И вот мы сидим с этой Кариной за столиком в «Ла Мар», пока мужики вышли на террасу. Отсюда вижу, что Гордеев курит, даже не ежась от холодного ветра, а Макс вертит сигарету в руках. Мне немного неловко рядом с незнакомой девушкой, с которой мне не о чем разговаривать, и, хотя она явно проявляет дружелюбие, ей тоже немного не по себе. Поддерживать светскую беседу не получается.
Наверное, из-за меня. Карина старается, а я…
Я видела, как на нее смотрит Лютаев, хотя делает вид, что не смотрит, но на самом деле следит за каждым движением. И они вместе. По-настоящему. [Историю Макса Лютаева и Карины смолиной можно прочитать здесь: https:// /ru/book/devochka-lyutogo-b419271 ]
Что-то черное ворочается в душе. Самое близкое к этому ощущению – зависть.
Поковырявшись в тарелке и не дождавшись Дениса, я с извинениями отбываю в дамскую комнату. Надо взять себя в руки.
Никто никому ничего не обещал. Мне никаких авансов и намеков не давали.
И это хуже всего. У меня даже формального повода нет на что-то рассчитывать.
Хорошо, что в это время в ресторане почти никого нет, богатенькие буратины либо еще спят, либо уже зарабатывают свои бешеные мульёны.
В пустой уборной вытираю неожиданно выступившие слезы влажным полотенцем, ругая себя за дурость. Как все изменилось всего за несколько дней. Приплыли, Ксюша! А смотрела тогда в клубе на Таню с внутренним превосходством.
Нужно хотя бы видимость гордости сохранить. Не стану вешаться на шею.
Выключаю сушилку, и мое внимание привлекают голоса за дверью.
Глава 44
У меня внутри все обрывается.
Ольга. Ее мерзкий змеиный голос.
И такая в нем уверенность, что теперь они будут вдвоем, что у меня все холодеет.
Перед глазами круги.
Рассудок экстренно пытается подбросить факты, что мы с Денисом – не пара. И уже не имеет значения, с кем он будет. И нет разницы, Ольга это или кто-то другой.
Так почему мне так больно от того, что это она?
Только не эта гадюка! Только не Ольга!
Хотя, кому я вру? Никого не хочу даже представлять рядом с Гордеевым.
– Не вижу связи, – голос Дениса звучит довольно равнодушно, но это же Ящер! Он все таким голосом говорит: раздевайся, отверну башку, налей мне кофе.
– Дэн, я знаю, что ты на меня обижен и даже зол. Я тогда сделала неправильный выбор, но пора этому положить конец. Мы не можем друг без друга. Я ухожу от Миши. Чемоданы собраны. Я готова уехать с тобой.
Повисшая пауза вызывает у меня остановку сердца. Что? Что там происходит? Они уже счастливо целуются и, взявшись за руки, сейчас убегут в закат, оставив меня с Максом и Кариной?
– Я тебя никуда не звал, – ровно отвечает Гордеев.
– Но… как же? – по тону чувствуется, что Ольга растеряна. – Тогда ты говорил: «Бросай его, давай уедем» …
– У того предложения истек срок годности.
– Ты меня любишь! – визвизгивает она. – Я твоя первая любовь! Ты меня не забыл, я же вижу! И все это говоришь, чтобы отомстить…
– Оль, мне всегда импонировало то, как ты думаешь, что мир крутится вокруг тебя. И что ты знаешь, чего хочешь, и не стесняешься это брать. Детская непосредственность. Но мы даже не друзья. Бывшие любовники. История закончилась. Не хочешь жить с Мишкой, делай, что хочешь.
У меня сжимается сердце.
Немногословный Гордеев сказал такую длинную фразу, не отбрил, а что-то объясняет этой стерве. Он неравнодушен. Она права.
– Ты разрушишь все вот так? Из-за чего? Из-за этой сопли?
– Твой цинизм поражает, – усмехается Денис. – Ты в доме мужа лезешь ко мне в штаны. Теперь в ресторане, принадлежащем ему, предлагаешь себя в грелки. Ты уверена, что еще осталось, что разрушать?
– Не любовницы! Я стану твоей женой! Ты же делал мне предложение! И мой ответ: «Да»!
– Оль, это было десять лет назад. Очнись. Ты прекрасно жила без меня все эти годы, и только сейчас тебе вожжа под хвост попала. Ничего не будет. И даже место любовницы занято.
