Я несколько опешил от такого словесного напора, однако от необходимости осознавать такую кучу вопросов и что-то отвечать меня спасло появление высокого и нескладного джентльмена лет сорока – лысого как коленка и длинноносого как удод, — облаченного в черную пижаму и длинный полосатый шарф, обмотанный вокруг шеи.
— Оэн, вы балбес и олух Царя небесного, — мрачно произнес он, приближаясь к нам. — Ваше квохтанье слышно на весь этаж. Подозревают меня! Ха! Да меня тут обворовали! Украли хюмидор с сигарой, а они не мало стоят, доложу я вам.
— Грю, да я же за вас переживаю, — мистер О`Ширли крутанулся на месте как волчок. — А что бы было кабы вы оказались злодеем и вас арестовали? А? Не спорю, мистер Перец очень занимательно рассказывает рецепты, я уже через полчаса его монологов чувствую лютый голод, но ведь он совершенно не играет в Блэк-Джэк, а вы у нас тут признанный мастер. Кто ж составил бы мне партию-другую перед сном?
— Определенно, на такой незамутненный эгоизм нельзя обижаться, — пробормотал мистер Мексон, после чего повернулся ко мне, смерил долгим взглядом, а затем вдруг улыбнулся и спросил: – Констебль, а вы в вист играете? А то Блэк-Джек мне, говоря честно, уже осточертел, а четвертого мы себе в компанию сыскать никак не можем.
— Ну, если в две колоды, да с десяткой-онером, — задумчиво ответил я. — Но я ведь, в некотором роде, при исполнении, и не уверен, что мне…
— Ну вот и прелестно, — перебил меня Мексон. — Столик перенесем из моей палаты, она ближе всего к вашему посту. Дежурного врача уговорит Эдди с помощью повара, Оэн – сестра милосердия на вас. Кто у нас сегодня в крыле блюдет за порядком?
— Добрейшая Евграфия, — с воодушевлением произнес мистер О`Ширли. — С ней мы уладим дело, она была клиенткой моего папеньки еще до пострига и мне благоволит. Значит, в две колоды, да при десяти понтах,[40] констебль? Вы знаете толк в игре.
И, не дав мне возразить даже слова, пациенты гошпиталя Святой Маргариты умчались реализовывать свой план.
Я, на самом-то деле, не большой любитель играть в карты, но иной раз, с соседями, собираемся во дворе, или у кого-то в квартире (да и мальчишкой когда был, тоже поигрывал порой). Ставки делаем по фартингу, так, лишь бы поддержать удовольствие, и не думаю, что трое почтенных буржуа попытаются меня сегодня раздеть. Да я им и не дам. Коли не задастся у меня нынче игра, так проведем три-четыре роббера, да погоню их спать – режим, мол.
Опять же, четверо взрослых сильных мужчин, в случае нежданной ситуации, это куда как лучше одинокого констебля.
Менее часа спустя Грю Фелониус Мексон уже принес небольшой круглый столик (невзирая на изрядную худобу, тащил он его, взявшись за единственную ножку, без каких-то видимых усилий) и канделябр на пять свечек. Затем, с двумя табуретами, явился довольный донельзя Оэн О`Ширли, горделиво поведавший нам об устранении помехи со стороны дежурной сестры милосердия и выложивший на стол две запечатанные колоды.
— Между прочим, джентльмены, — поведал он нам, — не только продаются в моей лавке, но и выполнены по моим личным эскизам одним молодым дарованием. Бац-Кастлмур все надеется заказать ему свой портрет, но поскольку вечно без денег…
Галантерейщик издал сдавленный смешок и доверительным тоном добавил:
— Я попросил сделать джокер похожим на своего постояльца.
Приглядевшись к упаковке карты, на которой красовалось изображение короля пик, обозначающего, как известно, царя Давида (это мне уже не мистер О`Хара, а сержант Сёкли рассказывал), я обнаружил в самом уголке знакомый автограф.
— Пускай поторопится с заказом, сэр, иначе так и останется в истории шутом, — посоветовал я. — Об этом "молодом даровании" уже писали в "Светском хроникере", и отказывается от заказов он покуда лишь потому, что пишет полотно, призванное произвести настоящий фурор.
— Да что вы такое говорите, констебль, — всплеснул руками мистер О`Ширли. — Это мне что же, стоит придержать оставшийся тираж?
— Лучше закажите новый, на бумаге лучшего качества, коллекционный. В ограниченном количестве, — флегматично посоветовал мистер Мэксон. — Если художник прославится, то сделаете на реализации хорошие деньги. А если и нет, так со временем все одно отобьете свои вложения. Качество рисунка, признаюсь, весьма недурно. Господа, покуда мистер Перец отсутствует, я, пожалуй, выйду на балкон выкурить сигару.
