Между Стокбриджем и Сент-Джорджем река мало населена, потому что большая часть земель здесь принадлежит владельцам плантаций и бумажным фабрикам. Одна из таких плантаций, расположенная со стороны Джорджии, занимает пятьсот гектаров. Она называется «Дубы» и тянется почти пять километров вдоль реки. Там попадаются олени, индейки, огромные бобры, краснохвостые ястребы и десятки пеших туристов из Теннесси, но главная ее достопримечательность — куропатки. В «Дубах» их тысячи. Меня же плантация интересовала в первую очередь благодаря закрытым пляжам. После затянувшегося привала на «Ривьере» мы плыли почти сутки без остановки, и у меня болели мышцы.
Над верхушками деревьев показалось солнце, пар над рекой рассеялся, а мы скользили вниз по течению. Впервые с тех пор, как мы миновали мост, мне не нужно было грести. Здесь река стала глубже, и течение несло нас со скоростью около двух километров в час. Над водой поодиночке летели лесные утки. Я посмотрел сквозь туман и увидел оленя, стоящего по колено в воде. С его морды срывались капли, а уши были повернуты в мою сторону. Он был крупный, с отвислым животом и золотистыми рогами. Они разветвлялись примерно в трех дюймах выше ушей. Против света было трудно рассмотреть, но я насчитал по шесть отростков на каждом роге, а еще два, прямо надо лбом, сантиметров тридцать в длину. Я не слышал, как олень появился и скрылся. Я моргнул — и он исчез. Как призрак. Осталась только рябь на воде. Не думал, что здесь водятся такие олени. Сомневаюсь, что он дожил бы до зрелых лет, будучи глупым.
Мы плыли сквозь туман и слушали, как река вокруг просыпается. Лаяли собаки, хлопали дверцы машин, мычали коровы, пели птицы. Мы провели утро под березой на берегу. Не считая ветра, который шелестел берестой, похожей на свернутую в трубку бумагу, было тихо. То и дело до нас доносилось жужжание бензопилы или рев мотоцикла. Дважды я заметил в небе небольшой самолет. Пролетая над рекой второй раз, он почти касался верхушек деревьев, и я разглядел его получше. Синий фюзеляже, желтые крылья.
Эти парни на реке, слухи про нас, самолет… Мне стало неуютно.
Моего носа достиг странный запах. Я посмотрел на Эбби и обнаружил, что она красит лаком ногти на ногах. Я хихикнул.
— Над чем ты смеешься?
— Где ты это взяла?
— Ты ведь не думаешь, что я уехала из дома без лака?
— Нет. Но все, что у нас было, полетело в костер тридцатью километрами выше по реке.
Она улыбнулась.
— Не все. Женщина не может разъезжать с неухоженными ногтями.
Я поскреб подбородок и снова засмеялся. Эбби укоризненно указала, на меня кисточкой.
Лицо у меня теперь выглядело гораздо лучше, опухоль на глазу спала, хотя губы по-прежнему оставались припухшими. Я сдвинул шляпу на затылок и лег.
— Когда Гус меня только нанял, я повез к Сент-Джорджу каких-то парней из Стокбриджа. Хорошие были ребята — вырвались на выходные, оставив жен дома, но до тех пор они не бывали в лесу. У нас был долгий день, а потом нелегкая ночевка… один из них подошел и спросил: «Как быть с туалетом?» Я не знал, что ответить, а потому просто вручил ему лопатку и кивнул в сторону зарослей: «Выкопай ямку и сделай в нее свои дела». Он посмотрел на меня и ухмыльнулся: «А когда нам попадется общественная уборная?» Я пожал плечами: «Возможно, к вечеру». Через пару минут я увидел, как он сидит на берегу без штанов, уткнувшись задницей в свежевыкопанную ямку, и читает журнал. Остальные вскоре последовали его примеру. Наверное, надо было их предупредить. Вечером один из парней спросил у меня: «Слушай, тебя не кусают жуки?» Он говорил и чесался. «Нет, — сказал я. — А тебя?» Он кивнул. «Где?» — «Везде. Я как будто весь искусан. И так чешется, что я вот-вот прокляну день своего рождения». Я спросил: «Такие красные шишки?» Он кивнул. Тогда я полез в сумку и протянул ему пузырек с лаком для ногтей. «Это не жуки, а клещи. Их не видно. Они ищут местечки потеплее, вгрызаются в кожу и живут там, пока их не удушишь. Намажь каждый укус и дай высохнуть». Он посмотрел на меня как на ненормального: «Ты издеваешься, да? Это одна из тех шуток, которые речные гиды разыгрывают с горожанами?» Я покачал головой: «Нет. Насчет клещей я бы шутить не стал. Если не примешь меры, то к полуночи начнешь чесаться так, что… короче, тебе будет плохо». Он взял пузырек и спросил: «Смазать каждый укус?» — «Да». Я вымыл посуду, сложил палатку и нагрузил каноэ. Когда вернулся, они впятером стояли вокруг костра, без штанов, и сушили на своих задницах лак. Эту картину я никогда не забуду. Один из них, тощий, сказал: «Это останется между нами, договорились?»
Эбби закончила красить ногти, закрыла пузырек и подула на пальцы.
— Отчего ты вдруг об этом вспомнил?
— Из-за запаха.
— В таком случае, если тебе понадобится лак, — она помахала пузырьком, — обзаведись собственным. — Эбби погрозила пальцем. — Даже не надейся, что я позволю тебе мазаться моим лаком, а потом стану красить им ногти. У нас, женщин, свои границы. У вас — свои.
— И я не в силах тебя винить.
Глава 23
В своих поездках Эбби находила время полюбоваться величайшими произведениями искусства. Она стояла перед ними. Смотрела, смеялась, плакала. Она понимала их лучше и оценивала на более глубоком уровне, нежели я. В то время как я постигал жизнь художников, Эбби постигала их творения. По сравнению с женой я не знал ни черта. Я листал альбом, переворачивал страницы, а она говорила: «Я это видела», или «Это нужно увидеть самому», или «Милый, ты бы видел, как там падает свет!..» Я всегда ей завидовал.
Мы прожили в браке год, когда однажды она заглянула ко мне в студию. Я сидел и смешивал краски.
Эбби устроилась у меня на коленях и обняла за шею.
— Я хочу отправиться в путешествие.
— Отлично.
— И сама его спланировать.
— Хорошо.
— Ты поедешь со мной?
— Конечно.
Она принесла толстую папку, опустилась на пол, жестом велела мне сесть рядом и развернула передо мной карту мира.
Одним из плюсов, унаследованных ею от отца, была способность раздвигать рамки. А поскольку Эбби имела достаточно денег, она могла позволить себе идею типа «куда-нибудь выбраться».
Мы отсутствовали почти год. Начали с раннего Ренессанса и постепенно двигались вперед. Точками отсчета нам служили художники и их работы. Мы совершали не хронологические, а географические скачки, от города к городу — и так до конца.
Первой остановкой по пути в Нью-Йорк стала Национальная галерея в Вашингтоне. Помню, как я завернул за угол и увидел рубенсовского «Даниила во рву со львами». Я сидел на скамейке напротив картины почти три часа.