Читать интересную книгу Дальнейшие похождения царевича Нараваханадатты - Сомадева

Вечером же, убедившись, что она поправляется, поднялся раджа со второй женой Таравали на крышу дворца, и, только та уснула в его объятиях, упали на ее тело, когда ветерок откинул ее одежды, пробравшиеся сквозь решетку лучи луны. Тотчас же проснулась она с криком: «Ой, горю я!». В тот же миг, обеспокоенный, проснулся раджа и воскликнул: «Что это?» И увидел он, что на теле ее появились волдыри, как от ожога. Спросил он ее, и прошептала в ответ царица Таравали: «Это у меня оттого, что лучи месяца упали на мое обнаженное тело». При этих словах разрыдалась она, а он, обеспокоенный, позвал слуг, и те в тревоге сбежались отовсюду. Повелел он им, чтобы изготовили для нее ложе из лотосовых волокон и смазали тело ее сандаловой мазью.

Узнав о случившемся, третья его жена, Мриганкавати, решила идти к нему и вышла из своих покоев. А как вышла она, тотчас же услыхала в ночной тишине, не нарушаемой ни одним звуком, что где-то далеко на дворе кто-то толчет рис пестом. И только лишь слух ее уловил этот звук, как простонала она: «Ой, умираю я!», — и, страдающая, газелеокая, упала на дорогу, ломая руки. Тогда прислуга привела ее в покои, и упала она, плачущая, на ложе. И увидали тогда ее слуги, заливающиеся слезами, что руки у нее покрыты синяками и царапинами, словно белые лотосы черными пчелами. Доложили они обо всем радже, а тот поспешил, перетревожившись, к ней и спросил ее, светоч добродетели: «Что это?» Она же показала ему руки и, плача, проговорила: «Услышала я, как пестом где-то рис дробят, и вот от звуков тех ударов руки мои покрылись синяками и царапинами!» И тогда приказал царь смазать ей руки сандаловой мазью и прочими снадобьями, а сам стал сокрушаться. «У одной рана от упавшего лотоса, у другой на теле ожоги от лунных лучей, а у третьей всего лишь от еле слышного звука такие синяки и ссадины на руках! Ох, видно, по воле судьбы у всех моих любимых их великое достоинство — чувствительность— обернулось пороком!» С такими мыслями ходил он всю ночь из одних покоев в другие, и казалось ему, будто ее три стражи обратились в сто! А на следующее утро лекари и костоправы взялись за дело, и зажил он, как прежде, в окружении своих выздоровевших жен».

Когда, сидя на плече у Тривикрамасены, закончил ветала эту чудесную историю, спросил он у царя: «Исполнится то проклятие, о котором прежде я говорил, если ты, зная, не скажешь, какая из этих царских жен самая чувствительная». И ответил ему на это Тривикрамасена: «Конечно же, та из них самая чувствительная, у которой лишь от звука ударов песта, даже и не коснувшегося ее, появились синяки и царапины! А что до тех двух, так они с ней не сравнятся — ведь раны одной и ожоги другой появились у одной от удара лотосом, у другой — от прикосновения лунных лучей!»

Только кончил царь отвечать, как снова вернулся на свое место на дереве труп с веталой, а царь, непоколебимый в своей решимости, снова отправился за ним.

Волна девятнадцатая

И вот снова Тривикрамасена дошел до дерева шиншапа, снова лезет он на дерево за трупом с вселившимся в него веталой и, взвалив его на плечо, отправляется, как и прежде, молча в путь. И снова обращается к нему ветала, как и прежде, сидя на его плече: «Нравится мне, царь, что ничто тебя огорчить не может! Чтоб не устал ты, расскажу я тебе одну увлекательную историю

о царе Яшаскету и его министре Диргхадаршине

В стране ангов жил когда-то царь Яшаскету, обликом своим подобный неиспепеленному Шивой Смаре, спустившемуся на землю ради спасения своего тела[155]. Был у этого доблестного царя, мощью своей десницы искоренившего без остатка всех врагов, прозорливый министр Диргхадаршин, подобно тому как у Шакры министром был Брихаспати[156]. Поручив ему свое лишенное врагов царство, Яшаскету, одолеваемый своей молодостью и красотой, стал искать только наслаждений. Постоянно находился он на женской половине дворца, а не в зале совета, внимал полным страсти песням юных дев, а не голосам доброжелателей, любил беззаботный царь решетчатые и узорчатые окна, да не любил дел государственных— дыр же в них было не меньше, чем в тех решетках. Всю тяжесть государственных забот нес на себе министр Диргхадаршин, не знавший покоя ни днем, ни ночью.

