«…Это чудовище не было похоже ни на кого, из виденных мною прежде, при его виде я почти моментально потерял сознание…»
Тут он вспомнил об организации Хенетверд, и решил, что, пожалуй, не стоит столько времени уделять чудовищам, существование которых многие отрицают. Письмо он закончил быстро и немного скомкано.
«…Хотя, возможно, это просто бред, порожденный крайней усталостью.
За сим письмо кончаю, но продолжаю следить за тем, за кем мне было поручено, и при первой же возможности сообщу новости.
Да хранят вашу светлость великие духи Кестианд и Камтанд».
Анвил критически осмотрел дело рук своих — неровные строчки с корявыми буквами ползали по листу то вверх, то вниз, а между ними красовалась авторская иллюстрация и несколько клякс. В целом смотрелось не так уж плохо, но сыщик остался недоволен. Сравнив свое произведение с письмом Кеселара, в котором удивительно прямые и аккуратные строчки смотрелись как единый орнамент, он пришел к выводу, что его собственное послание выглядит очень неубедительно, но переписывать было некогда да и не на что.
Охотник, ожидавший во дворе, уже несколько раз заходил в кабак и грозился Анвилу уехать без письма, но обещанный рамер удерживал его на месте.
— Отдашь это лично в руки алтургеру Кеселару, — сказал Анвил, глядя как бесцеремонно охотник запихал письмо за пазуху. — Лично!
Кивнув и забрав обещанную серебряную монету, охотник легко запрыгнул в седло и умчался в направлении Канетмакского замка. Проводив его взглядом, Анвил вернулся к трактирщику.
— А можно ли снять у вас комнату на день или на два? — поинтересовался он, уплетая за обе щеки остатки завтрака.
— Комнат не держу. Но чердак есть, если очень надо. Вот недавно там чудак какой-то жил, говорит, писатель. Ему понравилось.
— Чердак так чердак, все лучше, чем под сосной на мху.
Анвил не пожалел о своем выборе — чердак оказался на редкость светлым и солнечным, золотые лучи сквозь слуховое оконце попадали на большую охапку такой же золотой соломы, в воздухе кружились микроскопические пылинки. Улегшись на свое спальное место, Анвил пошарил рукой под соломой и извлек оттуда несколько мелко исписанных листов бумаги, очевидно, забытых писателем. Сначала он пытался их прочесть, но смысл прочитанного абсолютно не откладывался в голове. Когда Анвил поймал себя на мысли, что уже пятый раз читает одну и ту же строку, он дал себе обещание, что никогда в жизни не станет читать ни одного произведения этого неизвестного автора, и заснул сладким и таким долгожданным сном.
Утро, начавшееся так солнечно, к полудню потускнело и помрачнело, небо затянуло не пойми откуда взявшимися тучами. Мелкий дождь сеял, не переставая, с обеда, и едва успевшие высохнуть дороги снова раскисли.
Одинокий всадник медленным шагом ехал по дороге, огибавшей Канетмакский замок — лошадь понуро брела, меся грязь копытами и погрузая в нее по самые бабки, закутанный в плотный непромокаемый плащ седок, сильно ссутулившись, мерно покачивался в седле, почти не держа поводья. То был Кеселар, совершающий прогулку, ставшую для него привычной в последние несколько дней.
В дни после побега своего оруженосца почтенный рыцарь ходил как в воду опущенный. Его огорчало не только само происшествие, но и то, что он так и не смог определить своего отношения к случившемуся. С одной стороны, он был зол на то, что Сигвальд поступил как последний идиот, выставив дураком и своего хозяина, но, с другой стороны, Кеселар смутно чувствовал, что у обычно очень сдержанного и рассудительного парня были веские причины для такого поступка. Да еще масла в огонь подливали горячие обсуждения события, которые до сих пор не утихали среди друзей и родственников Бериара. Кеселар бы с радостью покинул все собрание, однако этикет не позволял сделать этого — по правилам он должен был провести еще как минимум две недели у своего единокровного брата.
Однако нахождение в ненавистном замке было невыносимо для старого рыцаря, потому он, как правило, уезжал куда-нибудь рано утром и приезжал только после наступления темноты, иногда даже не успевая к ужину. Все это время он пытался отвлечь себя от тяжких мыслей исследованием окрестностей и достиг в этом значительных результатов, вновь обнаружив в лесу давным-давно заброшенные святилища Маилгарда, Властителя Мира, божества, почитаемого жителями далекого континента Палланет Ракко, культурно-религиозный обмен с которыми закончился печально известным катаклизмом с приходом Фосгарда, в результате которого образовалась пустыня Оркен.
Размышления Кеселара о былых временах были прерваны появлением еще одного всадника, который несся по дороге так, будто его преследуют войска Мар Занн Аши. Он попытался обогнать еле плетущегося Кеселара, но выбрал для этого неудачный момент — брызги, которые он поднял из глубокой лужи, густо обляпали грязью лошадь, плащ и сапоги рыцаря. Кеселару была безразлична испачканная одежда, но явного хамства аристократ не спускал никому и ни при каких обстоятельствах.
Пришпорив породистого коня, он быстро нагнал своего обидчика и окликнул его, приказав остановиться, но никакой реакции не последовало, потому рыцарь схватил плеть и стеганул ею по плечу стремящегося вперед всадника. Тот, наконец заметив погоню, резко затормозил, поставил коня на дыбы и, развернувшись, негодующе спросил:
— Ты кто такой, черти тебя раздери?
— Я Кеселар, алтургер ре хивгард! — гордо отвечал рыцарь, вытащив из-за пазухи массивный медальон с миниатюрой своего герба. — Теперь назовите свое имя и звание или титул, чтоб я знал, на каких условиях вызвать вас на дуэль.
Всадник, только что надменно гарцевавший на своей пегой кобыле, заметно стушевался, сдулся и вообще готов был провалиться под землю, а услышав о дуэли, возжелал бежать за тридевять земель. Соскочив с лошади прямо в грязь, он отвесил земной поклон перед удивленным Кеселаром.
— Прошу простить меня, милостивый государь! Я простой охотник, я везу дичь в Канетмакский замок. Вы уж простите, не признал в вас рыцаря высокой крови…
— А что, тех, кто не высокой крови, можно и грязью обдать, а?
— Нет, нет… Простите, не признал… простите, — дальше охотник перешел на язык поклонов и нечленораздельного бормотания.
— Будет тебе, покланялся и хватит. Прощаю, — ухмыльнулся Кеселар, у которого на самом деле не было никакого желания разбираться с перепуганным до полусмерти крестьянином.
Охотник заметно повеселел, уразумев, что никакого наказания за его оплошность не последует. Сейчас ему было бы самое время забраться на лошадь и уехать с глаз долой, но он неуверенно переминался с ноги на ногу, теребя в руках поводья и загородив собой дорогу. Кеселар вопросительно глянул на него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});