— А и верно, стоит сходить за еще одним табуретом, — добавил галантерейщик. — Значит, коллекционный набор?.. Завтра же телеграфирую в типографию!
Хм… Интересно, каков был уговор у мистера О`Хара с мистером О`Ширли? Если наш художник выполнил работу за разовый гонорар и навсегда, то, получается, хитрый галантерейщик не будет ему выплачивать никаких привилегий. А на что нужна слава, если она не приносит тебе доход?
Едва мои будущие партнеры по висту удалились, — двух минут не прошло, — как из-за поворота появились плотный смуглокожий брюнет средних лет, облаченный в ярко-бордовый халат поверх небесно-голубой пижамы и… доктор Уоткинс собственной персоной.
— Ну что же вы такое говорите, мистер Перец, — втолковывал врач своему спутнику. — Брат Власий попросил его подменить, приглядеть ночь за его пациентами, а вы меня закрыть глаза на нарушение предписанного режима пытаетесь сподвигнуть.
— Hostia, medico![41] – экспрессивно воскликнул больной, размахивая руками. — Какое нарушение? Мы же не собираемся бегать по коридорам с дикими криками, пить вино и приставать к монашкам! Мы чинно-благородно сядем вон за тот столик, зажжем свечи, распишем несколько партий для лучшего сна, и разойдемся по своим палатам. Ну, кроме вот этого бедняги, что вынужден будет скучать у входа к этому вашему арестованному, причем совсем без дела. Дайте нам занять его хоть на пару часов – он-то вам что сделал?!!
Доктор Уоткинс повернулся ко мне, удивленно вскинул брови, хмыкнул и произнес:
— Ну хорошо, мистер Перец, можете порадовать своих друзей из соседних палат – однако после полуночи я отправлю всех спать, так и знайте. Констебль, а вас я попрошу на пару слов.
Обрадованный пациент тут же умчался, а доктор Уоткинс отвел меня на пару шагов в сторону.
— Констебль, а вы что же, один нынче дежурите? — спросил он.
— Да, сэр, — подтвердил я.
— Однако, если я верно помню, мистер Ланиган дал распоряжение установить у палаты сдвоенный пост.
— Это правда, сэр, — отрицать всем известное не было никакого толку. — Но людей не хватает, а нынче ночью запланирована облава.
— Понимаю. Там будут важны не столько сила, сколько количество, — задумчиво ответил доктор. — И все же, я вас прошу, будьте начеку. Дэнгё-дайси идет на поправку, через неделю его, вероятно, позволят допросить. У злоумышленников осталось совсем немного времени для того, чтобы заставить замолчать его навсегда… Ну или выкрасть, хотя это совсем уж маловероятно.
— Сэр, вы можете не сомневаться – мимо меня и мышь не проскочит, — заверил я мистера Уоткинса. — А когда мы будем играть, я сяду напротив входа в палату, и дверь в нее открою. Газовые рожки в коридоре скоро погасят, насколько я знаю, а свет от нескольких свечек навряд ли будет помехой охраняемому.
— Надеюсь на ваше благоразумие и здравомыслие, мистер Вильк, — вздохнул доктор. — Если что, я буду поблизости, и револьвер мой держу при себе.
Что ж, добрый доктор с оружием, это серьезная подмога, в случае чего.
Четверть часа спустя, когда освещение уже было практически везде погашено, я, с господами О`Ширли, Мексоном и Перцем расположились за столиком, у самого входа в палату, дабы расписать несколько партий под неторопливую беседу обо всем и ни о чем одновременно. Сквозь открытую дверь в палату мне был прекрасно виден лежащий на койке Дэнгё-дайси, — даже несмотря на то, что канделябр со свечами был расположен между ним и мной, — и окна-бойницы в его палате, через которые едва ли и кошка смогла войти спокойно. Впрочем, читывал я романы о старинных строениях со всевозможными потайными ходами…
Видимо именно потому, что я не мог посвятить все свое внимание игре, удача не спешила мне навстречу. Не то, чтобы я проигрывал, но и выигрыш мне не светил ни в коем разе. Так, колебался, что называется, при своих, то отыгрывая пару пенсов, то проигрывая столько же.
Мои партнеры по игре также особо не усердствовали, впрочем, скорее получая удовольствие от самого процесса – лишь экспрессивный мистер Перец постоянно кипятился при проигрыше, но и отходил практически мгновенно. При этом он не умолкая рассказывал нам о всевозможных блюдах, каковые готовят в разных концах мира, и появлению сосущего чувства под ложечкой препятствовало лишь то, что он не делал различия между рецептами вызывающими аппетит, и рецептами, вызывающими омерзение. Когда он рассказывал о хиндусском методе кушать мозг обезьянок, так нас всех чуть дружно и не сдурнило.