На выручку злосчастному коту никто не спешил. Только любопытная сойка, сидевшая на рябиновом кусте, язвительно прострекотала:
– Не за хвост, злыдня, надо было, а аккурат на пару вершков пониже. Сразу бы морду наел и перестал по ночам завывать. А слетаю я лучше к старой Ярине и внесу малюсенькую корректировочку координат.
Сорвавшись с ветки, она унеслась прочь радужным всполохом. Так закончилась вольная жизнь Кота-Баюна и его безалаберного семейства.
Джинн Омар снова отсиживался в кустах орешника, прикладывая медяк к огромной шишке, гордо возвышающейся на лбу. Арабская нечисть горестно причитала:
– При Сулеймане ибн Дауде осмелившегося поднять на честного мужа свои грязные лапы, был бы превращён в навоз дикой ослицы и подвергнут общественному осквернению. Клянусь огненным чревом и левой пяткой достойнейшего из царей, я с ней разведусь! Всего-то нужно трижды сказать: «Развожусь! Развожусь! Развожусь!», а затем можно смачно плюнуть ей на макушку. Да переползут волосы с её нечестивой головы на пятки.
Воровато оглянувшись по сторонам, Омар достал из-за пазухи небольшую бутыль, заткнутую кукурузным початком, и, коротко выдохнув, припал к запрещённому источнику. Сладко чмокая губами, он потягивал белёсую мутную жидкость с резким запахом. Когда уровень пойла в ёмкости упал примерно до половины, неверный потомок ифритов крякнул и смачно занюхал рукавом застиранной рубахи. Спрятав сосуд греха обратно подальше от людских глаз, захмелевший джинн расхрабрился. Горделиво подбоченясь, мрачно заявил, глядя в никуда:
– А теперь мы идём по бабам! Нас к ужину не ждать! Если будет срочный вызов во дворец Кощея, присылай гонца!
Нелепо подпрыгивая, он несколько раз тщетно попытался взлететь, но то ли самогон был не той системы, то ли джинн переоценил свои скромные возможности. Однако бабскому ходоку удалось только громко шлёпнуться наземь, где он и засопел, подложив под голову кулак, а второй рукой пытаясь нащупать несуществующее одеяло.
Уже совсем стемнело, когда всполошившаяся Ирина отправилась на поиски безголового мужа, с которым днём крупно поругалась. Омар снова пытался приставать к кикиморе Маришке, не заметив, что супруга уже вернулась от тётки Авдотьи с увесистым кувшином сливок в руках. Увидев, что супруг снова поёт песни «Луноликой Пери», и всё просит у неё «дать его жаждущим губам прикоснуться к плоду граната», разошлась не на шутку.
Занавесив пару крохотных оконец, женщина зажгла восковую свечу и прилепила её рядом с маленьким оловянным зеркальцем. Тихо зашелестев тканью, сарафан лесной гадюкой обвился вокруг её ног. Сдёрнутая крепкими руками рубашка отправилась на печку. Оставшись в чём мать родила, Рина придирчиво оглядела себя.
– У, нехристь заморская! – пробурчала капризным голосом, покачав на ладонях тяжёлые полушария грудей, продолжила. – Гранаты ему продавай, тут такие дыньки пропадают!
Затем огладила себя по широким бокам и принялась натираться купленной тайком у Шалассы настойкой:
– Почитай уже год, как мужняя жена, а детей ещё нету. Я тебе покажу, как уклоняться от мужчинских-то обязанностей!
Бедная женщина и не знала о дьявольском характере зелья, купленного из-под полы. Решив, что кашу маслом не испортишь, она набулькала маслянистой жидкости в сложенную ковшиком ладонь и от души растёрла по упругому животу и бёдрам, затем, подумав ещё немного, вновь набрала эликсира, но на этот раз он последовал в то заветное местечко, которое начинает громко пищать, когда ему очень хочется. Напоследок удобрив и «замечательные дыньки». Она и не заметила, что использовала коварное зелье до последней капельки.
Женщина выудила из стоящего в углу сундука чистую льняную рубаху, пересыпанную сушёной ромашкой и лавандой, и попыталась расчесать костяным гребнем буйную поросль над Вратами Наслаждения. Жёсткие курчавые волосы, завивающиеся тугими колечками, поддаваться не собирались. Сплюнув с досады, она оставила тщетные попытки сделать модный ныне начёс, как советовал приобретённый у той же ведьмы журнал распутной заморской девы Кабаре де Путанье.
«Чтоб её родимчик схватил с таким именем! Ишь, какие мужики пошли: без причёски у них не заводится агрегат»! – набросив поверх рубахи расшитый лазоревыми шелками сарафан и натянув модную душегрейку, на поле которой болталась бумажка с чудными письменами «Гуццы», первейшая деревенская красавица была готова к поискам проштрафившегося супруга.
Козловые полусапожки уверенно несли свою хозяйку по деревенской улице, крепко вбивая острые каблучки в плотный суглинок. Зная, что её необрезанный донжуан любит промочить горло в тихом местечке шайтан-водой, она принялась методично обходить излюбленные закутки Омара. А тем временем колдовской эликсир приступил к своему чёрному делу: щёки молодой женщины раскраснелись как после корца ставленого мёда.
Кровь бурлила как весеннее половодье уже через несколько мгновений, и тонкая ткань уже начинала вызывать неприятные ощущения, прикасаясь к особо чувствительным участкам.
Вскоре пропажа обнаружилась: на выгоне за общественным малинником, пуская в пыль тягучие ниточки слюны, сладко посапывал заморский джигит из рода джиннов. На земле вокруг него валялось несколько горстей издохших от крепкого амбре мух. Из торчавшего кверху острого уха курился лёгкий лиловатый дымок – неизменный спутник потребления шайтан-воды.
Ирина и сама не заметила, что в её наряде появились некоторые изменения: в воздухе начал разливаться лёгкий запах горелой ткани. Те самые дыньки своими выпирающими носиками прожгли в льняной рубахе и шёлковом сарафане две аккуратные дырочки размером с пятак, и теперь кокетливо оттуда выглядывали. Подбежав к мужу, деревенская коммерсантка ткнула его носком башмачка под рёбра и, схватив за плечо, заверещала в острое ухо:
– Опять зенки с самого утра залил, храпоидол? – затем она принялась энергично тормошить своего джина, таскать за нос и дёргать за медную серьгу.
Когда блаженное забытьё всё же покинуло затуманенное сознание, и непутёвый внук знаменитого джинна таки вернулся из Райских Кущ на бренную землю, его нос по цвету стал напоминать хорошо созревший болгарский перец, а также несколько подраспух.
Увидев над собой разгорячённую супругу, мужчина тоненько заверещал и попытался отползти в сторону. Маленьким глазкам предстала страшнейшая из картин: над ним склонилась пикельная дева, чем-то отдалённо смахивающая на его обычно тихую жену. Растрёпанные волосы вились вокруг головы не хуже змей Медузы Горгоны, а её налитая подземным огнём грудь принялась пробиваться через тлеющую одежду. Скосив взгляд пониже, джинн с удивлением узрел огнедышащую пещеру, вокруг которой болталось несколько чудом уцелевших лоскутов обугленной ткани. Эта пикельная дева уже заносила ногу, чтобы побыстрее оседлать незадачливого джигита. На лбу Омара ибн Хаттаба выступили крупные капли пота, побежавшие весёлым ручейком по лысой голове.
– О, великий и милосердный повелитель всех джиннов! Сжалься над ничтожнейшим рабом твоим, отврати от меня это ужасающее бедствие. Я жить ещё хочу! – заверещал он, стуча кулачищами по пыльной земле.
Тем временем полуобнажённая женщина, на которой остался лишь обрывок рубашки, твёрдой рукой шарила по животу мужа в поисках завязок от шаровар. Плотная ткань мужской одежды от близости раскалённых телес тоже задымилась и начала тихонько потрескивать.
Разгорячённая наездница, так и не найдя искомую верёвочку, рванула ткань на себя, выпуская на волю бледного дрожащего жеребца. Нимало не смущаясь тем, что зверюга находится в откровенно нерабочем состоянии, она всё же оседлала его. Джинн взвыл так, словно мусульманский муфтий над ним три месяца читал молитвы. В воздухе аппетитно запахло поджаривающимися сосисками. Босые пятки любителя наслаждений судорожно скребли пыльную землю, а руки тщетно пытались оторвать от себя вцепившуюся как голодный клещ жену.
Утолив первый порыв страсти, Ирина соскользнула с находящегося в полном беспамятстве тела мужа. Немножко полежав на земле, она ощутила всё более и более усилившийся голод. В воздухе разливался такой упоительный аромат жареного мяса, что дамочка решила во что бы то ни стало найти источник соблазнительного благоухания. Повертев головой по сторонам и принюхавшись, а то в глазах было как-то темновато и немного двоилось, женщина заметила, что у супруга на животе лежит полкруга восхитительно поджаренной домашней колбасы, да ещё и, судя по внешнему виду, с хрустящей корочкой. Через пару минут окрестности огласил громкий вопль.