К выплате крупной суммы в 150 000 марок, которую Госвин роздал сочленам своим по городскому совету, чтобы замять дело о гибели Бойского флота, прибавились убытки от потери той части товара, которая предназначалась на этом флоте торговому дому Стеена; а затем шли затраты на военные издержки, затраты очень значительные уже и потому, что фирма Госвина Стеена была одною из самых значительных в городе. И вот в первый раз в жизни богатому купцу пришлось испытать тягостные заботы о деньгах. Время было такое, что о доходах нечего было и думать, а расходов, да притом ещё непредвиденных, было более чем достаточно.
Оказывалось, что громадные сундуки, стоявшие в конторе, были совсем пусты, и для некоторого пополнения их требовалась именно та сумма, которою Госвин Стеен ссудил Кнуту Торсену.
Всё утро Стеен занят был обдумыванием вопроса, как следует ему поступить — ещё раз потребовать от датчанина немедленной уплаты или же прямо подать жалобу на неплатёж и начать формальный иск. Он не успел ещё прийти ни к какому решению, когда Даниэль возвестил о приходе думского писца. Это посещение несколько удивило Стеена; так как он знал это лицо только по его присутствию на заседаниях совета и вне их никогда ещё нигде с ним не встречался.
Понятно, что купец принял нежданного посетителя весьма сдержанно. Тот, конечно, начал с тысячи всяких извинений и при этом выказал себя в такой степени способным унижаться, что Госвин Стеен сразу потерял к нему всякое уважение.
— Пожалуйста, извиняйтесь покороче, — сухо заметил Стеен писцу, — ведь у нас, купцов, время подороже, нежели у вас, чиновников. Чего вы, собственно, от меня желаете?
— Ничего решительно, — утверждал думский писец с противной своей улыбочкой. — Я, напротив того, имею в виду вам оказать некоторую услугу.
Купец посмотрел на него и удивлённо, и гневно.
— Я, конечно, червяк в сравнении с вами, г-н Стеен, — продолжал писец, — я, так сказать, былинка незаметная, а всё же и «моё убожество» может быть вам до некоторой степени полезно.
— Человек человеку помогать обязан, — проговорил Госвин Стеен. — Но, пожалуйста, к делу скорее...
— Как прикажете, — униженно пояснил Беер. — Изволите, я полагаю, знать, как все в ганзейских городах дурно настроены по отношению к датчанам? Всюду ведь опять уж и о войне поговаривать начинают. К тому же и жалобы против аттердага и его насилий каждый день возрастают...
— Позвольте, вы все мне рассказываете вещи давно уже мне известные, — с досадою перебил писца Госвин. — Не забывайте, пожалуйста, что я ведь тоже член городского совета и в последнее время всего этого наслушался на заседаниях.
— Я позволил себе это маленькое предисловье только для того, чтобы на нём основать дальнейшую мою речь. Я вёл к тому выводу, что нынешнее время менее, чем всякое другое, может благоприятствовать дружественным отношениям к датчанам.
— Опять-таки вы все рассказываете мне такое, что само собою разумеется. Ни ганзейцу, ни кому бы то ни было из честных немецких граждан не подобает теперь заигрывать и дружить с общим врагом.
— Весьма естественно, — подтвердил Беер с видимым удовольствием, — и уж, конечно, менее всего можно было бы ожидать чего-нибудь подобного от вас... Хе, хе, хе!.. Не так ли, г-н Стеен?
Купец бросил на говорившего очень проницательный взгляд, который говорил ясно: «Я, право, не понимаю, как это вы решаетесь говорить со мною о подобных вещах?»
— Кто вас ближе знает, — продолжал, нимало не смущаясь, Беер, — тот, конечно, не поверит и, если даже ему это скажут, станет положительно отрицать. Но ведь здесь, в нашем добром городе Любеке, жителей много, и раны, нанесённые последней войною, не зажили и вскрываются легко при одном имени аттердага. Если поэтому пройдёт по городу тот слух, что вы изволите дружить с датчанами, то ведь, согласитесь, это может сильно подорвать добрую славу вашей старой фирмы?
Госвин Стеен поднялся со своего места. Он опёрся рукою на стол и, мрачно взглянув на писца, сказал:
— Господин секретарь, или ваша речь есть не более как пустая болтовня, которую я вас прошу прекратить, или вы подтвердите ваши слова существенными доказательствами.
— Я бы, конечно, не осмелился беспокоить столь именитого и столь уважаемого всеми купца, если бы не имел в виду оказать ему действительную услугу. А потому-то я и позволю себе сообщить вам следующее.
И секретарь думы, говоря это, также поднялся со своего места. Он оправился, откашлялся и, ударяя себя по ладони правой руки набалдашником трости, начал так:
— Во всех здешних тавернах только и речи теперь, что об одном датчанине — чуть ли его не Кнутом Торсеном зовут, которого будто бы вы изволили снабдить весьма значительной суммой денег; и, видите ли, говорят, что этот датчанин состоит в непосредственных связях с известным шпионом аттердага, ювелиром Нильсом. Головы-то, знаете ли, в низшем слое населения у всех очень разгорячены, а потому и неудивительно, что мне уже не раз приходилось слышать возгласы вроде того; «Госвин Стеен — предатель по отношению к своему родному городу и ко всему Ганзейскому союзу, а потому его бы следовало отдать под суд...» Подобные толки очень легко находят себе отголосок и могут быть весьма опасны для вас, г-н Стеен; а потому я и счёл своим долгом обратить на эти толки ваше внимание.
Стеен, видимо, не знал, что следует ему отвечать. Он не мог никак решить даже и такого вопроса: благодарить ли ему г-на секретаря за его сообщения или просто, без церемонии, немедленно выгнать из конторы? Только после довольно продолжительного молчания он сказал:
— Если бы даже я и ссудил кого-нибудь деньгами, то это решительно никого не касается, хотя бы даже должник мой был и датчанин. Да притом же мне кажется очень странным, почему именно это дело проникает в публику. Это дело могло получить известность только благодаря кому-нибудь из лиц, близко стоящих к городскому совету. — И при этом купец пристально взглянул на своего гостя. Тот на мгновенье принял равнодушный вид, взглянул в потолок, покачал головой и наконец сказал:
— То есть как же это, г-н Стеен? Я вас не совсем понимаю...
— Не понимаете? — нетерпеливо перебил его купец. — Да как же могли узнать в городе, в народе о таком документе, который занесён в книгу городского совета?
— А! Так, значит, такой документ точно имеется в книге