Читать интересную книгу Ждать ли добрых вестей? - Кейт Аткинсон

IV

ПОСЛЕ ЗАВТРА

Джексон восставший

Когда он проснулся, на тумбочке стоял завтрак, на вид несъедобный. Ему снилась Луиза, — по крайней мере, это походило на сон. Или она здесь была? Кто-то его навестил, но Джексон не знал кто. Не девочка — девочка была здесь всякий раз, когда он открывал глаза, — сидела у постели, глядела на него.

Во сне он раскрыл сердце и впустил Луизу. От этого сна ему не по себе. Тессы в мире снов не было, будто и в жизни его она не появлялась. Железнодорожная катастрофа разломила его мир — землю сотрясло, побежала трещина, и теперь между ним и его жизнью с Тессой — невозможная пропасть. Новая жена, новые времена. Он сделал Тессе предложение в тот день, когда Луиза написала, что выходит замуж, и ему в голову не приходило, что между этими событиями есть связь. Правда, он всегда неважно анатомировал собственное поведение. (А вот женщины видели его насквозь.)

Может, Тесса дозванивается ему? Беспокоится? Вообще она спокойная. Это Джексон вечно дергается.

Конечно, Тесса не садилась на поезд в Норталлертоне. Она в Америке, в Вашингтоне, на какой-то конференции. «Вернусь в понедельник», — сказала она, собираясь уезжать. «Я тебя встречу», — ответил Джексон. Он и сейчас видел, как утром в среду (или когда? его отношения со временем расстроились окончательно) они стояли в шкафу, который она называла кухней, в крошечной квартирке в Ковент-Гардене (ее квартирке, куда он переехал). Она пила чай, он пил кофе. Он недавно купил кофемашину, большое и блестящее красное чудовище, которое, судя по виду, могло бы обеспечить электричеством небольшую фабрику периода промышленной революции. Кофе — единственное, что Тессе не удавалось.

— Господи боже, я живу в Ковент-Гардене, — смеялась она. — Тут куда ни плюнь кто-нибудь пытается чашку кофе тебе всучить.

Кофемашина заняла полкухни.

— Прости, — сказал Джексон, когда ее установил. — Не сообразил, что она такая огромная. — Имея в виду, что не догадывался, как мала кухня.

Они говорили о том, чтобы переехать куда-нибудь, где места побольше, а пейзаж вокруг не такой городской, и поглядывали на Чилтернские холмы. Джексон от себя такого не ожидал — и тем не менее планировал поселиться в ближних графствах и ездить в Лондон оттуда. Вот что делает любовь хорошей женщины — выворачивает тебя наизнанку, и ты становишься другим, которого еле узнаешь, словно всю дорогу был двусторонним, только не догадывался. Чилтернские холмы оказались роскошны, даже твердь Джексоновой северной души слегка подтаяла при виде этих зеленых перекатистых просторов. «Край Э. М. Форстера»,[121] — сказала Тесса. Начитанна она невероятно — таковы преимущества дорогого и всестороннего образования («Школа Святого Павла для девочек, потом Кибл-колледж»). Может, Джексону еще не поздно начать читать романы?

Женщина из полиции, вовсе не мутная.

— У вас есть телефон жены? — Она сочувственно ему улыбнулась. — Вы его помните?

— Нет, — сказал он.

В голове ответ был длиннее — про то, что не надо звонить Тессе, не надо ее пугать, выдергивать из Штатов раньше времени, нет нужды, он же больше не мертвый, но Джексон справился только со словом «нет».

Это не значит, что он не хочет ее видеть. Он попробовал представить ее лицо, но получилось только размытое пятно в форме Тессы. Он попытался сосредоточиться на последней их встрече в кухне, где Тесса допила чашку, сполоснула, поставила в сушилку (она очень аккуратная, все доводит до конца). Ее волосы забраны наверх, ни макияжа, ни украшений, только часы («туристический режим»), черные брюки, бежевый свитер. Когда Джексон ее обнял, свитер на ощупь оказался очень мягкий. Свитер Джексон помнил лучше, чем Тессу.

Потом она его поцеловала и сказала: «Мне пора в аэропорт. Ты уж, пожалуйста, скучай». Он хотел подвезти ее до Хитроу, но она отказалась: «Да ерунда, на подземке до Паддингтона, а потом на экспресс до Хитроу». Он не хотел, чтоб она ехала подземкой, он вообще не хотел, чтобы люди там ездили. Пожары, несчастные случаи, смертники, полицейские снайперы и психи, которые столкнут тебя под поезд, внезапно пихнув в спину; метро — плодородная почва для катастроф. Он раньше об этом не задумывался, за плечами пара войн и целая жизнь страшных событий, но где-то посреди одинокого шоссе он миновал точку равновесия — прожито больше, чем осталось, — и вдруг стал бояться случайных ужасов мира. А железнодорожная катастрофа — совершенное подтверждение его правоты.

