При этих словах старик обнажил свою седую голову и с чувством пожал руки Хозе и Фабиану.
Дав несчастному гамбузино несколько минут, чтобы прийти в себя, охотники пустились в дальнейший путь.
— Если вы не имеете сил, не отставая следовать за нами, — обратился Хозе к гамбузино, — то мы можем сделать для вас род носилок. Нам нельзя терять времени, если мы хотим избавиться от краснокожих разбойников, потому что, как только взойдет солнце, они наверняка бросятся за нами в погоню.
Желая избежать вторичной встречи с индейцами, Гайферос почти забыл о страшной боли, мучившей его.
Раненый объявил, что готов следовать за своими освободителями поспешно, как они того желают, и предложил тотчас пуститься в дорогу.
— Однако прежде надо принять некоторые меры предосторожности, — произнес Розбуа, — отдохните несколько минут, пока мы не разберем плот, сослуживший нам такую славную службу, и не раскидаем его по реке. Надо постараться скрыть от индейцев наши малейшие следы.
И трое охотников приступили к работе. Остров недолго противостоял соединенным усилиям их крепких мышц. Стволы деревьев, составлявшие главное основание острова, были все мало-помалу вырваны и брошены в реку. Течением их унесло вниз, и в скором времени от плота, над созданием которого время трудилось столько лет, не осталось ничего.
Когда последний ствол унесло течением, Хозе и Розбуа принялись приподнимать стебли растений, примятых их ногами И сглаживать все следы их пребывания.
Покончив с этим, канадец подал знак, что пора отправляться в путь.
Будучи самым высоким и самым сильным из четверых беглецов, старик вошел в воду первый, причем охотники с намерением отошли подальше от берега, для того чтобы совершенно скрыть свои следы и навести, таким образом, индейцев на мысль, что они продолжают свое плавание на плоту.
Путь их был довольно затруднителен, так что невозможно было скоро подвигаться вперед. Несмотря на то, спустя около часа, растерев себе ноги до крови и будучи вынуждены присесть для отдыха, путники успели все-таки добраться до места, где два русла реки соединялись вместе, образуя дельту, в которой расположена была Золотоносная долина.
Уже начало рассветать, горизонт покрылся на востоке беловатыми полосками, предвестниками приближающегося дня. К счастью, водяной рукав, через который предстояло перебираться путникам, был не очень глубок. Это было весьма отрадное обстоятельство, потому что иначе было бы очень трудно переправить на ту сторону раненого гамбузино.
Розбуа положил раненого себе на плечи, после чего все трое вошли в воду, едва достигавшую им до колен. Вскоре путники очутились на противоположном берегу. Цепь туманных гор находилась на расстоянии не более одного часа пути от дельты. Подкрепив силы сандвичами, охотники снова пустились в путь.
Вскоре характер земного покрова совершенно изменился. Среди мелкого песка появились большие углубления и высохшие размоины от прежних ручьев, низвергающихся в дождливое время года с вершин гор. Вместо длинных и узких рядов ив и хлопчатниковых деревьев, осенявших голые берега, стали попадаться там и сям зеленеющие дубы. Долина, перерезанная небольшими, но глубокими оврагами, замыкалась горным кряжем, известным под названием «Туманных гор».
Тут путники остановились. Окружающая природа представляла величественное зрелище. Редко нога белого человека ступала по этим саваннам, сохранившим девственную неприкосновенность. Только Марку Арелланосу да авантюристу Кучильо удалось проникнуть так далеко в глубь саванны.
Вечным туманом были одеты кряжи гор, где дымка висит и тогда, когда равнины изнывают от зноя. По суеверным преданиям индейских старейшин, туманный покров служил для сокрытия священного и неприкосновенного жилища повелителя гор Айдаха.
Глава XVII
Бедный гамбузино совершенно ослабел от перенесенных им страданий и ужасов, а так как он не должен был ничего знать о существовании и нахождении Золотоносной долины, то Розбуа и Хозе решили, что его можно на несколько часов оставить в укромном месте, а пока исследовать местность, в которой, по указаниям жены Марка Арелланоса, должна была находиться знаменитая долина.
Бедолага весьма неохотно согласился на вынужденную разлуку, тем не менее он должен был безропотно покориться необходимости. Великодушные спасители старались его успокоить обещанием вернуться как можно скорее назад. Расставаясь с раненым, Розбуа взял с него обещание никому не выдавать тайны их присутствия в этой местности, на что со стороны Гайфероса последовали горячие заверения в преданности.
Успокоив его окончательно, путники быстро пустились вперед, по направлению к цепи гор, и исчезли из глаз бедняка в извилинах долины.
Еще не вполне рассвело, как с другой стороны показался всадник, приближавшийся тоже к горам, к которым направились трое охотников. Всадник ехал быстро, поднимая целый столб пыли. В чертах лица этого всадника вы могли бы без труда прочесть страх и алчность. То был Кучильо. Его гнала мысль, что, несмотря на замешательство, происходившее в лагере во время бегства, его отсутствие могло быть кем-то замечено.
Впрочем, Кучильо был не такой человек, чтобы решиться на подобную игру без всяких видов на успех. До сих пор он пытался только навести индейцев на своих спутников и успел в своем намерении. Хотя он потом и бежал из лагеря, но у него не было недостатка в отговорках для маскировки этого нового предательства, а это давало ему возможность воспользоваться для собственной выгоды тайной, которую он уже продал за значительную сумму. Однако случилось так, что дон Антонио, как известно читателю, еще раньше возымел против него сильное подозрение, которое и высказал накануне Педро Диацу.
Кучильо с такою точностью описал дону Эстевану положение Золотоносной долины, что последний не мог иметь на сей счет ни малейшего сомнения, но именно последнее обстоятельство и могло стать для него весьма опасным.
Увлекаемый ненасытной алчностью, Кучильо предал своих спутников, ускользнул из их лагеря и теперь скакал по направлению к роковой для него долме. Уже близился момент, должный увенчать успехом его предприятие. С сверкающими глазами и бьющимся сердцем подъезжал он к месту, где скрывались несметные богатства; еще несколько часов, и он мог рассчитывать быть у заветной цели. С новым жаром пустился он вперед. По временам вид знакомых мест пугал его, мрачные воспоминания о совершенном им злодеянии беспокоили его, но это еще более побуждало его торопиться. Приближаясь к роковой долине, лошадь Кучильо непонятно от чего заржала, ветер засвистел в его волосах, и всаднику сделалось жутко. Словно сказочные тени, поднялась перед ним стена кустарника, а колючие нопалы, казалось, нарочно цеплялись за его куртку и седло. Холодный пот выступил у него на лбу, но жадность к золоту пересилила страх, и он, зажмурив глаза, поддал шпоры своему коню. Через несколько минут он сам принялся смеяться над своим страхом и еще более погнал вперед лошадь. Потом, резко остановив лошадь, Кучильо стал прислушиваться: нет ли погони. Никакой шум не нарушал царствовавшей вокруг тишины, кроме громкого дыхания его лошади и биения его трепещущего сердца. Страшные мысли стали мелькать в его голове. Несмотря на то, он был очень рад, что план его удался и все золото долины должно достаться ему одному.