Читать интересную книгу За Москвою-рекой - Варткес Тевекелян

— Но?

— Боюсь, дело затянется. В институтах темы разрабатываются годами.

Скользя по обледенелым рельсам, трамвай прокатил метров на пять дальше остановки. Вагоны были переполнены. Анна Дмитриевна, наблюдая за толкающимися людьми, махнула рукой и повернулась к Власову.

— Все равно не сядешь! Я, пожалуй, пройду с вами через мост, а там поеду на троллейбусе.

На мосту ветер дул сильнее. Щеки Анны Дмитриевны еще больше раскраснелись, пряди золотистых заиндевелых волос падали из-под платка на высокий лоб.

Власов украдкой наблюдал за нею. Ему вдруг захотелось сказать ей, этой почти незнакомой женщине, что-то хорошее, теплое, но он смутился, покраснел и снова заговорил о делах:

— Скажите, Анна Дмитриевна, не найдется ли в вашем институте готовой схемы, пригодной для нашей красилки?

Он отважился взять ее под руку.

— Я интересовалась этим. Есть единственный готовый проект для мыловаренного завода, но вряд ли он подойдет вам.

— Нужно взглянуть, может быть, используем принцип. А как ваша работа?

— Ничего, кажется, все идет нормально. Испытание с антимолевым раствором дало положительные результаты. Наши собираются рекомендовать его промышленности. Что касается остальных моих тем, то над ними еще придется поработать...

— Во всем можете рассчитывать на нашу и, конечно, на мою помощь,— сказал он и снова покраснел.

— Я в этом уверена.— Анна Дмитриевна улыбнулась.— Вы человек смелый и всегда протянете руку помощи другому. Признаться, я немножко завидую вам.

— Нашли кому завидовать!— вырвалось у Власова. «Милая ты моя, если бы ты знала только, как мало поводов, чтобы мне завидовать»,— подумал он.

Как бы угадывая его мысли, Забелина сказала:

— Вероятно, вам часто приходится (несладко. В этом нет ничего удивительного, всякие поиски даются нелегко!

— К сожалению, да...

— Вот и мой троллейбус. Всего доброго! — Она крепко, по-мужски, пожала ему руку и вскочила в подошедшую машину.

Власов еще некоторое время постоял у остановки, глядя вслед удаляющемуся голубому троллейбусу.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Домашние неурядицы все больше и больше отравляли жизнь Василию Петровичу.

Жена, и без того капризная, взбалмошная, в последнее время стала просто невыносимой. Причиной тому послужил уход Леонида из дома. В первые несколько дней после его исчезновения Лариса Михайловна притихла и, ссылаясь на мигрень, заперлась у себя, почти не показывалась. Но как только Юлий Борисович Никонов, который по ее просьбе наводил справки, сообщил ей, что Леонид живет у Полетовых и работает чертежником на комбинате, Лариса Михайловна словно преобразилась, пуще прежнего кричала на всех, устраивала истерики и дошла до того, что однажды в присутствии домработницы Любаши обвинила Василия Петровича во всех своих Несчастьях.

— Это ты своими посулами вскружил мне голову и заставил выйти за тебя замуж! — истерически кричала она. — Не будь тебя, я жила бы спокойно с детьми и горя не знала бы!..

Не успел Василий Петрович прийти в себя от всех этих неприятностей, как разразился новый скандал. Милочка почему-то перестала есть дома, отказывалась брать деньги и почти не разговаривала с матерью. И опять истерика, брань, крики, шум...

Василий Петрович избегал бывать дома. Он приезжал поздно ночью, уезжал на работу рано утром, когда все еще спали. Однако избежать очередного столкновения с

женой ему все же не удалось. Она, как нарочно, встала однажды рано и за завтраком напала на мужа.

— Начальником называешься, а какого-то Власова не можешь призвать к порядку,— начала Лариса Михайловна.— Негодяй он, уговорил мальчишку бросить учебу и устроил у себя на работу!

— Зря ты так говоришь... Подумай! Ну какой смысл Власову уговаривать Леонида бросать учебу? — как можно мягче возразил он.

— Чтобы сделать неприятное нам! Подкопаться под тебя, иметь повод посплетничать по твоему адресу... да мало ли зачем... Люди, мол, не знают, какое чудовище Толстяков: с ним даже дети жены не ужились!.. Если ты не тряпка, то обязан призвать к порядку этого Власова.

— Я не раз просил тебя не вмешиваться в мои служебные дела...

Не успел Василий Петрович сказать это, как Лариса Михайловна заплакала.

