тревогой. Густые русые волосы закрывают её плечи, на губах — яркая помада. Рука матери сжимает мою ладонь.
Они оба любят меня. Каждый по-своему.
Тогда мы ещё были вместе.
В горле собрался ком, и я быстро отложил фотографию на ковёр. Настала очередь письма.
Я взял конверт и покрутил в руках, но никаких признаков того, что его вскрывали, не нашёл. Провёл пальцем по красной сургучной печати с оттиском — изображением медведя.
На конверте значилось:
«Другу».
И больше ничего.
Жутко, что «другом» он назвал психопата, который пытал людей. Если верить старику, то мой отец ему ещё и помогал проводить зверские эксперименты. Этого же «друга» отец просил устроить ложную смерть, убив при этом другого человека.
Я перевёл дыхание и с тихим щелчком переломил печать. Внутри конверта хранилась записка, написанная мелким и стройным отцовским почерком. Его я узнал сразу.
«Дорогой друг,
если ты всё-таки решишься открыть мой чемодан, то прочитаешь и письмо, хотя я очень сомневаюсь, что ты сделаешь это. Для тебя слишком ценна наша дружба, чтобы ты лез в мои тайны.
Но всё же, дорогой друг, я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделал.
Теперь же прости, я вынужден уйти и кое-что забрать у тебя. Моя семья ждёт, когда этот проклятый мир изменится, а значит, я не подведу свою семью.
И если ты всё-таки прочтёшь эти строки, то, ради нашей дружбы, прошу тебя об одном: когда мой сын придёт за мной (а он придёт, даже не сомневаюсь), скажи ему, что мне очень жаль.
Вряд ли он простит меня, но я должен был так поступить.
Потом, много позже, он поймёт, зачем я это сделал.
Передай ему, что моё сердце навсегда останется с моей семьёй и, возможно, когда-нибудь приведёт меня обратно.
Керук».
Я перечитал письмо ещё раз.
Потом ещё раз.
И ещё раз.
И ещё...
Взгляд бегал по строчкам, а я будто не мог начитаться. Никакой конкретики в послании отца не было: куда он отправился, что собрался делать, и где его искать.
Ничего.
Как он вообще сбежал из Тафалара? Без чужой помощи он бы не выбрался. Или он задействовал второй атлас из артефактов Колидов, а может даже меч?..
Во мне копилась злость на отца, который, судя по письму, больше волновался о том, что подумает старик-живодёр, чем его семья. Он ведь мог сказать о своих планах маме, когда приезжал в очередной раз из Тафалара. Или мне. Или ещё кому-то. Попросить помощи. Почему он сделал то, что сделал?
Я заставил себя вложить записку обратно в конверт и убрал в карман, затем тщательно проверил одежду и снова посмотрел на фотографию. Никаких сомнений: искать отца надо было в Котлованах.
Сразу вспомнился последний разговор со Жрецом Ючи Хамадой.
Он признавался тогда, что точка на карте Котлованов — это тайный вход в катакомбы, ведущие в Атифу, древний город подземных магов. В той точке должен был ждать человек по имени Керук, и теперь я не сомневался. Это именно мой отец.
«Он заведует фагнумом в Котлованах, — говорил тогда Хамада. — Но лучше спросить про него у Оракула Тарэта. Он почему-то называл его Иномирец Керук. Так в карте и отметил. Керуку я и должен был тебя передать».
Меня бросило в холодный пот.
Знал ли отец, кого именно к нему должны были доставить? Неужели он специально послал людей, чтобы они привели его сына? Если так, то он у подземных магов совсем не последний человек.
— Ну что? Открыл? — послышался за спиной голос Акулины.
Она увидела фото в моих руках и попросила посмотреть.
— Какой ты тут смешной, — она заулыбалась, — но чертами очень похож на своего отца. Глаза такие же, как у него. И у тебя очень красивая мама. Мне жаль, что она болеет.
Девушка положила руку мне на плечо.
— Если я что-то могу сделать... как-то помочь...
Я наконец поднялся на ноги и посмотрел Акулине в глаза.
— Можешь. Если случится так, что я не вернусь из Котлованов, если погибну, найди мою мать и привези её сюда. Уверен, если ты захочешь, то сможешь это сделать. Забери эту фотографию. Так ты будешь знать, как выглядит моя мать.
Акулина с тревогой оглядела моё лицо.
— С чего ты взял, что не вернёшься? Мы уничтожим в Котлованах то, что должны уничтожить, и вернёмся. Возможно, даже весь отряд уцелеет.
— Просто пообещай мне.
Она кивнула.
— Обещаю.
После её слов мне стало спокойнее. Я обнял Акулину, чем немало её удивил: от неожиданности она замерла, но потом обняла меня в ответ.
— Спасибо, — прошептал я и стиснул девушку крепче.
Простояв так недолго, она отстранилась первой и улыбнулась, переведя тему разговора, чтобы я совсем не раскис.
— Когда начнём тренировки, господин Киджо? Ты же так представлялся моему отряду, да?
— Моему отряду, — поправил я, тоже улыбнувшись.
— Ах, я забыла, кто у нас тут командир! — Акулина закатила глаза и толкнула меня плечом.
Лучи утреннего солнца осветили гостиную чайного домика.
Бросив прощальный взгляд на чемодан отца, я взял его и отправился на улицу.
— Надо это сжечь.
— Сжечь?.. — опешила Акулина. — Это же память!
— По нему люди Ланне могут меня вычислить, они видели его. Лучше уничтожить чемодан.
Я не стал говорить ей о записке, решив, что Акулине не стоит знать обо мне всё. Вообще всё. Она и так слишком много обо мне знала.
Мы ещё долго простояли на улице, на берегу озера, где я лично поджёг чемодан вместе с одеждой. Стояли и смотрели, как огонь пожирает вещи моего отца, а едкий чёрный дым столбом поднимается над водой.
Акулина держала меня за руку всё это время.
Вернувшись в домик, мы опять долго молчали, пока девушка насильно не усадила меня за стол и снова не налила чай.
— Надо перекусить, давай. Мой телохранитель не должен голодать, иначе лишу его жалования.
Она старалась поддержать меня, как могла.
В конце концов, во мне даже проснулся аппетит, как и у Акулины, и мы умяли бутерброды за несколько минут, будто не ели неделю.
Заодно поговорили о будущем походе, и о том, что теперь вместо Чердака Академии я буду жить в резиденции Акулины, буквально