Читать интересную книгу Ждать ли добрых вестей? - Кейт Аткинсон

Всякое разное. Ничего особенного. То-се. Перед Реджи люди увиливают только так.

Она решила лечь на диване. Сейди запрыгнула в кресло, повертелась на нем, пока оно ее не устроило, а потом улеглась с глубоким вздохом, словно исторгала из тела весь прошедший день. На диване, где спала Реджи, оставался слабый отпечаток тела Банджо, но это даже утешало. Денек выдался невероятно трудный. Еще какие тяжелые времена.

Где-то в ночи Сейди пришла к Реджи на диван. Видимо, ей тоже требовалось утешение. Реджи обняла собаку, послушала, как мощно бьется сердце в широкой собачьей груди. Пахла собака в основном собакой. Реджи не замечала прежде, но обычно Сейди пахла духами доктора Траппер. Наверное, доктор Траппер все время с ней обнималась. Если бы с доктором Траппер все было в порядке, она бы позвонила, — может, не с Реджи поговорить, но хотя бы с Сейди (Привет, псина, как там моя красавица?).

Где же доктор Траппер-то? Elle revient.[113] А если нет?

Почему так — почему она шагнула из туфель, вышла из собственной жизни? Столько вопросов, а ответов нет. Кто-то должен выследить доктора Траппер. Ха.

Ad lucem[114]

Джексона скрутило чем-то сильно похожим на одиночество. Хоть бы кто-нибудь знал, что он здесь. Джози, например. (В шторм любая жена — подмога.) Нет, не Джози (Ну что ты на сей раз натворил, Джексон?). Может, Джулия. Она посочувствует (Ой, миленький), но от ее сочувствия ему, пожалуй, не полегчает.

— Сколько времени?

— Шесть часов, — сказала сестра Мутно. («Вообще-то, меня зовут Мэриан».)

— Утра?

— Нет.

— Вечера?

— Да.

Надо было проверить — вдруг есть и другое время дня, где тоже бывает шесть часов. Все сикось-накось — что помешает времени пойти вразнос?

— Можно мне телефон?

— Нет. Хоть умрите, будете отдыхать, — сказала медсестра. Ирландка. Ну правильно — его мать так же разговаривала. — Если вы беспокоитесь за жену, мы наверняка завтра с ней свяжемся. После катастроф всегда путаница, вечно так.

— Я знаю. Я когда-то был полицейским, — сказал Джексон.

— Правда? Тогда делайте что говорят и спите себе дальше.

А когда же придет благодарность? «Я чуть не помер, но мне дарован второй шанс» — такого рода. Полагается же так чувствовать, если чуть не помер? Внезапное исчезновение страха, решение каждый день использовать на полную катушку. Новый Джексон выходит из кокона старого и рождается вновь на остаток жизни. Ничего подобного он не ощущал. Все болело, и он устал как собака.

— Вы так и будете стоять и ждать, пока я засну?

— Да, — сказала сестра Мутно. Сестра Мэриан Мутно.

Он проснулся, когда что-то коснулось щеки — бабочкино крыло или поцелуй. Скорее поцелуй, чем бабочкино крыло.

— Привет, незнакомец, — сказал знакомый голос.

— Мутно, — пробубнил он.

Он открыл глаза — а там она. Ну само собой. Накатила сверхъестественная ясность. Он был не с той женщиной. Он ехал не туда. Вот куда надо было. Вот та женщина.

— Эй, ты, — сказал Джексон, — привет. — Десятилетиями он был нем — и вдруг обрел голос. — Я о тебе думал, — сказал он. — Только сам не понимал.

Глаза ее — черные озера изнеможения. Он и забыл, до чего она красивая. Она приложила палец к его губам:

— Тсс. Достаточно «мутно».

Она засмеялась. Он раньше-то видел, как она смеется?

Внезапно все встало по местам.

— Я тебя люблю, — сказал он.

Fiat Lux[115]

Слава богу, когда она вошла, за столом никто не сидел. Лежала записка от Патрика, прислоненная к вазе с букетом тепличных лилий, которых не было утром. Она ненавидит лилии. Их запах специально выведен, чтоб забивать вонь гниющей плоти — вот почему их тащат на похороны охапками. «Сначала ужинаем у „Лацио“, — говорилось в записке. — Приходи, если успеваешь». «Сначала» — а потом что?

Снова есть и пить с Бриджет и Тимом? От одной этой мысли тошнит. Кроме того, она уже поела. Из больницы заехала в «Макавто» и купила «Счастливый обед» для Нидлеров. Дети больше не едят бургеры в кафе — слишком на виду. Они ели перед телевизором и смотрели «Шрек-3» на DVD. Луиза поклевала картошки. Она уже который день не могла есть мясо, ей плохело, едва она представляла, как засовывает мертвую плоть в свою, живую.

— «Счастливый обед», — сказала Элисон, тонкогубо улыбаясь, — и не улыбка вовсе. — Редкое явление.