— Конечно, они тебе не родные... разве ты заступишься за моих детей! — рыдала она.

Василий Петрович не допускал и мысли, что Власов оказал какое бы то ни было влияние на Леонида. По его мнению, директор просто допустил некоторую бестактность. Прежде чем принимать на работу мальчишку, видимо стремящегося к самостоятельности, Власов должен был посоветоваться с ним...

Спору нет, Власов ведет себя безобразно, дошел до такой наглости, что отказался выполнить распоряжение, подписанное им, Василием Петровичем! Он, видите ли, не может оголять переходы, а сорвать выполнение плана главка в целом может. Этакий удельный князь нашелся, грозится не пускать на комбинат главного инженера! Эти художества ему даром не пройдут, но пристегнуть сюда еще историю с мальчишкой было бы глупо. Чтобы призвать Власова к порядку, у него имеются более действенные средства. Вчера, на приеме у заместителя министра Вениамина Александровича, он, кажется, подложил Власову хорошую мину.

Вениамин Александрович поинтересовался ходом выполнения плана. Василий Петрович заверил его, что план будет выполнен, и добавил:

— Хотелось натянуть процентика три перевыполнения...

— Обязательно нужно натянуть! — согласился заместитель министра.— Главхлопром даст от силы сто процентов, шелковики обещают сто два. Если вы дадите сто три, то выйдете на первое место по министерству и вашему главку будет обеспечено переходящее знамя и соответствующие денежные вознаграждения. Советую поднажать!

— Я понимаю, «о не все зависит от меня. Например, директор Московского комбината Власов упирается,— осторожно вставил Василий Петрович.— Не хочет дать сверх месячного плана двести тысяч метров, а возможности у него есть...

— Удивляюсь, товарищ Толстяков:      вы же не новичок, неужели не можете справиться с одним директором?— досадливо поморщившись, сказал Вениамин Александрович.

И тут Василий Петрович подложил свою мину.

— Признаться, я устал возиться с ним,— сказал он.— Зная, что его назначили директором вопреки моему мнению, Власов возомнил о себе невесть что, ни с кем не хочет считаться. Он заявил нашему представителю Софронову, что главное управление ему не указ и никто не может заставить его перевыполнить план. А когда главный инженер комбината Александр Васильевич Баранов, опытный работник и весьма уважаемый человек, попытался вразумить его, то Власов пригрозил не пускать Баранова на комбинат!

-Ну, уж это похоже на самоуправство! Если у вас силенки не хватает, придется мне заняться вашим Власовым!

Заручившись таким образом поддержкой Вениамина Александровича и подготовив почву для серьезного разговора с Власовым, Василий Петрович и вызвал его к себе.

Придя на работу, Василий Петрович первым делом потребовал личное дело директора Московского комбината. Ему хотелось своими глазами взглянуть на анкетные данные Власова.

«Год рождения—1915. Месторождения—Москва. Социальное положение—,из рабочих, отец — кочегар, погиб во время первой империалистической войны на фронте. Мать — ткачиха, умерла после родов в том же 1915 году...» Читая ответы Власова, написанные размашистым, волевым почерком, Василий Петрович не без зависти подумал:      «Типичный путь многих наших молодых людей. Хорошая биография, ничего не скажешь... «По профессии инженер, ткач, член партии с 1939 года. Окончил ФЗУ, вечернюю школу, вечернее отделение Московского текстильного института. Работал помощником мастера, сменным мастером, начальником цеха, главным инженером и, наконец, назначен директором комбината. С 1941 по 1945 год был на фронте. Майор запаса. Изобретения имеет. Правительственные награды тоже...» Нет, тут ни к чему не подкопаешься!»

2

— Да проснешься ли ты наконец?— Сергею надоело трясти Леонида, и он сдернул с него одеяло.

Тот нехотя поднялся, спустил ноги на пол и, дрожа всем телом, сладко зевнул.

— Ну и холодище!

— Пошевеливайся, поздно уже,— не отставал Сережа.— Условились ведь вчера — в шесть быть на комбинате!

Леонид молча натянул спортивные брюки, снял с гвоздя полотенце и пошел в кухню умываться.

Накануне, поздно вечером, слесари доставили в цех новую барку и при помощи красильщиков установили ее.

Мастер Степанов послал за Сергеем в «чертежную». Тот пулей влетел в красилку и, словно не веря глазам, застыл около барки. Отдышавшись, он открыл рот, хотел что-то сказать, но не нашел слов и только махнул рукой. Он бросился к мастеру и, крепко обняв его, закружился вместе с ним по красилке.