Читать интересную книгу По праву сильного (СИ) - Кей Саша

Мама, помолчав, отвечает:

– Денис – неплохой мальчик, но зря ты с ним связалась.

Я закашливаюсь. Мальчик. М-да.

Она двигает вазы с Гордеевскими цветами, освобождая на столе место для чашек. Мне выдает эмалированную кружку с муми-троллем, потому что я уже расколотила одну керамическую.

– Если беременна, рожай. Вырастим, – внезапно выдает мама.

– Я не беременна, – открещиваюсь я, хотя на секунду мысль кажется мне привлекательной. Родила бы от Гордеева сына и научила бы его не обижать девочек.

Но это дурь, конечно. Еще матерью-одиночкой я не становилась из-за этого бесчувственного идиота!

– Ты куда такая страшная с утра пораньше? – раздается голос мерзкого домашнего тирана.

– Себя видел, образина? – я бросаю в него полотенце.

Будешь тут страшная, когда полночи ревела.

Я на эмоциях вчера написала Гордееву, что он испортил мне день рождения. Он ничего не ответил, и я накрутила себя до соплей. И Лешка еще со своими ценными нотациями.

– Да, Ксюш, ты куда так рано? – переспрашивает мама, она, как человек знакомый со мной двадцать три года, точно знает, что вставать рано без необходимости я не люблю.

– В универ, – бурчу я.

Надо извиниться перед Арзамасовым. Можно, конечно, это сделать по телефону, но мне кажется, что это как-то неправильно. Правда, я понятия не имею, как буду оправдываться за то, что бросила его во дворе. Основная вина, разумеется, на Гордееве, но и у меня рыльце в пушку.

Особенно стыдно мне становится, когда я выхожу из дома и вижу, как дворник засовывает букет Кости в мусорку.

В поисках слов для оправдания я нарезаю круги вокруг главного корпуса, внутрь ноги сами не идут. Мне неловко, и не то чтобы я чувствовала за собой серьезную вину, но выглядит мой поступок некрасиво. А кому нравится оправдываться за некрасивые поступки? Ну вот я и тяну, хотя идти к Арзамасову меня никто не заставляет.

Дооттягивалась.

Пара уже началась, и я с облегчением, что казнь откладывается, топаю в университетский скверик на лавочку. На улице хмуро и пасмурно, но вовсе не холодно, хотя если просидеть полтора часа, риск замерзнуть есть.

Сижу и думаю, как стремно идти к Косте. Можно было бы ничего не объяснять, ну перестали бы общаться и все. Но вдруг научрук опять валит, и Арзамасов его будет заменять? Вряд ли он будет мне гадить, но чувство неловкости не позволит мне обратиться за уточнениями или помощью.

– Ксюша?

От неожиданности я подскакиваю на месте и верчу головой.

Ко мне двигает Макс Лютаев, в руках у него какая-то коробка, и в целом он выглядит сердито.

– Чего задницу морозишь? – вместо приветствия выдает он.

– Хочется, – огрызаюсь я в лучших традициях восьмилетки.

Он плюхается на лавочку рядом и вытягивает свои длиннющие ноги.

– Это тебе, – он протягивает мне коробку. – Каринка сделала. Цени, я даже не откусил.

Я недоуменно заглядываю в коробку и вижу шоколадный торт. Пахнет вкусно.

– Так ты ко мне пришел? А как ты узнал…

Я не завершаю свой идиотский вопрос, потому что Макс смотрит на меня с насмешкой. Ну да. Я под присмотром.

– Обиделась, – внезапно констатирует он. – Я так и думал.

– Пять баллов, Кэп, – фыркаю я.

– И чего тебе не эдак? – продолжает допытываться Лютаев. – Ксюш, какого рожна тебе надо? Он за тобой вернулся.

– Я вот и не пойму, чего вернулся-то? Бабы в Москве кончились?

– Ты серьезно думаешь, что он всем такие подарки делает?

– Какие такие? – морщусь я, вспоминая колье. Да красивое и дорогое. И что?

– А ты внимательно смотрела? Ты вообще поняла, что он значит? – Макс сверлит меня глазами.

– А ты понял?

Что может значить дорогой подарок от Гордеева? Плата за новые услуги.

– Я-то точно знаю, мы в Бергманском магазине три часа торчали. И если этот подарок тебе ничего не говорит, то я даже не знаю.

Я начинаю елозить на месте. Я что-то пропустила? Что я там такого не заметила? Никаких записочек, открыточек, колечек…

С надеждой смотрю на Лютаева, но тот, похоже, ничего объяснять не собирается.