— Вы обязательно скоро вспомните, — сказала женщина из полиции. — Вам, наверное, лучше не волноваться — быстрее выздоровеете.

— Я когда-то был полицейским, — сказал Джексон.

Он считал необходимым сообщать об этом всякий раз, когда упирался в очередной тупик экзистенциального лабиринта. Может, личность его и под вопросом, но в том, что он когда-то был полицейским, Джексон уверен.

Маловероятно, что вести о катастрофе доберутся до Тессы в Вашингтоне, — чтобы событие в Европе просочилось в американское сознание, должно произойти нечто взаправду серьезное. В худшем случае она послала ему SMS и недоумевает, почему он не ответил, но она не станет тотчас делать вывод, что он вляпался в неприятности, — в отличие от его первой жены Джози. Его первой жены — ты подумай, как странно звучит. Тем более, замужем за Джексоном, она считала, что это забавно — представляться таким образом. Привет, я первая жена Джексона.

Конечно, Тесса и не догадывается, что он был в поезде, не догадывается, что его нет в Лондоне, потому что он не докладывал, не сказал: «Между прочим, ты поедешь в аэропорт, а я смотаюсь на север повидать сына». А не сказал он потому, что вообще не говорил ей про Натана. Многовато грехов и недомолвок в таком свежем браке, где секретов вообще быть не должно. И понятно, даже если б она знала, что он в поезде до Кингз-Кросс, это было бы не важно: его не было в этом поезде. Вы едете не туда. Башка трещит. Если слишком много думать, Джексон станет очень скучным.

Со дня знакомства они почти не расставались. Само собой, она каждый день ходила на работу, но в обеденный перерыв они часто встречались в Британском музее. После иногда бродили по залам, и Тесса рассказывала ему о выставках. Она была куратором: «В основном Ассирия», — сказала она при знакомстве. «Ну, для меня-то это все китайская грамота», — вяло пошутил Джексон. Словно волк на овец устремился Ассур.[122] Даже ее экскурсии по ассирийскому куску экспозиции Джексона особо не просветили. Наверняка есть слово получше, чем «кусок». «Отдел», наверное? «Ассирийский отдел» — нет, плохо, звучит как бюрократическая ниша в аду.

Невзирая на тщательно сформулированные разъяснения Тессы, про Ассирию он по-прежнему толком не понимал — ни «где», ни «что», ни «когда». Вроде бы она как-то связана с Вавилоном. При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе. Не песня «Бонн М»,[123] а 136-й псалом. Мы вспоминали Сион, вспоминали песнь нашу, ибо как нам петь песнь Господню на земле чужой? Песнь изгнания. Но ведь все мы в изгнании? В сердцах своих? Слезливость одолела? Похоже на то.

Трудно было усваивать новую информацию, потому что мозг замусоривали горы старой и бесполезной. И вот ведь странно: единственное, что осталось со школы, — стихи, хотя тогда он в них, пожалуй, почти и не вникал. Вдоль Ла-Манша, буйным мартом, тащит груз британец валкий, залепивший грязной солью и трубу свою, и тросы.[124]

Он хранил ее фотографию в бумажнике вместе с фотографией Марли, но бумажник пока не нашелся. Джексону хватило бы одной черты — карих глаз с длинными ресницами, красивого прямого носа, изящного уха, — однако нормальный портрет не складывался. Получался Пикассо, а не Вермеер. Надо было изучать Тессу пристальнее, чаще фотографировать, но она стеснялась и, едва замечала объектив, заслоняла лицо рукой и смеялась: «Нет-нет-нет! Я ужасно выгляжу». Она никогда не выглядела ужасно — даже поутру, только проснувшись, она казалась совершенством. Трудно поверить, что из всех мужчин на земле она выбрала его. («Очень трудно», — соглашалась Джози.)

Объективный, искушенный голос говорил Джексону, что его облапошила любовь, еще не закончились пьянящие весенние деньки отношений, когда в саду сплошные розы и цветенье. Любовь, как роза, окровавлена. Нет, не то. Красная. Любовь как роза, роза красная.[125]

— Зелен ты еще, — сказала Джулия. — И суждения твои зелены.

— И что же сей идеал между женщин в тебе нашла? — спросила Джози. — Ну, кроме денег.

— Так сколько же ей лет? — спросила Джулия в нарочитом ужасе.

— Тридцать четыре, — здраво ответил Джексон.