— Тебе нравится меня поддевать? — не могу не улыбаться. Я счастлив, хоть и знаю, что вокруг опасность. Главное, она в моих руках.
— Я люблю тебя, — шепот, растворяющийся в пучине моего сознания, прежде чем я окончательно стряхиваю с себя остатки дремы…'
Это сны или воспоминания? Как разобраться в себе, когда потерянные осколки разума возвращаются с нарастающей болью? Осторожно касаюсь рукой лица, чтобы снять спазм и не разбудить свою крошку, лицом повернувшуюся ко мне, в жесте доверчивой беззащитности прижавшую руки к груди.
Эльфенок.
Сердце так сильно сжимается в радостном ритме, отчего едва сдерживаюсь, чтобы не поцеловать ее и не позвать так, как называл раньше. Еще слишком рано, пусть спит. Теперь это здоровый сон и ее жизнь больше не висит на волоске.
Много дней позже все также с мыслями о ней и провожу все утро в городе, в поиске того, кто помогает мне навести порядок в голове. Темный жрец, собрат и надежда — все в одном лице, а иначе я просто не имею представления, что еще мне может помочь. А в мыслях его слова декларируют:
— Так-то важны для тебя эти воспоминания, что так стараешься?
Без сомнений, если бы не это маленькое растрепанное чудо, даже не задумался бы что-то возвращать. Я ее заново изучаю. Каких-то семь-восемь месяцев для дроу — песчинка в пустыне жизни. Однако ради нее я найду эту крупицу и, вместе с ней, ответы на все вопросы, что накопились.
Уже на выходе из города повиновался странному порыву притормозить — прямо у каменной стены пожилая фея торговала мелкими артефактами, безделушками и магическими подвесками. Считать ли велением богов мое желание подойти к торговке, кою ранее бы и не заметил?
Женщина сразу же опустила голову и визуально сжалась, узрев под капюшоном не скрытую маской часть лица темного эльфа. Наверняка взмолилась у богов просить, чтобы беда миновала, но я совсем не по ее душу.
Глаза невольно расширились, лишь найдя то, во что поверить не мог:
— Откуда это у тебя? — вырвалось у меня прежде, чем старушка успела молвить слово.
В моих руках на солнце сверкал стеклянный шар, внутри которого искрилась магия. Маленький расцветший бутон нежного пурпурного цветка, сердцевина которого радовала глаза золотой желтизной, парил ровно по центру него, периодически выбивая искры чистой концентрированной силы, впитавшейся за столетия существования мира.
Будто ценный алкоголь — невероятно редкий Шар Воплощения с годами лишь набирает силу. Никогда не знаешь, когда и каким даром он тебя наделит, ведь легенды гласят, что его сила напрямую связана с божественной. (*прим. автора: «наподобие четырехлистного клевера»). Откуда он у обычной феи и знает ли она, что продает?
Я мчался в лес, чтобы как можно скорее перенестись порталом вблизи селения волков. Я должен показать это Ае, должен отдать его ей. Что если шар растворится до того, как я успею, выполнив желание менее значимое, чем может быть у нее? У Шара может быть только один хозяин, как у хозяина только один шанс на исполнение грез.
Пусть это будет моим признанием, произнесенным без слов. Она поймет, всегда понимала. Пусть не догадается о значении подношения, но тем самым возрастут шансы на исполнение самого заветного желания. А когда узнает, я буду лишь рад за нее и ее счастье.
Взлетая через все ступени низкого крыльца, в дом знахаря вернулся с мыслью скорей увидеть ее. За несколько дней хоть и медленно, но ощутимо Ая набралась сил. Беспомощность убивала ее дух, но теперь в глазах зажегся блеск, стоило впервые за долгое время принять сидячее положение в постели. Рана все еще беспокоит, но это и в сравнении не идет с тем, что ранее она угрожала моему эльфенку смертью.
Волков не оказывается в доме, зато за дверью комнаты я слышу тихие переговоры. Ревность заранее пробуждает внутри меня зверя, ведь я знаю, что там происходит. Всегда в это время одно и то же. Стиснув кулак до скрипа, решительно миную преграду.