– Короче, Ксюша, чеши домой и подумай над своим поведением. Мне не нравится, когда моя девочка тратит столько времени на чужого мужика. И торты должны быть только моими. Поэтому, давай, разувай глаза и хорош трепать Гордееву нервы.

– А как же мои нервы?

– Как говорит одна моя новая знакомая: «Ты делаешь нервы себе сам!». Могу подвезти для ускорения процесса прозрения.

Ну и что мне теперь делать? Умереть от любопытства, но гордой?

Глава 53

Хлопнув дверцей Максовского монстра я пулей мчу домой, перепрыгивая через ступеньку. Если я сейчас не получу нормальных объяснений, я взорвусь.

На ходу спиннывая сапожки, я прямо в куртке бегу в комнату и бросаюсь к так и лежащему на столе открытому футляру.

Через десять минут я готова взвыть от злости. Ничего там нет!

Только шикарный ошейник.

Я сжимаю его в руке, и подвеска больно впивается мне в ладонь.

Блинский блин! Даже подарки Гордеевские делают мне больно!

Разжимаю руку и с ненавистью смотрю на украшение.

Он и имя мое не мог нормально запомнить!

Подвеска, усыпанная камнями, выполнена в виде инициалов: К.Г. Я – Ксения Егорова! Егорова! К.Е. Что тут сложного? Он Д.Г., я – К.Е.!

Ой… К.Г.

Сердечко разом заходится в сумасшедшем ритме. Да нет. Не может быть… А это что?

Две буковки соединены простым золотым колечком…

В груди давит, слезы брызгают крупными каплями, хотя я думала, что еще вчера все выплакала.

Дурак! Ну какой дурак! Я реву и не могу остановиться. Бесчувственный идиот! Слова всякие он не любит, видите ли! Как я понять-то должна была? А если б я никогда не догадалась?

И что мне теперь делать? Я вчера ему столько гадостей написала и наговорила! Он сам виноват! И заслужил! А мучиться и страдать буду я! Сижу и размазываю по лицу слезы, кулаком с зажатым в нем колье. Фантазер, блин! Кольцо не мог купить? Без брюлликов, обычное золотое?

На мой вой в комнату заглядывает Лешка и тут же пугается:

– Ты чего дурниной голосишь?

– Отвали! – всхлипываю я. – Вы – мужики – придурки! И ничего не понимаете!

– Чего я не понимаю? – обалдевает брат, которого я впервые причисляю к мужикам.

– Нич-чег-го, вооб-бще нич-чег-го, – заикаюсь я.

Я настолько сражаю своими обвинениями Лешку, что он приносит мне воды. Клацая зубами по стеклу, я глотаю воду и все равно не могу успокоиться.

Немного прихожу в себя после того, как умываюсь холодной водой. Лицо щиплет от соленых слез, оно опухает и покрывается красными пятнами. Десять часов утра, а я выгляжу, как заправской бухарик.

Настроение забиться под кровать и жалеть себя.

Приходит сообщение от Лютаева: «Ну что? Сложила два плюс два?». Я снова впадаю в бешенство и пишу: «А нормально нельзя было сказать? Словами через рот?»

«Тебе не угодишь, сами разбирайтесь. Я Каринку увезу, тортов больше не получишь».

Точно. Торт. Самое то. Карина, видимо, опытная женщина. Ну, с такими мужиками под боком это не удивительно.

Шуршу в коридор, забираю оттуда покинутую коробку, добываю столовую ложку на кухне и запираюсь в комнате. Пялясь в окно на мрачное небо, я ковыряю ложкой торт из самой середины, заправляюсь шоколадом до тошноты. Говорят, от него серотонин вырабатывается. Сейчас как начну радоваться. Угу. Не работает ваш шоколад ни хрена!

Еще паршивее становится, когда к Лешке приходит Маша. Слышимость хорошая, и все их омерзительное воркование бесит меня и растравляет раны.

Не выдержав, я выбираюсь из комнаты и, наспех одевшись, иду на улицу. Устраиваюсь на качелях и, нахохлившись, размышляю, почему жизнь – дерьмо.

Буду сидеть тут, пока Маша не уйдет. Сил моих нет смотреть на чужое счастье.

– Что за тяга сидеть на холодном? – прерывает мои мысли сварливый голос.

Я вздрагиваю, сердце замирает, но поднимать глаза на Дениса я не хочу. Я сейчас такая страшная после рёва. И вообще…