Пошла в народе молва, что-де царь только лишь именем царя довольствуется, а всю власть забрал себе Диргхадаршин и наслаждается он царским счастьем. Тогда Диргхадаршин и сказал жене своей, Медхавини: «Милая, хоть и несу я всю тяжесть государственных дел, пока царь предается наслаждениям, распространилась среди людей клевета, что я всю власть себе забрал. А то, что в народе говорят, пусть и ложное, наносит вред даже великим людям. Разве не пришлось Раме из-за разговоров в народе покинуть Джанаки[157]? Что ж мне-то делать?» И когда сказал он так, вот что ответила министру его верная жена, заслуживающая имени Медхавини — мудрая: «Под предлогом, будто хочешь ты посетить святые места, отпросись у царя и на некоторое время, достойный, уезжай в чужую страну. Раз ты государственных дел касаться не будешь, то слухи эти себя изживут, а уж раз тебя здесь не будет, придется государю самому решать государственные дела, и постепенно забудет он все свои увлечения. А тут и ты вернешься и снова будешь безупречно исполнять свое дело».

«Так я и сделаю», — решил Диргхадаршин, выслушав жену. А затем в разговоре как бы между прочим обратился к Яшаскету с такими словами: «Позволь, государь, удалиться мне на некоторое время от дел — хочу я пойти по святым местам, ибо жаждет душа моя. дхармы[158]». «Нет! — отказал ему раджа. — Разве нельзя иначе достигнуть дхармы? Разве даяние и прочее не дают дхармы обретения неба тем, кто живет в своих домах?» Сказал ему на это Диргхадаршин: «Даяние и прочее дают нам очищение, ведущее к достатку, а святые места навсегда очищают нас от грехов, раджа! Посещают их разумные люди, пока молоды еще! Как ходить по святым местам, когда нельзя уже доверять своим силам?» А пока он так просил, а раджа ему отказывал в его просьбе, вошел пратихара и объявил: «Божественный, лучезарное светило достигло середины небесного океана. Поднимись, ибо приходит время твоего омовения». Тотчас же поднялся раджа и отправился совершать омовение, а министр, возжелавший посетить святые места, поклонился ему и отправился домой.

Оставив дома жену — запретил он следовать ей за ним в святые места, — ухитрился Диргхадаршин уйти так, что даже слуги его не заметили. Вот скитается он по разным странам, переходит с одного святого места на другое и достигает, наконец, благочестиво решительный, страны Пундра. А там попал он в город, стоявший неподалеку от океана. И когда сел Диргхадаршин, покрытый пылью странствий и опаленный солнцем, во дворе храма Шивы, увидел его купец по имени Нидхидатта, пришедший туда поклониться. Заметил купец, что на нем брахманский шнур и что он обладает достойной внешностью и приметами, и подумал, что должен это быть высокого положения брахман, и, будучи гостеприимным, привел его к себе домой, а там, устроив для него омовение и попотчевав всякими яствами и прочим, спросил его, отдохнувшего: «Кто ты, откуда и куда идешь?» Ответил тот с достоинством: «Брахман я, а имя мое — Диргхадаршин. Пришел я сюда из страны ангов, а иду по святым местам».

Сказал тогда ему купец Нидхидатта: «Собрался я на Золотой остров — торговать. Оставайся пока здесь, в моем доме, до моего возвращения. Устал ты от скитаний по святым местам. Куда тебе усталому-то идти?» Возразил ему, выслушав это, Диргхадаршин: «Что мне здесь оставаться? Поеду я с тобой, купец, если не помешаю». И купец сказал на это: «Пусть так и будет!» И провел министр, давно уже не спавший на постели, ночь в доме купца.

На другой день Диргхадаршин вместе с купцом пошел к морю, взошел на его корабль, полный товаров, и, пока плыли они на нем, любовался министр беспредельно чудесным и грозным океаном. А затем прибыли они на Золотой остров. Да пристало ли главному советнику царя странствовать по бурному океану? Но чего не сделает добродетельный, чтобы избежать бесславия? Прожили они на том острове какое-то время, и Нидхидатта продавал да покупал. Когда же поплыли они обратно, то увидел Диргхадаршин с корабля, как среди океанских волн поднялось «пожелай-дерево» с коралловыми ветвями и сучьями, а кора его сверкала золотом, и было оно украшено плодами, словно из драгоценных камней, и прекрасными цветами. А среди ветвей увидел Диргхадаршин усыпанное наилучшими из драгоценностей сидение и на нем девушку необычайной красоты и прелести. И только успел он изумиться и подумать: «Ох! Что бы это значило?» — как девушка, державшая в руках вину, запела:

Что своим посеял делом,Нынче плод того ты снимешь, —И судьба не переменитПредназначенного кармой!

И только спела она эту песенку, как снова и с деревом, и с сидением погрузилась в океан. «Что это за диво дивное я сейчас видел? Среди океана вдруг вырастает дерево с поющей красавицей на нем и, только лишь появившись, погружается в бездну! Ну, как не восхититься постоянством океана! Разве не из него некогда всплыли Лакшми, Месяц, дерево париджата и много других чудес?» Видя как он всему этому дивится, и слушая, как восторгается, сказали ему кормчий и прочие, кто был на корабле: «На этом месте всякий раз появляется эта красавица, а показавшись, снова погружается. Для тебя, конечно, это зрелище внове». Так ему объяснили случившееся, но он продолжал изумляться, пока не достиг вместе с Нидхидаттой на корабле берега.