— А у вас своего дома нет? — спросила Элисон посреди фильма.

— Ну… — сказала Луиза.

Было понятно, что это неверный ответ.

Она вспомнила, что оставила права Декера в больнице. Хотела же забрать. Они смахивали на улику, только непонятно чего.

Еще бы она не забыла права — она все забыла. Она и себя забыла на миг.

Махнула удостоверением и зашла. Полный допуск. Когда уйдет из полиции, это удостоверение придется вырывать у нее силой. И потом она шла по отделению, набитому жертвами катастрофы, пока не отыскала его.

Он не был мертв, хотя на вид как будто весь переломан. Врач-австралиец сказал, что все не так плохо, как кажется на первый взгляд. Луиза погладила его руку, где растекся черный синяк от капельницы. Врач сказал, что он был «в полном отрубе» (очевидно, медицинский термин), но сейчас получше.

Она сидела и смотрела на него.

Когда собралась уходить, наклонилась и поцеловала его в щеку, а он открыл глаза, точно ждал ее. «Привет, незнакомец», — сказала она, а он сказал: «Я тебя люблю», и она совершенно растерялась, словно вокруг все вдруг затанцевали рил, а потом метнули ее через танцплощадку. Она раздумывала, как правильно ответить на это признание, но тут в палату вернулась медсестра-ирландка и сказала: «Он все спрашивает свою жену, вы не знаете, часом, как нам ее найти, старший детектив-инспектор?» — и чары рассеялись.

Когда Реджи протянула ей открытку из Брюгге и сказала: «Только я не знаю, жив он или умер», Луизино сердце исполнило пугливое сальто, которым встретило бы дурные вести об Арчи. И в эту микросекунду сбоя пришла мысль: будь это Патрик, она бы такого не почувствовала. Она совершила ужасную ошибку, да? Вышла не за того. Нет-нет, за того — просто она сама не та.

— Мы только что его опознали, — сказала медсестра. — Сначала думали, его зовут Эндрю Декер.

— Что?

Как выяснилось, в ночную смену дежурил Сэнди Мэтисон:

— Поменялся, чтоб сходить поглядеть, как дитё в футбол играет.

— На месте железнодорожной катастрофы всплыли права Декера. Очевидно, он в окрестностях — иначе непонятно, как они сюда попали. Пусть кто-нибудь разошлет оповещение по всем участкам.

— Из всех кабаков во всех городах и как там дальше[116] — мало похоже на совпадение, — сказал Сэнди. — Думаешь, он ищет Джоанну Траппер? Хочет закончить, что начал тридцать лет назад? Так только в телесериалах бывает, а в жизни вряд ли.

— Ну, даже если так, ему не повезло, — сказала Луиза. — Она в Англии. Я думаю. Надеюсь.

Потому что если нет — где же она? «Похитили», — сказала девочка. А если правда? Вдруг что-то случилось с Джоанной Траппер? Что-то плохое. Опять. Нет, это Луизу девчонкина паранойя догнала. Джоанна Траппер у своей больной пожилой тети. Финита.

— Маклеллен оставил тебе что-то на столе, — сказал Сэнди. — Документы этого… как там его зовут.

— Нила Траппера?

— Ну вроде.

Прочтя записку, она проверила свой телефон. «Уже едем в театр», — сообщила запись Патрикова голоса. Вот, значит, что «потом». Обаятельные ирландские интонации ее мужа наверняка утешительны, когда он вот-вот разрежет тебя на операционном столе. Мой муж. Слова — точно камни во рту, местоимение и существительное, чужие, не Луизины. Она не уставала поражаться, с какой легкостью Патрик произносил «моя жена». Годы практики, ну еще бы. А другой жене было каково? Той, что заперта в деревянном ящике под землей на кладбище Грейндж? Еще десяток лет — и она скелет. Ее машина разбилась в сочельник — она Невеста омелы.

Он спрашивает свою жену. Джексон не только умудрился перепутаться с психопатом — он еще и жениться успел, сволочь.

«Мы сначала выпьем в баре, — продолжал голос Патрика. — Если не успеешь, мы пойдем, а твой билет оставим в кассе. Увидимся, не перетрудись, люблю тебя». Театр? Никто ни слова не говорил про театр. Правда? Может, они обсуждали театр утром за завтраком, а она уже отключила мозг, потому что Тим обучал их прививать розы? (Используйте лезвие ножа целиком, плохо отрезали — плохо привьется.)

Она глянула на часы — девять тридцать. Необратимо поздно идти в театр. И он ведь не сказал в какой — в «Лицей», в «Королевский»? Очевидно, она должна знать сама. Луиза проверила второе сообщение, присланное вслед за первым. «А после мы пойдем в „Бар Беннета“, заскакивай, если сможешь». Сначала, после, он еще как хочет, чтоб она пришла. «Бар Беннета» — значит, они, наверное, в «Королевском». Она успеет, если постарается.