четверку, причем снова из-за каверзного вопроса Барановой.
— Пашка, на английском вся надежда на тебя! — сказала на перемене Гаечка.
И мне подумалось, что для них это противостояние — не игра, а серьезная война. Если бы не память взрослого и не послезнание, что такое настоящая война и настоящие взрослые интриги, для меня тоже было бы так.
Английский у нас вели два учителя, и класс делился на группы. Более-менее сильные ученики шли к Илоне Анатольевне, кто послабее, включая «ашек», — к Розе Джураевне.
Наша менее многочисленная, но более способная группа состояла из десяти человек: я, Илья, Гаечка, Памфилов, Баранова, Заячковская, Райко, Кабанов, Попова, Белинская.
Илона Анатольевна никогда не опаздывала, являла собой образец немецкой пунктуальности и английской аристократичности. Светловолосая, высокая, поджарая, она и одевалась, как англичанка: жилеты, белоснежные блузы, брюки различных фасонов, иногда даже клетчатые.
Как только прозвучал звонок, Илона Анатольевна по-английски поздоровалась, спросила, кто дежурный и кто отсутствует. Заячковская ответила, что все на месте.
Сидели мы по одному, освободив для письменных опросов первые три парты в ряду у окна. Перед тем, как перейти к проверке домашнего задания, мы повторили звуки.
Раньше я не любил английский, потому что на нем не пропетляешь и нужно было серьезно готовиться: мы на каждом уроке получали оценки, много говорили, много писали. Лишь со временем я понял, какую великолепную базу в нас заложила Илона Анатольевна, и неплохим английским я обязан именно ей. Ну и, конечно — любви к иностранному року. Можно сказать, у меня английский песенный.
Задания учительница придумывала каждый раз новые, они не повторялись. Письменно отвечать она вызывала в основном интровертов и технарей — тех, для кого выступать публично было больно. Сегодня писали самостоятельную Илья, Кабанов, Белинская, Попова, Райко.
Так, значит, баттл — мы с Гаечкой против Барановой. Все против нас с Гаечкой.
Первым планами на будущее делился Ден Памфилов: он собрался хорошо учиться, по выходным подрабатывать сбором винограда, чтобы купить подарки на новый год родителям. Никто дополнительных вопросов ему не задал, а Баранова своих не топила. К своим относились Памфилов, Семеняк и иногда — Попова.
Затем чести быть выслушанным удостоился я. Раньше я без интонации рассказывал то, что зазубрил. Теперь же бояться мне было нечего, я раскрепостился и превратил свой рассказ в выступление о том, как важно иметь собственную комнату, заниматься любимым делом, и в моих планах — построить большой дом, где будут собираться друзья, а брат устроит мастерскую.
— Это очень хорошо! — оценила Илона Анатольевна, она говорила на уроках только по-английски. — Ты серьезно занимался летом?
— Много слушал «Битлз», — отшутился я по-английски.
— Какая у тебя любимая песня? — спросила учительница — не чтобы завалить, а ей было интересно, на что я способен.
Я скосил глаза на Баранову, которая, поглядывая на меня, делала наброски будущих вопросов.
— «Мишель», я ее даже перевел. Она посвящена стюардессе, которую задавила толпа. Когда переводил песню, я столкнулся со сложностями: в тексте есть французские слова, и пришлось искать оригинал текста в библиотеке.
— Великолепно, Павел! Это пять!
— У меня есть вопрос! — проговорила Баранова с задней парты, естественно, по-английски.
— Задавай свой вопрос, — дала добро Илона, радующаяся тому, что дети стали так интересоваться предметом, и не видя в действиях Барановой ничего недоброго.
— Павел, ты говорил, что собрался построить дом. Из каких материалов?
— Сперва хотел ледяной, потом решил — лубяной, но передумал. Мой дом будет каменным, с большой верандой и подвалом.
— А где ты возьмешь столько много денег? — спросила Баранова. — Это будет сложно!
— С удовольствием выслушаю твои советы. Они у тебя есть? Как думаешь, достаточно ли перспективна тема с бартером?
Память взрослого услужливо подставляла нужные слова, пластичный юный разум складывал их в предложения. Возможно, где-то я и ошибался, но ошибки были незначительными. Учительница все больше и больше округляла глаза, Баранова — тушевалась, поглядывал на Памфилова, который качал головой — мол, нет, я пас.
Услышав незнакомые слова, Янка посчитала, что разумнее свернуть диалог.
— Спасибо, Павел, за ответ.
— Павел, «пять»! — повторила учительница. — Это невиданный прогресс! А теперь планами на будущее поделится Яна Баранова.
Хотелось потереть руки, но жест слишком явно раскрывал мой настрой, потому я сделал это мысленно. Уверенная в том, что я побоюсь отзеркалить ее действия, Баранова поднялась и начала рассказ — крепкий ученический рассказ, заученный заранее, состоящий из простых коротких предложений.
— Я давно занимаюсь баскетболом. Я состою в городской сборной. Мы ездим на соревнования и часто выигрываем. В октябре мы поедем на соревнования в Минеральные воды. Это будет на каникулы. Потом я планирую посетить Саратов. Я уже купила билет…
Точнее, несовсем купила: «I will go to Saratov in June. I’ve already bought train tickets». Попалась!
Когда она закончила, я поднял руку и по-английски спросил:
— Are these your plans or suppositions? — То есть это твои планы или предположения?
— Конечно планы! Я уже купила билет! — ответила она, не понимая, куда я клоню.
— Если мы говорим о своих планах, подкрепленных стопроцентной уверенностью в их осуществлении, мы должны использовать время present progressive. Значит, твое предложение должно звучать: «I» m going to Saratov in June. I’ve already bought train tickets'. Способы выражения будущего времени мы проходили еще в седьмом классе.
Гаечка ядовито улыбнулась. Янка поджала губы. Учительница посмотрела на меня с неодобрением и констатировала:
— Павел прав. Ты ошиблась, Яна. «Четыре».
— Ты об этом пожалеешь, — прошипела Баранова, когда учительница отвернулась.
Илона Анатольевна вскинула голову, а я пропел строку из «Депеш Мод»:
— Try walking in my shoes!
Пришла очередь Заячковской отвечать. Она готовилась, говорила без запинки заученными предложениями: буду учиться, хочу поступить в юридический и работать в суде. Чтобы вопрос, адресованный Барановой, не выглядел так демонстративно, я не обделил вниманием