всего он ценит такие качества, как ум, смелость и надёжность. Всё это у тебя есть, ты показал это не только на турнире. Хотя то, что ты Иномирец, может перечеркнуть всё. Но я буду следить за тем, чтобы папа не узнал, кто ты. От меня он точно никогда не узнает, я тебе уже поклялась и могу поклясться ещё тысячу раз.
— А что он скажет, когда узнает, что я почти набросился на тебя в карете?
Акулина глотнула чай и посмотрела на огонь в камине.
— То, что было в карете — моё личное дело. Я сама предложила себя укусить, и Гуаф это слышал. К тому же, ты сдержался. Хотя, признаюсь честно...
Она смутилась на секунду и опустила глаза.
— Кирилл... я скажу это только раз, а потом мы не будем возвращаться к этой теме, хорошо? Ты же знаешь, я не принцесса, чтобы меня спасали. Я всегда надеюсь только на себя и свою силу, поэтому сама могу спасти кого угодно, но тогда... в карете... это было так странно, но... мне понравилось быть с тем, кто сильнее меня, с тем, кто достоин не потому, что аристократ, а потому что достойный человек.
В её тоне я уловил не только восхищение, но и ещё что-то, чего раньше не было.
Она помолчала, закусив губу, и добавила шёпотом:
— И в тот момент... не знаю, что-то со мной произошло... в тот момент мне невыносимо захотелось, чтобы наша близость продолжилась...
Она поставила чашку, закрыла лицо ладонями и обречённо призналась:
— Мой мир перевернулся, Кирилл... и я... ещё вчера я бы ни за что не поверила, что до безумия... до звериного безумия захочу Иномирца.
Она убрала ладони от лица, и в свете каминного огня её глаза блеснули оранжевым.
Я потёр вспотевший лоб.
Ситуация в карете меня и самого сильно выбила из колеи, хоть и не настолько, как Акулину.
Она «захотела Иномирца».
Для неё это примерно то же самое, как для вегетарианца захотеть мясо. Причём, сырое. С кровью. И добытое собственными руками.
— Акулина, у меня ведь есть... — начал я, но она тут же перебила меня.
— Мне известно, что у тебя есть девушка. Та симпатичная лекарша-янамарка, к которой ты всё клинья подбиваешь и никак не подобьёшь. Я не слепая, Кирилл. И не глухая. И не дура. Я всё понимаю. И если бы я захотела, то убрала бы всех конкуренток за сутки, но... мне не хочется ни с кем конкурировать... особенно с ней, иначе она нашлёт на меня какую-нибудь мерзкую хворь.
Помолчав, она сказала уже твёрдым голосом:
— Больше мы об этом не заговорим. Я тебя прошу, никогда не напоминай мне об этом. Не напоминай, как мой внутренний зверь чуть не подавил меня. Я не хочу, чтобы это повлияло на наш поход в Котлованы. Никакого влечения быть не должно, только миссия. Одна лишь миссия. Больше ничего, ведь я уже обручена. Со своим государством. И только с ним.
Сказав это, она с облегчением выдохнула, будто сбросила груз с души, и продолжила уже без волнения и напора, спокойно и выдержанно:
— И ещё, Кирилл. Этот чайный дом и всё, что вокруг него, вся эта огромная территория, озеро, места для тренировок и большой особняк за лесом. Я бы хотела передать это тебе в собственность через дарственную. Об одном прошу: позволь мне иногда приходить в этот чайный дом.
Я нахмурился.
— Акулина... спасибо, но это слишком. Мне не хотелось бы отбирать у тебя...
— Ты не отбираешь. — Девушка заглянула мне в глаза. — Отобрать у Акулы ничего нельзя, пока она сама не отдаст. Это мой дар тебе. Но если не хочешь его принимать, то вспомни, что это обязательство Дом Снеговых принял на себя изначально. Это надел, который был тебе обещан. Сейчас принесу все бумаги, они давно готовы, оформлены на тебя и заверены магическим нотариусом. Подпишем их сразу, если согласен. Как только ты поставишь подпись, на картах всего Стокняжья сразу появится земля под гербом Волкова. Об этом узнают все.
Она собралась подняться, но я взял её за руку и придержал на месте.
— Потом. Надо решить, что делать с Котлованами.
Девушка села обратно на ковёр. Она не смогла скрыть беспокойства.
— А что с Котлованами? Ты передумал идти?
— Нет. Я не могу передумать, потому что мы договорились. Свои обязательства ты выполнила. Помогла мне натренировать команду перед турниром и провела в Тафалар. Теперь моя очередь исполнять обязательства. Но я хочу, чтобы ты перестала колоть свой отряд Иномирцев инъекциями из маго-танов. Пусть они излечатся. Ты ведь слышала слова Испытателя: через три недели симптомы болезни проходят. До похода в Котлованы три недели.
— А если это сорвёт наши планы? Если Иномирцы умрут или станут слабее?
— Я же не умер и не стал слабее, хоть и не пользуюсь маго-танами.
Акулина задумалась, но всё же согласилась.
— Хорошо. Но не забывай, что они обработаны Жрецами, с этим мы уже ничего не сделаем. И фагнум в них уже есть. Эти люди обречены, ты же понимаешь.
— Понимаю.
Больше мне нечего было добавить, поэтому я снова замолчал.
— Кирилл... — Акулина сделала паузу, будто хотела что-то сказать, но так и не смогла решиться.
В итоге она произнесла явно не то, что собиралась:
— Я всё же оставлю тебя, не буду мешать. Открой отцовский чемодан без меня.
Девушка поднялась и, бесшумно ступая по ковру, вышла из гостиной.
* * *
Я всё-таки открыл его.
Сначала около минуты просидел, глядя на огонь в камине, а потом в пару быстрых движений щёлкнул замками и откинул крышку.
Уставившись внутрь, я замер.
Не знаю, что я рассчитывал там найти: может быть, другие артефакты Колидов, или собрание сочинений профессора Андронникова, или партию фагнума.
Но там хранилась всего лишь сменная одежда: рубашка, брюки, носки, галстук. А сверху — фотография и письмо.
Больше ничего.
С чёрно-белого снимка на меня смотрела моя семья: мать, отец и я сам. Эту фотографию мы делали очень давно. Мне тогда было лет двенадцать: щуплый, с серьёзным взглядом и весь какой-то несуразный пацан.
Рядом — отец.
Высокий, худой, немного уставший. Светлые волосы зачёсаны назад, небрежная щетина, в глазах — радость. Он мягко улыбается и обнимает меня за плечи, прижимая к себе. Мама тоже улыбается, но немного иначе — с