— Вот же мерзость, — сказал Энимор, вглядываясь в маленькие, почти атрофировавшиеся глаза существа. — И как вас только земля носит?
Охотник за головами осторожно обошел жабу, стараясь ее не потревожить. Он знал, что под безобидной на первый взгляд внешностью скрывается свирепый хищник с десятками острых изогнутых зубов и с мощными когтями на сильных лапах. Еще он знал, что если здесь есть одна жаба, то где-то поблизости можно без труда найти еще пару сотен таких же, и странный шорох указывает на то, что все они ближе, чем ему бы хотелось.
Энимор тщательно обследовал все уголки пещеры, ища их норы, и, не найдя ни одной, принялся легонько постукивать по стенам и полу, выискивая тонкие места. Камень в этой пещере был слоистый и хрупкий, так что нельзя было быть уверенным, что через пару часов эти твари не наделают себе новых ходов.
Проверяя очередное подозрительное место, Энимор услышал за спиной шаги.
— Ты тут живой?
Затаившийся саметтардец успокоенно выдохнул, узнав голос Гестаги. Это был один из тех редких случаев, когда кто-нибудь был рад внезапному появлению на всю голову больного маньяка.
— Я же приказывал ждать меня снаружи!
— Ты здесь уже час торчишь, ну мы и подумали… Но раз ты живой — пора сворачиваться. Время.
— Да, нехорошо встречать дорогих гостей впопыхах, — задумчиво произнес Энимор, проводив взглядом жабу, которая прыгнула в темный угол.
— Так что здесь? Все чисто?
— Ничего особенного, обычная пещера, — сказал Энимор.
Выйдя на свет, он начал отдавать приказы своим бойцам, в душе немного радуясь тому, что Асель ничуть не изменилась за последние пять лет. «Избавиться от всего лишнего, сбросить балласт — очень в ее духе. Кажется, даже я больше привязываюсь к людям, чем Асель. Ну что, ей можно только позавидовать».
Выглянувшее из-за тучи послеполуденное солнце пробивалось сквозь густые кроны деревьев, золотые лучи играли на каплях росы, освещали густую траву и камни, на которые выползали греться серые и изумрудно-зеленые ящерицы. Около большого дерева, густо поросшего мхом, стоял Оди Сизер, молитвенно сложив руки и глядя большими ясными глазами в небо. Он быстро и тихо шептал молитвы всем духам, которых смог вспомнить.
«Это же самоубийство, чистейшей воды самоубийство! — думал он. — Как они думают справиться с этими головорезами? Не знаю, я ничего не знаю! А что я? Мое дело маленькое — войти в пещеру и получить по морде. Вот и все геройство. Так и представляю надпись на надгробной плите: „Здесь лежит Оди Сизер, который взрывал котлы, соблазнял чужих жен, получал по морде“. Хотя какая там плита…»
Инженер посмотрел на свои руки. Большие ладони, длинные пальцы, тонкие запястья. Он медленно сжал руку в кулак. Ему не верилось, что если что-то пойдет не так, его руки похолодеют и больше не смогут делать даже этого. Раньше он думал, что изучил все, что касается материи, заглянул за кулисы бытия, узнал, как устроен мир. Теперь он видел, что не знает и не понимает совершенно ничего, если не способен понять, как можно умереть.
Порой он злился на свою жизнь, полную условностей и формальностей, где есть бессчетное количество ходов, среди которых только один верный, и немного завидовал солдатам, у которых есть всего две возможности — жить или умереть. Оди думал, что это просто, но сейчас, когда столкнулся с этим лицом к лицу, он понял, что умирать тоже нужно уметь.
Он твердо решил, что, если придется, то он сделает это так, как было написано в тысячах книг — мужественно, с достоинством, с любимым именем на губах. Он не будет кричать, просить пощады, ни один мускул не дрогнет на его лице. С такими мыслями он двинулся дальше, к пещере, которую вчера показала ему Асель.
Оди шел быстро и уверенно, шмыгая носом — недавнее закаливание в ледяном ручье не пошло ему на пользу — и распугивая ящериц, которые с громким шуршанием скрывались в траве. Он старался не думать ни о чем, чтобы не развеять состояние высокого боевого духа, которого он так долго добивался. Упрямо игнорировал дрожь в руках, которая с каждым шагом все усиливалась, игнорировал комок, подкатывавший к горлу и спиравший дыхание.
Наконец он увидел пещеру — большие камни, покрытые моховым ковром, образовывали узкий проход. Он зиял как черная пасть чудовища и совершенно согнал всю решительность инженера. Но Оди не подал вида и не показал своего волнения — он знал, что за ним следят. Знал, что где-то недалеко арбалетчик направил стальной наконечник болта ему в спину или грудь, что еще четверо рубак держат руки на мечах, ожидая, когда он войдет внутрь. «Хватит, Оди, — сказал он себе, стараясь унять предательскую дрожь. — Хватит. Ты ж мужик. Ага, мужик».
Он шагнул в темноту и сделал несколько шагов наугад, потом увидел блеклый свет — это был «зал» пещеры, свет падал из небольшого разлома в потолке. Шаг, еще шаг. Теперь Оди слышал не только свои шаги — его ухо уловило чужое дыхание прямо за спиной. Оди не стал поворачиваться и, лишь успев зажмуриться, почувствовал тупую боль в затылке. Каменный пол ушел из-под ног, тусклый свет погас.
Очнувшись, он обнаружил себя связанным по рукам и ногам, кляп, судя по всему, сделанный из чьей-то портянки, раздирал рот. Изогнувшись, Оди посмотрел на бандита, у ног которого он лежал — рослый мужчина, похожий на волкодава, преспокойно сидел на камне в луче света, ковыряя под ногтями большим ножом. Еще двое стояли по обеим сторонам от входа, обнажив тесаки, четвертый прохаживался по пещере, помахивая секирой и иногда забрасывая ее себе на плечо.
Заметив, что Оди шевелится, человек-волкодав на мгновение оторвался от своего занятия и, пробурчав что-то вроде «О, очнулся… Вот чучело», пнул его в бок ногой. Тот, что ходил по пещере, подошел и наклонился над инженером, заглянув ему прямо в глаза. Единственное, что запомнил Оди — большой безобразный шрам на всю щеку и острый пронизывающий взгляд.
— Так вот какие инженеры, — усмехнулся он. — Хоть на старости лет погляжу, что за зверь. Ты тут полежи тихонько, а то нам шуму не надо. Если что…
Он медленно провел большим пальцем по своему горлу. Это было излишним, Оди не собирался шуметь. Да если бы и собирался, то все равно не смог бы этого сделать — дикий страх парализовал его. Он считал секунды в уме и ждал Сигвальда, который был его единственным спасением. «Девяносто, девяносто один… Сигвальд, где ты? Сто тридцать шесть, сто тридцать семь… Мне страшно. Двести двадцать девять, двести тридцать… Сигвальд, быстрее. Триста, триста один, триста два… Вытащи меня отсюда. Триста восемьдесят пять, триста восемьдесят шесть… Сигвальд, не бросай меня».
Маленький камешек скатился по коридору в зал. Двое бандитов у входа прижались к стенам, занесли тесаки, их командир остановился. Оди слышал приближающиеся гулкие шаги, по походке он узнал Сигвальда. От сердца отлегло — по крайней мере, его здесь не бросили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});