из нее отливай. Ощущение, что вообще не спала. Сначала очень много думала, потом сама с собой разговаривала, и вот — будильник.
Хотя как раз сегодня стоило как следует отоспаться. День икс настал. Нужно быть в форме, а я…
Это всё Курт-чертов-НеКобейн виноват!
«Хочу снова увидеть фурию».
«Такая ты с питоном на шее была, ррр».
«Взгляд у тебя — убийственный! Я убит».
Ну вот разве можно такое говорить той, с которой у тебя товарно-денежные отношения? Шепотом. На ушко. Тет-а-тет.
А потом жрать, как голодное дитя Африки, не произнося ни звука. Будто и не шептал.
Разбросать свои вещи, потрепать по щеке и свалить в закат. А я пол ночи вертись.
Звучит повторный сигнал будильника, и я нехотя все же встаю. Плетусь в ванную, оттуда с мокрой головой на кухню. Ставлю чайник, открываю холодильник. Глаза мозолит сковородка с жареной картошкой, голод тут же сменяется подташниванием.
От воспоминаний. От осознания. Господи, сегодня тот самый день.
Захлопываю дверцу, опускаюсь на стул, который вчера занимал мой псевдо-парень. Который ведёт себя не как псевдо. Периодически.
Чертов ребус.
А мне потом не спать.
Заливаю пару ложек растворимого кофе водой, две ложки сахара, нет, лучше три, размешиваю. Берусь за косметичку и пока мой завтрак, состоящий из порции кофеина, остывает, привожу лицо в должный вид. Ничего сверхъестественного: немного карандаша для глаз, тушь, замазать синяки под глазами «слоновой костью».
Прочесываю мокрые пряди пальцами, немного встряхивая. Конечно, лучше, если они сами высохнут, но такой роскоши по утрам я себе позволить не могу.
Делаю несколько глотков кофе, морщусь от горечи на языке. И почему я упорно вливаю в себя эту гадость, веря, что она поможет взбодриться? Мысленно составляю план сегодняшнего утра: забежать на работу, пробежаться по кураторам, раздать договоры и зачетки; прибежать обратно, встретить родителей. Самая простая часть дня.
«У меня даже привстал, если честно».
Фу. Пошлость какая. Зачем он вообще это мне сказал???
Сказал — посмотрел — подмигнул. Может это не на меня, а на Яшу? Адреналин скакнул, кое-что тоже… скакнуло. Нет. Фу. Мерзость. И так всю ночь из-за этого крутилась. А он сказал и сказал. И забыл.
Делаю очередной глоток кофе и встаю. Выливаю остатки в раковину, споласкиваю чашку.
«Всегда знал, что в тихом омуте…»
Да ни черта он обо мне не знает! Нет никакого омута. Только я. Просто ему этот образ не интересен, вот и додумывает себе, чтоб скучно не было. Он же говорил, как важно получать удовольствие от работы. Думает, спровоцирует меня…
Иду в ванну, включаю фен. Отпускаю голову вниз и начинаю просушивать затылочную часть — она всегда сохнет дольше.
«Картоха у тебя — высший класс».
С набитым ртом пошлости не выговорить было, очевидно. Или жареные углеводы так ему мозг поплавили, обо всем забыл, кроме насущного. А я и пары вилок в себя засунуть не смогла, так и стояла та картошка посреди горла вместе с его словами.
Вот зачем, а?
Перехожу феном на переднюю часть волос, голова уже начинает кружиться, так долго я держу ее вниз. Но иначе волосы не просушишь, не лягут. Сквозь шум выдуваемого воздуха слышу странный перезвон.
Погруженная в свои мысли, не сразу соображаю, откуда он. Выключаю фен, разгибаюсь. Дверной звонок. Вот черт.
Вова так рано припёрся? Так рьяно выполняет свою работу! А я тут все ещё в пижаме с кактусами, блин.
Быстро проглаживаю рукой стоящие стогом сена волосы после сушки феном и вылетаю из ванной.
Прикладываюсь к дверному глазку.
Черт, черт, черт.
Это не Вова. Это гораздо хуже.
Дёргаю дверь на себя, расплываюсь в искусственной улыбке.
— Как вы рано! — восклицаю, как мне кажется, радостно.
— Чего так долго открываешь, дрыхните ещё? — затаскивая две огромные сумки, спрашивает мама вместо приветствия.
— Да нет. Я просто волосы сушила, а Вова…
О, Господи! Вова! Вовы же нет!!! Как чувствовала, что не надо было вчера ему вообще уезжать. Как же я ступила! Что делать, что делать?!
— Вова ещё спит да, тшш, не будите его, он работал допоздна, — под бешено колотящееся сердце выдумываю я.
— Привет, дочь! — радостно восклицает папа, входя следом за мамой ещё с двумя сумками. — Буди своего ухажёра, там ещё три сумки и поддон в машине.
Кажется, сердце только что провалилось в пятки. По крайней мере, кровь точно отлилась от головы и в ушах только белый шум и чайки. Соображай, Ида, соображай.
— Я сама тебе помогу! Вова лег только несколько часов назад, не будите его. Мы вас так рано не ждали, — улыбка стянула щеки, зубы заветрились, никогда так притворно не растягивала губы.
— Да сиди ты, — отмахивается мама. — Сами сходим, — окидывает мою пижаму классическим назидательным взглядом и поворачивается к папе. — Пошли, Юр.
Они выходят, я прикрываю дверь и тут же несусь в свою комнату. Сметаю постельное белье с дивана, свои вещи со стула и телефон. Забрасываю все в комнату Ангелинки, попутно набирая Вову.
Тот отвечает чуть ли не с тысячного гудка. Мое сердце отбило дробь в сотни раз уж точно.
— Родители. Приехали! — на грани истерики ору ему в трубку.
— А сколько время, — охрипшим ото сна голосом тянет он.
— Полвосьмого! — все ещё кричу я. — Они раньше заявились, я сказала, что ты спишь, что делать??? — расхаживаю по комнате Ангелинки, пытаясь стянуть с себя пижамные шорты и влезть в джинсы.
Выходит отвратительно, я путаюсь в штанине и валюсь на кровать. Волосы залезают в рот, я отфыркиваюсь, в этот момент слышу, как открывается входная дверь.
— Пфхрууу, — выходит из Вовы нечленораздельное.
— Когда ты сможешь приехать? — шепчу в трубку, полная отчаяния.
— Минут сорок, — все так же хрипит Курт. Хоть сейчас его на сцену и микрофон в руки.
— Жопа, — я выдыхаю и кладу трубку.
Мне ни в жизнь не провернуть