– Это все она, да? Овечка Ксюша? Ты сдохнешь с ней от скуки! Да ты ж ее выбрал, потому что она – блондинка, как я!
– Оль, – усталые нотки в голосе, и я даже представляю, как он сейчас морщится. – Иди-ка ты проветрись. Тебе надо сбавить накал драмы.
Я слышу, как хлопает дверь соседней уборной. Удаляющий стук каблуков. Этот звук выводит меня из транса, в котором я пребываю.
Обнаруживаю, что я почти прилипла к двери в своем подслушивании.
Камень на душе становится чуть легче. Он ее отшил.
Но не сказал, что Ольга права в отношении меня. Значит, и наша история закончена.
Их связывает многое, но Денис от нее отказался, мне же рассчитывать не приходится ни на что. Я просто подвернувшаяся под руку натуральная блондинка. Во всех смыслах этого слова.
Подслушанный разговор укрепляет мое решение не унижаться.
Не просить новых встреч, не задавать наводящих вопросов, не намекать на продолжение.
Если он будет говорить со мной в таком же тоне, как с Ольгой, я умру.
Черт. Надо выйти отсюда. Не хватает столкнуться с Гордеевым у туалетов. Он обязательно поймет, что я все слышала.
Выбросив бумажное полотенце, которое комкала в руках, с горящим лицом я выхожу, стараясь не хлопать дверью, и почти на цыпочках возвращаюсь в зал.
Макс за столом один. Он коршуном неотрывно следит за Кариной, стоящей возле соседнего столика в компании какой-то разодетой и сияющей камнями мадам. Судя по долетающим обрывкам, разговор идет о способностях к балету дочери этой женщины.
Понятно. Карина – танцовщица. Можно было сразу догадаться, что она – или гимнастка или балерина. Маленькая, худенькая, с неестественно прямой осанкой. Не удивительно, что история Маши Николаевой его так проняла, наверно, напомнила ему Карину, такую же юную и хрупкую.
Он следит за ней, будто она в любой момент может исчезнуть. Максу до меня дела нет, он поглощен своей девушкой, а мне жарко. Душно.
Пожалуй, мне тоже стоит выйти проветриться на террасу, глотнуть воздуха.
Выбравшись за наружу, прислоняюсь к перилам спиной и смотрю сквозь стеклянные двери на полупустой зал в ожидании, когда ледяной ветер остудит, а еще лучше заморозит мои бестолковые чувства.
Гордеев появляется почти сразу. Он разговаривает по телефону, и сделав знак Максу, что сейчас вернется, стремительно выходит на террасу через соседнюю дверь.
Из-за ветра мне не слышно, о чем Денис говорит, хотя он всего в трех метрах от меня, но лицо его нахмурено, и создается впечатление, что он ругается с кем-то.
Сейчас он обернется и увидит, как я на него пялюсь с тоской в глазах.
Чтобы этого не допустить, я запрокидываю голову наверх, подставляя лицо мелкой мороси, приносимой ветром. Разглядываю расставленные на перилах балкона второго этажа украшения. Скоро Хэллоуин. Все в тыквах.
Одна из самых крупных, покачнувшись, чуть сдвигается, а потом срывается и летит вниз.
Глава 45
Сквозь открытую дверь палаты мне видно, как Гордеев разговаривает по телефону. Куртка его кулем лежит на стуле, а он меряет шагами больничный коридор из стороны в сторону, периодически заглядывая внутрь.
Мне хреново, и мутит, если шевелиться, но врач сказал, что обошлось. Сильное сотрясение. Домой меня выпишут, а там покой и постельный режим на первое время.
Бедная мама, был один калечный ребенок, теперь еще и второй.
Я и сама напугалась, когда в себя пришла.
И всех напугала, даже Гордеева проняло.
Воспоминания кусочками рисуют картину.
– Дэн, возьми себя в руки, – слышу я сквозь непрекращающийся гул. – Она дышит.
– Я ее придушу! В этом городе все бабы ебанутые?
– Каринка вызвала скорую.
– Еще одна дурища. На кой хер они бросаются все меня спасать? – ревет кажется Денис. – Я, блядь, че? Ромашка? Может, все-таки в машину? Тут холодно.
– Дэн, ей по башке прилетело не хило. Я б не рисковал. А если шею повредило? Или еще чего? У меня друган по черепушке на стройке отхватил, и ослеп на один глаз. Давай дождемся скорую. Слышишь, они уже близко…