Стон донёсся до её слуха, и она увидела одного из тяжелораненых. Человек мучился, весь оплавленный огнём, и корчился, вытягивая руки вверх из грязи.
— Это я-а-а… — простонала Гидра в ужасе и упала рядом на колени, стиснув кулаки и своего рта. Она не могла оторвать глаз от ужасного зрелища и умирала вместе с несчастным. Его страшная боль сдавила ей горло.
До ушей долетали крики. Одни звали других; солдаты обменивались распоряжениями; и даже посреди воцарившегося хаоса часть отправилась ловить лошадей, часть — тушить пожар, а часть — вызволять раненых из-под деревьев и из укрытий, подсчитывая мёртвых.
Мученик испустил дух на глазах у Гидры, и она разрыдалась, скорчившись рядом с ним.
— Диатрисса! — слышала она громкий зов. — Диатрисса?!
Но она не могла отозваться. Ослеплённая своей виной, поражённая проклятой силой своего намерения, умирающая от боли, которую причинила стольким людям вокруг, она сжалась в комочек рядом с погибшим в огне солдатом и плакала, кусая свои губы в кровь.
Как в тумане она помнила, что кто-то из рыцарей забрал её из лощины в густую поросль монстер. Весь лагерь сместился вбок, и после продолжительной возни для погибших была выкопана братская могила, а для раненых — сооружены лежанки. Обожжённые, невзирая на всю свою выдержку, жутко выли и стенали.
Этот звук был таким невыносимым, что к горлу подкатила тошнота.
«Это ты виновата», — напоминала себе Гидра, прячась в зарослях монстер от страшного зрелища. — «Не смей отводить глаза. Это твоя злоба, что с детства распирает череп, нашла отклик у бешеного Мордепала, убила столько людей и заставила десятки мучиться, как в преисподней».
Её раз за разом отводили в сторону то сэр Арбальд, то Манникс. И она вновь и вновь оказывалась там, где был диатрин Энгель. Он прижимал мокрые листы монстер к ожогам на спине и шее; от длинной гривы остались лишь торчащие в разные стороны пряди короче плеч. Он постоянно говорил с советниками о том, что теперь делать.
— Вильяс доложил, что теперь по меньшей мере два десятка человек полностью немобильны, — бормотал сэр Ричард, лёжа на листьях: его тоже задело огнём, спалив ему бороду и плечо. — Включая, видимо, и меня. Уходите без нас.
— Я не оставлю вас без должной защиты от зверей и случайных дезертиров, — хрипло отвечал Энгель.
— И это правильно, но в таком случае нас отсюда уйдёт от силы сотня, — отзывался сэр Котто.
Слушая их разговоры, Гидра пробудилась от болезненной тоски. Она сделала к ним несколько шагов по лесному перегною и сказала сломанным голосом:
— Сотни хватит. Мордепал полетит за нами.
Они подняли на неё тяжёлые взгляды. Сэр Арбальд, весь красный от натуги — он помогал таскать раненых пятью минутами ранее — поглядел на неё, закипая от ярости. Но Гидра отрешённо повторила:
— Мордепал полетит за нами.
И сморгнула слёзы с рыжих глаз. Она видела: они не понимают её. Даже Энгель.
— Манникс, позаботься о диатриссе, — весь перепачканный в саже, тихо молвил он.
— Я знаю, как сделать, чтобы он послушался! — настаивала Гидра. Но её голос совсем сел и сломался. Когда перед ней встал глава разведки с тёмным взглядом и непреклонным лицом, она сдалась. И молча позволила ему отвести себя в сторону от остальных, где были привязаны взволнованные кони и двое дозорных перекладывали ящики с припасами.
Там она села у зарослей плюмерии, снова и снова воскрешая в памяти насмешливый возглас Мордепала.
«Я и правда говорила с ним», — думала она отрешённо. — «Я говорила, не зная об этом. А он слышал меня».
Эта мысль так и эдак звучала в её голове, отдаваясь эхом стонущих раненых.
«Если бы Энгель не закрыл меня собой, я сейчас была бы одной из тех несчастных».
Сердце её сжалось.
«Он не раздумывал и накрыл меня собой».