В первое же мгновение хочется придушить Аргуса. Человеческий мальчишка! Эта женщина создана не для тебя и твое счастье, что глаза твои тебе и нам пока еще нужны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сидя на краешке постели, он кистью магической наносит лекарские письмена на кожу ее по пояс неприкрытого тела. Ая сидит напротив, выпрямившись как струнка, глаза в неловкости отводит, грудь обнаженную прячет стыдливо и не расслабляют мысли, что лекарь уже видел ее без одежды. Мужская рука уверенно руны наносит на тело, кистью лаская ключицу, ложбинку меж грудей и так до края покрывающего ее одеяла, исписывая заодно и ранее поврежденную вывихом руку.
Улыбается малец, отвлечь хочет, а сам румянец легкий скрыть с собственных щек не в состоянии. И, казалось бы, чем не пара? Но зверь внутри меня рыком отвечает, что ПАРА у нее уже есть.
Врываюсь, чем пугаю Аю, сразу же подтягивающую одеяло, и, подхватив плед с кресла, тут же на голову ей бросаю, дабы полностью от чужих мужских глаз скрыть. Шелохнуться боящаяся, она замирает, пока я полностью переключаюсь на Аргуса:
— А можно как-то поскромнее это делать? — шиплю, за раздражением скрывая злость. Алым взглядом искры разве что не выбиваю, но лекарь, кажется, ничуть меня не боится. Не улыбается более, но спокойно встречает огонь моих пышущих гневом глаз. — Ты не муж ей…
— Я лекарь, — перебивает, вызывая желание вцепиться ему в глотку, но память услужливо подсказывает, что мы многим обязаны этому человеку. — И в данный момент я исправляю то, что вообще быть допущено не должно было.
Он прав. Я злюсь, но не вмешиваюсь в прощание этих двоих, когда Аргус диктует Ае несколько рекомендаций, складывая кисти и иные принадлежности в свою сумку, а она лишь глазами стреляет, с головой плотно в плед укутавшись.
— Боги, Фаль, ты еще более ревнив, чем когда-либо, — смеется маленькая, не щадя моей гордости, стоило лишь услышать, как входная в дом дверь закрылась. — Ну, что ты к нему цепляешься, он же и правда столь многим нам помог.
Вздыхаю, неспешно к госпоже сердца своего приближаясь. На колени пред кроватью опускаюсь, с надеждой голову поднимая. Любуюсь, в глаза ее темные всматриваясь, пока край пледа по волосам ее медленно соскальзывает.
— Я же темный эльф, девочка, — усмехаюсь мимолетно, напоминая. — Это самое безобидное, что предлагает сделать с ним моя натура, разве ты не знаешь?
— Пой эту песню, кому хочешь, — фыркает смешно, заставляя шире улыбнуться. — Мне не заливай, я тебя прекрасно знаю. Темный эльф он. В тебе вредности раза в три больше, чем кровожадности, может, ты какой-то неправильный дроу?
Нет сил сопротивляться ее обаянию. Уже совершенно успокоившийся, поднимаюсь на кровать, чтобы к груди своей привлечь доверчиво подающуюся вперед девочку. Ласково ко лбу ее губами прижимаюсь, наслаждаюсь моментом единения.
— Фаль, я беспокоюсь, — шепчет. — Ты так мало спишь, постоянно уходишь куда-то. Тебе же наверняка не хватает сил, ты должен себя беречь.
— Какая заботливая, — чуть ниже наклоняюсь, чтобы к губам ее прильнуть, но признаюсь: — В твоих объятиях все компенсируется.
В момент касания губ глаза, как и она, закрываю. Целую осторожно, каждым вздохом наслаждаясь. Пьянею от ощущения обладания ею. Моя девочка, мой эльфенок, моя судьба. Прикажи мне любить тебя до скончания веков, и я жизнь посвящу этому.
— Чего тебе хочется, отрада моя? Назови, я достану все, что хочешь, — на ушко ей тихо говорю, пока родная в шею мне лицом почти мурлыча утыкается.
— Шоколадку, авокадо, телефон, — почти не думая, выпаливает она, вызывая на лице моем растерянность. Что? — О, нет! Чипсы. Скоро будет год, как я без чипсов. Я так соскучилась по глутамату натрия.
Сквозь непринятие пришлось признать, что я ее совершенно не понял. Шоколадо и авофон… глу… что? Заливистый смех вывел меня из состояния ступора, стоило ей отстраниться и, сверкая весельем в очах, взглянуть на меня:
— Забудь, ничего не нужно.
Помедлив, кивнул. А после заговорил о том, что волновало мою душу предвкушением: