Читать интересную книгу Противоречия: Собрание стихотворений - Алексей Лозина-Лозинский

V. «Когда чертеж окна квадратом странно-белым…»

Когда чертеж окна квадратом странно-белымНа небе вечера недвижимо стоитИ спать не в силах я, по камням опустелымИду на площадь я, на ширь звенящих плит.

Иду по улицам и ветер лоб целует,Как губы бледных фей, несущих холод тьмы,На небе силуэт уродливый рисуютГромады спящие, в которых сперты мы…Есть что-то страшное в безумии их транса…И окна кое-где светло освещены,Как будто между карт какого-то пасьянсаРяд карт уже открыт, а прочие темны…

На площади есть храм, огромный и суровый;Размеры площади прекрасно-велики.

Санкт-Петербург, ты дал, абстрактный и свинцовый,Геометрически-красивые круги!

Там ряд домов далек; там правильно построенИ царственно широк размеренный простор;Там ровно дышит мрак; там каждый звук утроенИ медлен станет шаг и долог станет взор.

А храм! А, этот храм… Он мощный; он красивый.Он прост по замыслу; велик его объем.Рабы поставили в работе кропотливойЕго, как Кесаря, чтоб быть ничтожней в нем.И он таит в себе великую прохладуИ сны, страдания и чаянья веков…Темноты паперти ушли под колоннаду,Под исполинский строй торжественных столбов,Где гулы тишины и тени притаились…Прижав к колонне лоб, мы впитываем тьму,И кажется, что мы бессильно прислонилисьК груди красавицы, холодной ко всему.

Чеканит время цепь немого размышленьяНа строгих ступенях, на паперти пустой,И понимаю я, что это не прощенья,А Бог могущества, Бог власти надо мной.

VI. «Ночная улица прекрасна и ужасна…»

Ночная улица прекрасна и ужасна.

Змеей ползет толпы многоголовый гад,И неестественно, победно-нагло, ясноШары огромные бестрепетно горят.Толпа, как целое, свои слова сливаетВ пчелино-общий гул, идущий до небес,На перекрестках вдруг шумливо разбухает,Тасуется с другим течением вразрез;Летят стальных жуков рокочущие стаи,С глазами круглыми, пронзающими ночь;Как ящики с людьми, звенящие трамваиГлотают, носятся, выкидывают прочь…И оттого, что свет из мрака вырываетТо неприятный взгляд, то скалящийся рот,И каждое лицо мгновенно исчезает,И это всё шумит и всё ползет, ползет,Мне кажется, что я на странном маскарадеМильярдов мертвецов при сказочных огнях,И, сразу потонув в неисчислимом стаде,Я чувствую лишь страх, бездонный, дикий страх!

А окна лавок их! Огромнейшие рамыБесстыдны, холодны и залиты огнем…Хрусталь сверкающий, блестящие рекламыИ кукла с вежливым, безжизненным лицом…И, сжав в отчаяньи и ненависти губы,Я, ледяной, иду, расправив плечи, грудь!..Я сам уж часть толпы, я сам оскалил зубыИ, хищный, я шепчу: пусть тронет кто-нибудь!..

VII. «Но, возвращаясь вновь, по поздним и пустынным…»

Но, возвращаясь вновь, по поздним и пустынным,Широким улицам в свой одинокий дом,Я предаюсь мечтам, как путь мой, ровным, длинным,Безбрежным, правильным… Я думаю о всем.Я создаю роман во вкусе Вальтер-СкоттаИль констатирую, что было в этом дне,Иль вспоминаю кисть то Мемлинга, то ДжоттоИ нахожу в них дух, родной и близкий мне.Но чаще мысль моя уходит в глубь загадки:Зачем, когда наш мир прекрасен и велик,Мы так трусливы, злы, так мелочны и гадки,Зачем повсюду шум, повсюду тупость, крик?

Чего они хотят? Урвать в свое мгновеньеАплодисмент, покой иль даже, даже чин!Какой фантом, мираж – исканье наслажденья!Иль их теории – причины всех причин…И часта я хочу внушить себе терпимость:Всё то, что в мире есть – всё создано Творцом.И предо мной встает Всего Необходимость,Вся стройность Космоса, в котором мы живем.

Творец… Творец… Творец… Но разве не насмешкаПред Целью Общею все цели нас, людей?Вся наша суета с сознанием – ты пешкаУж в предначертанном стремлении вещей?И часто мыслю я, что если бы задачуМне задал кто-нибудь – изобразить Творца –Что б я нарисовал? Я не смеюсь, не плачу,Я понимаю всё под знаком – нет конца,Так вот я, умница, что я бы по дорогамПоставить мог взамен часовенек Христа?Я отвечаю – Бог рисуется мне БогомЖестоким и большим, как неба пустота.И если б я хотел молиться, быть послушным,Я б создал идола, обжорливым, тупым,Я сделал бы его огромным, равнодушным,Ужасно-правильным, холодным и слепым.Я создал бы его в лучах надменной славы,Он был бы с волею, но был бы горд и мертв…Да, дикари, они, конечно, были правы:Не Кветцалкотль ли он, живущий кровью жертв?Я строил бы ему простые теокали,Квадраты тяжкие, где мы бы, не любя,Но деловитые, без гнева, без печали,Давали б идолу, как должное, себя.

VIII. «Да, это было так: глухой бульвар, окрайна…»

Да, это было так: глухой бульвар, окрайна.Я ночью шел… Зачем? Я шел любить, мечтать,Я почему-то был совсем необычайноИ странно ласковым, готовым всё обнять.По мокрой улице мелькали беспрестанноОбличья темные, спеша, спеша, спеша…Отдельный огонек горел под крышей странно,Как одинокая и умная душа…Чуть-чуть шел мелкий дождь и мне казалась зыбкойБульвара глубина, темнеющая там,И молча я слагал с застывшею улыбкойСонеты призракам, бредущим по ночам.Ах, эти призраки! И мне казалось – каждыйНесчастен был и слаб, и бесконечно мал,Затерян в темноте и был охвачен жаждой,Чтоб кто-нибудь его ласкал бы, разгадал…Зачем в такую ночь они еще бродили?Ведь город каменный, неведомый, большой!..И было больно мне, что все они скользили,Скрывались, шмыгали, сливались с темнотой…

И вдруг я увидал – недвижная застылаКак будто женщина… далеко… на скамье…Я ближе подошел. Да, женщина. ЗакрылаОна платком лицо… Спала, казалось мне.Я рядом сел и ждал: она не шелохнулась…И стал меня страшить недвижный силуэт…Что с ней случилося? Зачем она согнуласьК коленям головой? Она жива иль нет?Быть может, это мать; она в глубоком горе;Ребенок умер, сын, прелестное дитя;Окаменевшая в отчаянном укоре,Она не чувствует ни ночи, ни дождя.Иль это нищая? Иль это… Или это…Не умерла ль она на улице одна?!

Я с криком сжал плечо и руку силуэта…И голову свою приподняла она.

Ужасно дряхлая, безбровая старуха,Безжизненно-тупа, глядела в темноту,

Большими складками свисали щеки сухо,Уж затемненные в густую желтизну.Губами тонкими не мне она шепталаНеобъяснимое… И побрела во тьму…Согнувшись, медленно… И вот уже пропала…

Я плакал, я дрожал… не знаю почему…

IX. «А иногда в тиши, когда всё странно-строго…»

А иногда в тиши, когда всё странно-строго,В душе, как призраки, медлительно растутДогадка страшная и страшная тревога –Все притворяются, что жизнь есть только труд?

Вглядитесь в них, в людей!В них брезжит смутно, где-то,Сиянье странных грез, невысказанных снов,Есть поиски иль грусть какого-то ответаНа что-то, что лежит в подвалах их умов!

Мы лгать обречены! Но в серой мгле пороков,Как лава под землей, как дремлющий экстаз,Есть ожидание растерзанных пророков,Застывших бледных лиц и молча страстных глаз.Вдруг будет день – Канун. Мечта, что создаваласьТысячелетьями, вдруг станет всем близка…О, если бы она когда-нибудь прорвалась,Пан-человечества бездонная тоска!

Начнется шепот губ по темным закоулкамИ будет всё расти, повсюду проникатьИ станет наконец всеобщим, страшным, гулким,Но где-то в глубине, не смея закричать…Смятутся книжники, встрепещут лжи авгуры,Появятся слова, слова, как меч, как суд,Их скажет кто-нибудь, и все посмотрят хмуроИ сразу замолчат. Ведь все чего-то ждут.Железный лязг замков заполнит ночь тревожно,Угрюмо все начнут запоры починять;Раздастся шум иль крик, все шепчут: это ложно!Безумцы явятся.Их будут убивать.

Все станут хитрыми, все будут сторониться,Глядеть из-под бровей, грозить кому-то в высь,И вот реченное от древних книг свершится –Внезапный, острый вопль раздастся: Бог, явись!

Он будет диким, крик! Вберет он стоны «Хлеба»И стоны «Истины» и будет страшно прост,И он порвет, как холст, лазоревое небо,Раздвинет облака и долетит до звезд…

И се в ответ ему, как медный глас страданий,Ударят языки восторженных церквей,Заговорят века печальных ожиданий,Заплачут женщины и обоймут детей.В прекрасных мантиях, с подъятыми крестами,Герольды горожан на площадь созовут,Пройдут процессии с зажженными свечами,Первосвященники в их голове пойдут!Там будут девушки в одеждах белоснежных,Там дети будут петь старинные псалмы,И гимны плачущих, и радостных, и нежныхРастрогают сердца привыкших к рабству тьмы.Et erit Veritas.Исчезнет мертвый, странный,Прозрачный, страшный мир, который мой удел,И встанет зрячее в безумии ОсанныВсё человечество, нашедшее предел!

Но этого… не будет никогда!..

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