Долго она усидеть не смогла и вновь поднялась на ноги, чтобы найти диатрина. Когда лагерь был переорганизован, тот нашёл время, чтобы сравнять передние пряди с обгоревшими с помощью своего кинжала. Теперь он тоже отдыхал, держа мокрые листья на обожжённых локтях и предплечьях. И его белый взгляд, полный тревоги, плутал по разорённой лощине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Диатрин, — тихо позвала его Гидра. Ночь была необычайно тёмной: кажется, солдаты избегали зажигать факела.
Энгель бессонным взглядом поймал её и тут же заговорил ровно, будто пытаясь угомонить лошадь:
— Диатрисса, вы в порядке? Не волнуйтесь. Мы скоро покинем это место. Возможно, здесь и правда его гнездовье — оставаться здесь всем отрядом слишком опасно. Ещё до рассвета мы дойдём до Россы…
Гидра решительно приблизилась, не смея смотреть на красные разводы ожогов, что виднелись из-под листьев на его руках.
— Я в своём уме, — сказала она тихо и для подтверждения своих слов слабо улыбнулась. — Не бойтесь за мой разум.
Его лицо не изменилось — было похоже, что он ей не поверил.
— Я не впервые оказываюсь в такой бойне, — напомнила Гидра. — Но впервые я понимаю, что…
«А теперь сложное».
— …что я могу на это повлиять.
По уставшему и неизменно неподвижному лицу Энгеля было видно, что он не воспринимает её слова. Это всё звучало как безумство помешавшейся девицы.
— Диатрин, я клянусь, что это правда. Теперь я поняла, — проговорила Гидра и села рядом на траву. — Мы можем отправляться на остров Дорг, и он полетит за нами, вот увидите.
Энгель покачал головой. Тянущая, неутихающая боль мучила его, и он смотрел прямо перед собой, размеренно дыша.
— Конечно, диатрисса, — произнёс он, соглашаясь с её словами так, будто это были выдумки непоседливого ребёнка. — Так и будет. Всё будет, как надо.
«Вина в его глазах не меньше, чем в моих», — поняла Гидра. — «Он стыдится того, что уговаривал меня пойти к этому чудовищу. А я стыжусь того, что стала причиной его нападения. Но я не могу это объяснить, не возвращаясь к колдовству».
Она вздохнула и сгорбилась, положив подбородок на свои колени.
— Будем на Дорге завтра вечером, если корабль цел, — продолжал Энгель негромко, будто сам с собой. — Там нам дракон не понадобится. Там будут столичные войска, солдаты Мадреяров и весь гарнизон Рааля. И мы велим выслать сюда раальских целителей и дюжину подвод для всех раненых…
«Может, это и хорошо, что они мне не верят», — подумала Гидра. — «Иначе бы меня заслуженно линчевали».
Но, посмотрев на принца с тоской, она вновь ощутила укол совести в душе.
— Простите, диатрин, — прошептала она с чувством. Видеть его таким молчаливым и погружённым в себя было невыносимо после случившегося.
— Всё нормально, — так же тихо ответил он.
«Нет, не за ругань прости, а за то, что ты закрыл меня собой от Мордепала, который прилетел по моему зову», — говорила глазами Гидра. — «И за то, что я не верила, что ты это сделаешь. И за то, что я погубила столько твоих солдат. Но я возмещу это, я сделаю стократно больше, чем могла бы, и я ничего не пожалею».
Сила, решимость и странная ясность наполнили все её мышцы. Перед глазами встало лицо отца.
«И ты поплатишься», — подумала она, представляя его насмешливую ухмылку. — «Ты посмотришь, каково это — играть с настоящими драконами, а не с выращенными на флейте собачками. И где будет твоя храбрость, когда ты увидишь след из мёртвых, оставленный им?»
Когда полк Энгеля разделился, и меньшая его часть отправилась добираться к реке, Гидра шла впереди недалеко от диатрина. Она отказалась от коня и беспрестанно думала, глядя в небо. Неожиданная сила и уверенность вели её быстрее уставших солдат.
Теперь она была единственной, кто смотрел вперёд с решимостью и готовностью бороться. Косясь на неё, рыцари, ступая обожжёнными ступнями, двигались быстрее — чтобы не уступать хрупкой и болезной на вид диатриссе.
— Моргемона всё помирала… — бормотал кто-то из рядовых неподалёку. — А теперь, глядите… её мощи всех переживут.
«И это правда!» — думала Гидра. — «Во мне столько сил, будто выросли крылья. Я знаю, что делать, и буду это делать, даже если всё руководство принцевой армии сейчас в упадке и растерянности».