— Думай, как хочешь.
Мизерис почесал затылок.
— Замысел достаточно безумен. Поэтому, скорее всего, он мой. Мир рушится, а я решил пошатнуть основы Тэллоса. Очень своевременно, не так ли? В моём духе. К тому же у меня есть под это идейная база.
— Интересно узнать, какая.
— Я ненавижу Свет, — сообщил Мизерис. — Всегда ненавидел. Может быть, когда-то он был тем, что поют о нём в гимнах. Но тогда была видимость равновесия, — он ткнул пальцем в панно с радугой. — Видишь, светлый день, тепло, всё цветёт, льётся вода, в которой играют блики света. Это счастье. А ночь? Во всём дворце ты не найдёшь ни одной росписи, ни одной мозаики с ночью. Потому что ночью темно и страшно. Этих картинок полно в Храме тьмы. Они пугают. Так было тогда, когда Свет был добром, а Тьма олицетворяла зло. А теперь? Свет убивает, выжигает, сводит с ума зноем. От его лучей все прячутся. Если день застигнет путника за пределами города, он обречён. А Тьма? Ночь приносит облегчение и покой. Она оживляет людей, зверей, птиц и растения. А спасительная тень, что это, как не заботливая рука Тьмы, спасающая от жестокости Света? Но наша религия по-прежнему считает, что Свет — это добро, а Тьма — это зло. И в головах у людей всё смешалось. Добро убивает, но оно желанно, Зло спасает и защищает, но оно опасно.
— И ты решил разрушить религию?
— Да! — вскричал Мизерис, вскочив с места. — Она устарела. Она сковывает головы и души моих подданных. Она всё расставляет по местам, но это не те места, которые определены Небесным Драконом. Здесь, на Агорисе жизнь изменилась настолько, что идти старыми тропами, значит, идти к гибели. Но они идут! Они ничего не хотят видеть и ничего не хотят менять. Подумай сам! Это ведь так удобно, когда заранее известно, как жить. Всё решается в Поединке Детей Дракона. Победила Тьма, и можно затевать войны, убивать, воровать, списывая всё на волю Небесного Дракона. Сколько раз я слышал, как преступники говорили, что их толкнула на злодеяние Тьма. Но что они знают о Тьме? Или вот, победил Свет. И можно расслабиться, сеять, строить, растить детей. Приходится подавлять тёмные инстинкты, потому что в эпоху Света к злодеям уже не так снисходительны, как в эпоху Тьмы. И прикрыться волей Небесного Дракона уже сложнее. Но почему в эпоху Тьмы мир не погружается в хаос, в кровавую резню? Почему даже в это время люди продолжают жить, строить дома, выращивать сады, пасти скот? Почему рождаются дети? Разве дети — это не вестники Света? И почему в эпоху Света продолжаются раздоры, убийства, стычки, воровство? Праздные вопросы? Пожалуй, потому что Добро и Зло не приходят извне, они не зависят от эпох, они живут в каждом человеке. В том или ином соотношении. Тогда что есть наша религия, как ни попытка уйти от ответственности за свои действия, за свою жизнь? Ведь если Добро и Зло продолжают существовать в Свете и во Тьме, стало быть, Добро не является Светом, как и Зло не является Тьмой. Они всепроникающи и всеобъемлющи. А Свет и Тьма лишь философские категории, две стороны одной монеты.
— И, основываясь на этом, ты хочешь разрушить религию?
— Я хочу вернуться к её истокам и восстановить её первоначальный смысл. Я хочу, чтоб она объясняла суть мироздания, а не нашёптывала жалкие оправдания.
Мизерис тревожно вглядывался в лицо задумавшегося над его словами демона.
— Имеет смысл, — наконец кивнул тот.
Царь вздохнул с облегчением.
— Мне важно, чтоб ты меня понял, — проговорил он, опускаясь обратно в кресло. — Дело в том, что я не уверен в разумности своих умозаключений. Я сумасшедший, и у меня своя логика.
— Могу тебя обрадовать. Или огорчить. Ты не сумасшедший, — сообщил демон. — Ты психопат, причём, по собственной воле. Только и всего. Ты сам устранил все ограничения в своём поведении и творишь первое, что приходит в голову. Но ты не безумец. Нет! Напротив! Ты очень умён.
Мизерис исподлобья взглянул на него.
— Мне легче считать себя безумцем.
— Считай, если легче, — пожал плечами демон. — Но не пытайся обмануть меня. Теперь мы в одной упряжке. Давай вместе пошатнём основы Тэллоса. Может, тогда он, наконец, сможет встать на собственные ноги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А если у нас не получится?
