Читать интересную книгу Тюрки. Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии - Василий Бартольд

Замечательно, что название «чагатай» сохранилось только за кочевниками государства Тимура, хотя в восточных областях имели гораздо больше значения ханы, считавшиеся потомками Чагатая. Кочевники этих областей назывались монголами, их страна — Моголистаном. Так, без «н» произносилось народное название монголов в Средней Азии с самого начала, хотя в монгольских текстах всегда писалось монгол; единственные из переселившихся на запад монголов, до сих пор сохранивших свой язык (это племя живет в Афганистане), тоже называют себя моголами. Считая себя чистыми представителями среднеазиатских кочевых традиций, моголы с презрением называли чагатаев людьми смешанного происхождения, метисами (караунас); с другой стороны, чагатай, как представители традиций среднеазиатской монгольской государственности, называли моголов разбойниками (джете). Это название, которое в европейской науке иногда пытались толковать в смысле названия древних гетов, в действительности употреблялось, как мы уже видели, в том же смысле, как в XV веке в тюркской Средней Азии слово казак — в смысле отрядов кочевников, отделившихся от того государства, к которому они принадлежали, и находившихся с ним в состоянии войны.

Не вполне ясно, в какой степени моголы XIV–XV веков еще были монголами по языку и можно ли считать вражду между монголами и чагатаями национальной враждой между монголами и тюрками. Есть некоторые указания, что язык моголов был монгольским; еще в начале XVI века Бабур говорит, что его дядя Ахмад-хан Могольский[212] носил прозвание Алачи и что это слово «на языке моголов и калмыков» значит «убийца». Мухаммед-Хайдар считал моголов и киргизов одним и тем же народом и видел всю разницу между ними в том, то моголы приняли ислам, тогда как киргизы оставались в то время язычниками. Потомки Ахмад-хана, во всяком случае, были по языку тюрками; уже сын Ахмад-хана, Саид-хан[213], умерший в 1533 году, писал стихи по-персидски и по-тюркски.

Мухаммед-Хайдар отличает моголов от коренного населения Восточного Туркестана и понимает под Моголистаном преимущественно степи от Балхаша, составлявшего границу между Моголистаном и Узбекистаном, на западе и до страны калмыков на востоке; на севере границу составляли Эмиль и Иртыш, на юге — Фергана и области Восточного Туркестана от Кашгара до Баркуля (собственно, Барс-куль). В XVI веке моголы были вытеснены оттуда калмыками и киргизами, но оставались в Кашгарии, где их, по словам Мухаммед-Хайдера, насчитывалось около 30 000. Условия в Кашгарии неблагоприятны для сохранения кочевой жизни, и после исчезновения, в конце XVII века, ханской династии моголы должны были скоро слиться с местным оседлым населением и утратить свое название. По языку в Кашгарии, по-видимому, давно уже не было разницы между кочевниками и оседлыми поселенцами; название кенджек, существовавшее в XI веке при Махмуде Кашгарском, по-видимому, давно было забыто. В стране моголов поэтому с самого начала не было, как в стране чагатаев, противопоставлений между тюрками и таджиками, или сартами, хотя бытовые отличия на востоке, где кочевники меньше подчинились влиянию мусульманской культуры, были еще больше. У моголов особенным уважением пользовались воины, проводившие в молодости некоторое время в полном одиночестве в пустынях, горах или лесах, на расстоянии одного или двух месяцев пути от ближайшего жилья, питаясь мясом и одеваясь в шкуры убитых ими животных. У чагатаев такого обычая, конечно, не могло быть.

Чагатай при Тимуре считали себя вполне мусульманским войском, хотя по своей внешности и военному устройству оставались верны традициям Чингисхана. Связанное с именем Чингисхана обычное право кочевников обозначалось старотюркским словом тору, переделанным в тура. Тимура и чагатаев обвинили даже в том, что для них тура Чингисхана стояла выше шариата; на этом основании сирийскими богословскими авторитетами была издана фетва, по которой Тимур и его подданные не признавались мусульманами. В 1372 году послу Тимура было сказано в Хорезме: «Ваше царство — область войны, и долг мусульман — сражаться с вами». Резким внешним отличием Тимура и его воинов от прочих мусульман были сохраненные ими, по монгольскому обычаю, косы, что подтверждается и некоторыми среднеазиатскими иллюстрированными рукописями того времени. Когда при осаде Дамаска (1400–1401 годы) внук Тимура Султан-Хусейн изменил деду и перешел на сторону осажденных, то ему прежде всего отрезали косу и заставили переменить одежду.

