наутро перечеркивала написанное за ночь.
Она то убивала Родриго, то воскрешала его вновь. Джон Брук отправлялся на войну, но неожиданно встречал какую-нибудь южную красавицу и собирался бежать с ней, однако подобное развитие событий, с точки зрения Джо, противоречило здравому смыслу.
«Какая южанка в здравом уме заинтересуется Бруком?»
Он был не из тех мужчин, что привлекают дам из высшего общества независимо от того, по какую сторону от линии Мейсона-Диксона те обитали.
За исключением, пожалуй, Леди Хэт, которая, по заверениям Мег, ворковала и заигрывала с ним не меньше, чем с остальными.
Джо было сложно в это поверить.
Она смотрела на исписанные страницы, раздумывая над тем, что получалось. Может быть, все, что ей доводилось читать в романах о девушках из высшего света, было неверным. Может, принадлежность к именитому роду и наличие денег делали женщину безучастной к подобным качествам у потенциального мужа. Или же это просто одна из извращенных фантазий Хэрриет: увлечься мужчиной, чьи финансовые возможности и положение в обществе и близко не стояли с ее собственными. Джо не претендовала на понимание того, что означало жить, не беспокоясь о деньгах, поскольку деньги, – точнее, мысли о том, где их достать, – отнимали большую часть свободного времени.
Ей хотелось узнать у Лори, что он думает по поводу Хэрриет и Брука, но его не было рядом. И она не собиралась спрашивать об этом в письме, вообще не собиралась ему писать, даже если от этого зависела бы ее жизнь.
Не после той сцены, что произошла при их последней встречи.
Джо была твердо настроена не думать о Лори и его сердечных страданиях, поскольку от этого страдала сама. Она решила полностью игнорировать свое сердце.
У Джо к тому же имелись большие сомнения в том, что ее работа продвигается как следует. При таком раскладе вымышленные сестры оказывались в той же ситуации, что и настоящие: им не оставалось ничего иного, кроме как плыть по течению в ожидании того, что в их жизни начнет хоть что-то происходить.
Даже с судьбой бедняжки Бет возникли трудности. Ни одна из сюжетных линий не устраивала. Бет побеждает свою застенчивость. Бет учится танцевать. Бет на церковном пикнике знакомится с Франком Воном – вымышленным болезненным близнецом Фреда Вона, реально существующего друга Лори. Между ними неожиданно завязываются романтические отношения. Бет-сиделка, выхаживающая мать после серьезной болезни. (В выдуманной истории Джо никак не могла написать о смерти мамы Аббы. Это, как она сказала Мег, было совершенно исключено).
В одной из версий даже выдала Бет замуж за Лори, желая подарить обоим немного того счастья, которое ускользнуло от них в реальной жизни.
«Не то, не то, все не то!» Джо смяла страницу в комок. Что за галиматья у нее получается!
И в этом была только ее вина. Убить столько часов на написание книги, которую никто, включая автора, не захотел бы прочесть.
Автор еще меньше остальных.
«Если ты даже наш брак представить не можешь, то не такой уж ты и хороший писатель, как я думал», – высказался тогда Лори.
«Теодор Лоренс, – простонала она, размахивая пером. – Ты проклял меня! Проклял своей потребностью во мне, своей любовью. Глупый, глупый мальчишка!»
«Я больше никогда не напишу ни слова».
«Никогда».
Забросив книгу, Джо направила свое внимание на домашние дела: занялась сбором урожая с Овощной долины, продолжила осваивать азы приготовления пищи, что начала делать еще до написания «Маленьких женщин», чтобы хоть как-то приносить пользу в доме и порадовать матушку. Мама Абба была единственным человеком, который никогда не сердился на Джо, и неважно насколько плохо у той все получалось. Мама только терпеливо улыбалась и убеждала попробовать снова, расхваливая дочь за старания держать свой характер в узде. Имея такой образец для подражания, Джо действительно хотела сделать ей приятное. К тому же, мамины требования были куда ниже, чем у Найлса.
В один из дней, когда Мег и Эми работали в Овощной долине, а Джо пыталась научиться месить дрожжевое тесто, Мег получила письмо от своей дорогой подруги Салли Гардинер, чье богатство и социальные связи не единожды позволяли Мег попасть в более фешенебельное общество, – по крайней мере, по меркам Конкорда.
Распечатав конверт, Мег обнаружила, что это вовсе не письмо, а приглашение на Бал Осеннего Великолепия. «Первый из многих, – писала Салли. – Во всяком случае, я на это надеюсь».
Сестры Марч, побросав кабачки и тыквы, капусту и репу, с визгом бросились к матери, упрашивая ту отпустить их на бал.
– Ну конечно, мои хорошие, – сказала она, обнимая Мег. – Конечно, я понимаю, как вам хочется побыть в молодой компании, особенно, – при этом она многозначительно взглянула на Джо, – когда вам не хватает ваших отсутствующих друзей.
Джо насупилась, приняв слова за критику, но мама взяла ее за подбородок и сказала:
– Все в порядке, Джо. Я никогда не стала бы заставлять тебя принимать предложение мужчины, если ты не питаешь к нему пламенных чувств. Решать только тебе.
Джо кивнула, позволяя маме себя утешить, пусть и делала вид, что в утешениях не нуждается.
Матушка потрепала ее по щеке.
– Но тебе придется согласиться, что у нас стало как-то тихо, с тех пор как молодой мистер Лоренс уехал в Кембридж.
– Имеешь в виду, с тех пор как Джо его оскорбила, – фыркнула Эми. – Повезло, что нас вообще куда-то приглашают после этого.
Мама строго посмотрела на младшую дочь.
– Думаю, никому из моих девочек не помешает вечер в веселой компании, – примирительно сказала она. – Музыка, танцы и другая молодежь – отличные средства от одиночества.
Джо вряд ли назвала бы себя одинокой. Ее постоянно окружали люди. Чего уж там, у нее ни минутки для себя не было с того дня, как она спустилась с чердака. «Собираюсь жить, – объявила тогда сестрам, – а не только писать о жизни».
Но бал, – а тем более устраиваемый в Конкорде, даже если на нем будет присутствовать одна из лучших подруг Мег, – не казался ей событием, особо волнующим или достойным внимания. Ему никогда не сравниться с Манхэттеном и Диккенсом.
Тем не менее, придя к Гардинерам пару дней спустя вместе с Мег и Эми, Джо решила извлекать удовольствие из всего, из чего только возможно. Пусть рядом не было Теодора Лоренса, – он же не единственный парень на свете в конце концов, – у сестер Марч имелись и другие друзья.
«Если ты даже наш брак представить не можешь, то не такой уж ты и хороший писатель, как я думал».
Ха!
После продолжительных полемик сестры