— Тогда ничего не будет. Так что сразу отметём этот вариант развития событий.
Мизерис снова почесал затылок.
— Знаешь, Кратегус, мне бы больше понравилось, если б ты сказал, что замысел подсказал мне Небесный Дракон. Всегда хочется иметь авторитетную поддержку.
— Я сейчас уйду, — улыбнулся демон. — А ты снова вспомни свой путь и реши, хотел ли ты сам идти по нему, или кто-то всё время тебя направлял, причём помимо твоей воли. И если ты положительно ответишь на второй вопрос, то подумай о том, кто это мог быть. И чью мечту ты пытаешься воплотить в жизнь…
Мизерис осмотрелся по сторонам. В зале было пусто и тихо. Его странный собеседник исчез. Царь посмотрел на освещённую голубоватым светом радугу и начал снова вспоминать свою жизнь.
Кирилл Оршанин не вернулся вечером, как обещал, и это меня очень обеспокоило. Я опасалась, что он тоже пропал, и предчувствовала тревожную, бессонную ночь. Но, как ни странно, уснула сразу, как только оказалась под одеялом в объятиях Джулиана, и беспробудно проспала до утра. А утром Кирилл, наконец, появился.
Он сел подальше от меня в дальний конец дивана в моём кабинете, поскольку опять наотрез отказался принимать душ.
— Всё становится интереснее и запутанней, — проговорил он, отхлебнув кофе из чашки, которую подал ему Хок. — Мне повезло, хотя это везение едва не стоило мне жизни. Я нашёл сына покойного царя Ротуса.
Он коротко рассказал, как спас мальчика от чудовища, живущего в высохшем русле реки, и как наставник царевича едва не убил его.
— Потом он успокоился и был очень любезен. К тому же мальчишка ведёт себя, как настоящий господин, а старик, поощряя это, не перечит ему. Они меня приняли, и мне удалось добиться их доверия. В благодарность за спасение Билоса, старик рассказал мне много интересного. Я поведал ему о наших проблемах, и он подтвердил нашу догадку, что за всем этим, скорее всего, стоит царь. Но сначала о Поединке. Поединок происходит, когда спутник Агориса Лилос приближается к нему, как сказал старик, на расстояние вытянутой руки. В это время на планете начинается всякая чертовщина, странные явления, катастрофы… Я всё опишу подробно в рапорте. Но суть вот в чём. Задур утверждает, что дело вовсе не в Лилосе и не в нарушении гравитационного равновесия на планете. Он знает и такие мудрёные слова. Старик учился на Пелларе. Он говорит, что всё происходит именно из-за Поединка Детей Небесного Дракона.
— Кто такие, эти дети? — поинтересовался Хок.
— Дети Небесного Дракона — это Свет и Тьма. Но раз в тридцать три цикла по десять здешних лет на Агорис являются два существа из владений Небесного Дракона…
— Из космоса.
— Обязательно, — кивнул Кирилл. — Небесный Дракон — творец всего в этом мире, он владеет мирозданием, то есть космосом. Его дети родились в его логове, которое расположено на небе. Старик сказал, что может показать где, но эта точка в тот момент находилась за горизонтом. Поэтому Дети Дракона — это всегда инопланетные существа, которые являются на Агорис точно в положенный срок…
— Значит, их не надо искать?
— Задур говорит, что нет. Но жрецы всегда сильно беспокоятся, что на сей раз существа не явятся, и задолго до Битвы начинают искать подходящих кандидатов на планете. В этот раз их поиски простёрлись в космос. Задур полагает, что именно с этой целью племянник Танируса улетал с планеты. Но существа должны явиться сюда сами по воле Небесного Дракона. Одно из них должно нести внутри себя сияние Света, другое — мрак Тьмы. По прибытии на планету их посвящают в таинства Храмов, и они выходят на бой.
— То есть, они уже готовые воины Света и Тьмы? А здесь им только объясняют правила игры.
— Не совсем так, — Кирилл наморщил лоб. — Я не силён во всей этой эзотерике. Задур пытался втолковать мне, но я ничего не понял. Он сказал, что у Небесного Дракона свой взгляд на мироздание, на Свет и на Тьму. И они должны взглянуть на себя и на мир его глазами. Именно в этом и состоит посвящение. Они должны понять суть его замысла, увидеть цель создания Света и Тьмы. Только после этого они могут вступить в бой.