Понимание подробностей деления чагатаев на племена и роды несколько затрудняется неясностью терминологии; в одном и том же значении употребляются термины улус, имевший, как мы видели, и гораздо более обширное значение (говорится об улусе Джучи или улусе Чагатая), иль и тюмень, по-видимому, также монгольское аймак. Слово тюмень в значении «множество, десять тысяч» перешло в тюркский язык из языка коренного населения Кашгарии; впоследствии термин тюмень чаще, чем к кочевникам и войску, применялся к массе оседлого населения. Мухаммед-Хайдер различает в Кашгарии (по его выражению, в Кашгаре и Хотане) четыре класса: тюмень — крестьянство, каучин — войско, аймак — кочевников, имевших право на определенное количество хлеба, тканей и т. п., и класс чиновников и духовенства. Вероятно, второй и третий класс вместе составляли моголов. Термин тюмень в Новейшее время в Бухаре употреблялся для обозначения жителей равнин, в противоположность горцам — кихистани. Положение чагатаев в государстве Тимура сравнительно с оседлым населением яснее, чем у восточных авторов, определяется у испанского посла Клавихо[214], видевшего их в августе 1404 года: «Они могут ходить везде, где хотят, со своими стадами, пасти их, сеять и жить где хотят, и зимой и летом; они свободны и не платят податей царю, потому что служат ему на войне, когда он их призовет».

Особенным значением среди чагатаев пользовались четыре рода: арлат, джалаир, каучин и барлас. Слово каучин, как мы видели, первоначально было названием не отдельного рода или племени, но названием привилегированной части войска; по словам Шереф ад-дина Иезди, так называлась собственная тысяча хана. Очень вероятно, что из каучинов происходил первый правитель Мавераннахра из чагатайских эмиров Казаган (1346–1358), внук которого впоследствии был побежден и убит Тимуром. Названия трех остальных родов были первоначально названиями монгольских национальностей; в чагатайском государстве каждый из этих родов владел определенной территорией; арлаты жили в северной части Афганистана, джалаиры — на Сырдарье около Ходжента, барласы — в местности по Кашкадарье. Наравне с родовыми единицами упоминаются, как отдельные части чагатаев, имевшие своих предводителей и свою территорию отряды, образовавшиеся в свое время вокруг отдельных ханов или царевичей и после их смерти сохранившие их имя. Так, около Балха упоминается «кебекский тюмень»; по словам Анонима Искандера, Кебек в царствование своего брата Эсен-Буки получил право собрать вокруг себя богатых людей (очевидно, кочевников, владевших наибольшим количеством стад) из каждого улуса; от этих людей, по словам историка, происходили те, «которые теперь с гордостью называют себя собственными людьми Кебека». По словам того же источника, к Кебеку присоединился потом улус его побежденного врага царевича Ясавура; но при Тимуре ясавури упоминаются отдельно как род, живший около Самарканда; их глава, эмир Хизр, владел Самаркандом и по словам Анонима Искандера.

Самая тесная связь была, конечно, между Тимуром и родом барлас, к которому он сам принадлежал; отдельные представители этого рода часто называются «братьями» Тимура. С эмирами арлатов и джалаиров Тимур долго боролся за власть, даже после своего провозглашения главой чагатайского государства; улус джалаиров был объявлен в 1376 году уничтоженным, и его остатки были распределены по отрядам других эмиров. Среди особенно близких Тимуру эмиров упоминаются, однако, не только барласы, но и представители других родов; одним из них был Ак-Буга из рода найман, подобно многим другим сподвижникам Тимура, заранее определивший для себя место погребения около предполагавшегося (в Шахрисябзе) места погребения самого Тимура. Замечательно, что эти местные кладбища называются тем же словом (мурчал), как место отряда или отдельного воина во время битвы.

Этот рассказ и многие другие свидетельствуют о популярности Тимура среди чагатаев вообще, особенно среди их главарей. К военному элементу своей страны Тимур, несомненно, чувствовал себя гораздо ближе, чем к городскому и сельскому населению, хотя и Тимур совершил поступок, который в глазах кочевников обоих среднеазиатских государств, чагатайского и могольского, был особенным преступлением: сделал если не своим постоянным местопребыванием, то своей столицей большой город и стал воздвигать в нем постройки. Переход кочевников, их царевичей и главарей в города считался нарушением ясака Чингисхана. Предписание «всегда кочевать, никогда не становиться оседлыми» приписывалось и малоазиатскими тюрками Огуз-хану, причем в этом случае употреблен термин отурак, этимологически ближе стоящий к современным европейским словам с этим значением (рус. оседлый, фр. sédentaire, нем. seßhaft), чем употребляемое теперь в Средней Азии слово джатак. Ненависть к городам была в Моголистане, конечно, упорнее, чем на западе. Еще во второй половине XV века, когда потомки Тимура давно успели прославиться своими постройками в Самарканде и Герате, могольский Юнус-хан[215] из-за неудовольствия своих моголов должен был отказаться от своего намерения поселиться в Аксу, хотя этот пункт тогда «только по сравнению с Моголистаном мог считаться городом». Когда Юнус-хан несколько лет спустя занял Сайрам и потом Ташкент и поселился там (в Ташкенте находится его могила), часть моголов ушла от него вместе с сыном самого хана, Ахмадом, остававшимся и впоследствии, в противоположность своему отцу и старшему брату, настоящим степным воином по привычкам и наружности. Таковым видел его еще в 1502 году его племянник Бабур.