковник направился к выходу.
— Права была бабуля: ты просто трус, Блад, — бросил ему в спину Кирк.
— Что?!
— Предпочтёшь, чтобы тебя убили. Лишь бы не решать проблемы. Но смерть — так себе убежище, Блад!
— Да что ты знаешь о моих проблемах! — со злой досадой ответил он.
— Ничего! Но только потому, что это ты так решил. Будь ты хоть четырежды герой, Блад, один ты не выстоишь! Никто не выстоит. Одиночки проигрывают. Даже если имеют всё, что необходимо для смерти.
— Вот спасибо, бабкин философ! А то без тебя я бы не догадался, что всё до крайности паскудно и помощи мне ждать неоткуда!
— Для этого есть друзья. Даже у таких заносчивых упрямцев, как ты! — тёмно-шоколадные глаза Медины твёрдо и уверенно смотрели на Винтерсблада, и тот впервые не выдержал чьего-то взгляда, отвернулся первым и вышел прочь из гондолы управления.
***
В душных летних сумерках тёмными переулками Сотлистона, воняющими отбросами и мочой, шёл большой грузный человек в штатском. Шёл он быстро, но пошатывался, словно пьяный. Периодически останавливался, прислонившись к обшарпанным стенам, боролся с одышкой. Его рубашка на груди и спине потемнела от пота, мокрые волосы на лысеющей голове торчали в разные стороны. Никто бы не узнал в этом пожилом, до паники напуганном мужчине генерала Маскелайна.
Он сделал очередную остановку, хватая ртом вонючий уличный воздух. В ушах сотней молоточков стучали только что услышанные слова распадского связного: «Как пожелаете, генерал. Но выбор ваш прост: либо семья, либо император».
Он сделал всё, что они хотели. Всё, что они от него требовали. Он передал план завтрашнего боя. Он сдал им свою страну! И теперь Бресия потерпит поражение. Но они захотели, чтобы он убил императора.
Недалеко от дома Маскелайн вновь остановился, пригладил растрёпанные волосы, вытер потные ладони о брюки. Жена не должна заметить его состояние. Не поздоровавшись с домочадцами, он прямиком прошёл в свой кабинет и заперся там. Сел за стол, обхватив голову руками, и долго думал, блуждая отрешённым взглядом по тёмным стенам. Потом открыл сейф, положил перед собой бумажную папку. Недоверчиво погладил её ладонью, словно опасного зверя, кивнул сам себе и взялся за трубку телефонного аппарата.
— Немедленно явитесь ко мне, Сандерс, — сказал генерал, когда его соединили с адъютантом. — И… Тот нож, которым вы ранили Грин, всё ещё у вас? Хорошо. Принесите его мне. Немедленно, Сандерс! Я жду.
Судя по тому, каким запыхавшимся ввалился Сандерс в кабинет Маскелайна, весь путь до его дома он бежал. Генерал затворил за ним дверь, повернул в замочной скважине ключ, и Сандерс понял: дело архиважное.
— Ты принёс нож?
— Да, ваше высокопревосходительство!
— Дай сюда.
Маскелайн задумчиво повертел оружие, руки его слегка дрожали. Потом вернулся к своему столу, открыл приготовленную папку с бумагами.
— Знаешь, Сандерс, после гибели прежнего императора я немало времени посвятил его сыну. Я не был его воспитателем, но научил его твёрдости и в чём-то даже бескомпромиссности. Научил его никогда не прощать предателей. Я знал, что это однажды может спасти ему жизнь. Позже, когда он сам станет императором, — Маскелайн уселся в кресло и, не выпуская нож из рук, жестом подозвал Сандерса подойти поближе. — Вот он им стал. И следует моей науке: предателей не прощает. Таких, как мы с тобой, Сандерс.
— Что? — изумился адъютант, непонимающе хлопая круглыми глазами.
— Я сам себе вырыл яму, Сандерс, сам в неё угодил. Сам себя там и закопаю.
То ли из-за полумрака, царившего в кабинете, то ли ещё по какой причине, генерал сейчас выглядел лет на десять старше, чем обычно. И говорил непривычно тихо, даже невнятно, словно очень утомлённый, больной старик.
— Помнишь, что ты обещал мне, когда я спас твою шкуру?
— Так точно, ваше высокопревосходительство! Быть полезным! Даже ценой своей жизни!
Маскелайн задумчиво покивал головой, глядя куда-то мимо собеседника.
— Вот случай и представился. В этой папке, Сандерс, документы, доказывающие, что ты передавал сведения в Распад.
— Как?! Какие сведения?! — ужаснулся Сандерс, не понимая, о чём идёт речь.
— Это уже не важно. Для нас с тобой — не важно. Хочу, чтобы ты знал: твоя смерть спасёт мою жену и дочерей, — генерал выхватил из-под стола револьвер и дважды выстрелил в адъютанта.
Сандерс даже не успел сообразить, что произошло, только бесцветные глаза выпучились ещё сильнее, а руки взлетели к простреленной груди, беспомощно прижались к ране, и, уже мёртвый, он рухнул подле генеральского стола. Сверху послышался топот нескольких пар ног: домочадцы услышали выстрелы. Маскелайн покрепче перехватил нож, что держал в левой руке, и, судорожно вдохнув, со всей силы всадил его себе в сердце.
***
Ночь перед решающей битвой Медина проводил на пустом цеппелине. «Крысиное гнездо» назначен флагманским, и в гущу боя они не попадут, но председатель Ортиз и начальник госбезопасности на борту — дело ответственное. Что ж, они будут наблюдать за исходом со стороны. В том, что победа будет за Распадом, никто уже и не сомневался.
— Ты был прав, — раздалось за спиной склонившегося над картами пилота.
От неожиданности Кирк вздрогнул и выронил карандаш, откатившийся под ноги Винтерсбладу. Тот поднял его, протянул Медине.
— Один я не выстою.
Кирк не видел полковника сутки, с их вчерашнего разговора, и был уверен, что тот, по своему обыкновению, где-то пьёт, а наутро появится чернее тучи, измотанный и раздражённый, однако не хмельной, хоть и в облаке ядрёного перегара. Но нет. От Винтерсблада несло сигаретным дымом, но совсем