раньше не упоминал. Петер чувствовал, что это вранье. Может, удастся его подловить.
— Как ее звали?
— Анника.
— Фамилия?
— Не спросил.
— Вернувшись в Копенгаген, ты пустился в бега.
— В бега? Я остановился у друга.
— У Йенса Токсвига — еще одного шпиона.
— Да? Он мне об этом не говорил! — И добавил, не без сарказма: — Эти шпионы такие скрытные!
Петеру стало ясно, что камера Арне вовсе не сломила. Он твердо придерживался своей истории, которая была сомнительна, но не невозможна. Петер начал побаиваться, что Арне так и не заговорит. И сказал себе, что это всего лишь предварительная перестрелка, надо усилить нажим.
— Значит, ты даже не знал, что полиция тебя ищет?
— Да.
— Даже когда полицейский гнался за тобой по саду Тиволи?
— Наверно, он гнался за кем-то еще. За мной полицейские не гнались.
— Так ты что, не видел тысячи плакатов с твоей физиономией, расклеенных по всему городу? — с сарказмом осведомился Петер.
— Видимо, пропустил.
— Тогда зачем ты изменил внешность?
— А я ее изменил?
— Ты сбрил усы!
— Это потому, что кое-кто сказал мне, будто с усами я похож на Гитлера.
— Кто сказал?
— Девушка с Борнхольма, Анне.
— Ты сказал, ее звали Анника.
— Для краткости я звал ее Анне.
С подносом вошла Тильде Йесперсен. От запаха поджаренного хлеба у Петера потекли слюнки. Он был уверен, что и Арне реагирует так же. Тильде налила ему чаю, а потом, улыбнувшись Арне, спросила:
— А вы хотите?
Тот кивнул.
— Нет, — буркнул Петер.
Тильде пожала плечами.
Этот обмен репликами был инсценировкой: Тильде притворялась любезной, чтобы Арне почувствовал к ней симпатию.
Она принесла еще один стул и села пить чай. Не торопясь, Петер съел несколько ломтиков поджаренного хлеба с маслом. Арне, продолжая стоять, наблюдал за чаепитием. Покончив с чаем, Петер продолжил допрос.
— В служебной комнате Поуля Кирке я нашел зарисовку военного оборудования, установленного на острове Санде.
— Я потрясен, — отозвался Арне.
— Если бы его не убили, эти зарисовки он передал бы британской разведке.
— У него могло быть вполне невинное объяснение на этот счет, если б его не пристрелил один рьяный болван.
— Это твои зарисовки?
— Вот уж нет!
— Санде — твоя родина. Твой отец — пастор тамошней церкви.
— Это и твоя родина тоже. У твоего отца там гостиница, где по выходным напиваются нацисты.
Этот выпад Петер оставил без внимания.
— Когда я столкнулся с тобой на улице Святого Павла, ты побежал от меня.
— Ты был с пистолетом. Иначе я просто разбил бы твою уродливую физиономию, как когда-то за почтой, лет двенадцать назад.
— Да я за почтой тогда свалил тебя с ног!
— Но я-то поднялся. — Арне с улыбкой повернулся к Тильде. — Видите ли, наши семьи уже много лет на ножах, это истинная причина данного ареста.
Петер оставил без внимания и это.
— Четыре дня назад на базе объявили тревогу. Кто-то потревожил сторожевых собак. Часовые заметили человека, который бежал по дюнам по направлению к церкви твоего отца. — Говоря это, Петер внимательно следил за лицом Арне. Пока что тот не выразил удивления. — Это ты бежал через дюны?
— Нет.
Нюхом чуя, что Арне говорит правду, Петер продолжил:
— Дом твоих родителей осмотрели. — В глазах Арне мелькнул страх: этого он не знал. — Искали незнакомца, а нашли молодого человека, спящего в своей постели. Пастор сказал, это его сын. Это был ты?
— Нет. Я дома с Троицы не был.
И снова Петер почувствовал: Арне не лжет.
— Два дня назад твой брат Харальд вернулся в Янсборгскую школу.
— Откуда, по твоей низости, его исключили.
— Исключили его потому, что опозорил школу!
— Написав на стене шутку? Ах какой ужас! — И снова Арне обратился к Тильде. — В полиции решили отпустить моего брата, не предъявив обвинения, но Петер поехал в школу и настоял на исключении. Представляете, до чего он ненавидит нашу семью?
— Он разбил окно, влез в лабораторный корпус и воспользовался фотолабораторией, чтобы проявить пленку, — продолжал Петер.
У Арне распахнулись глаза. Очевидно, это для него была новость. Наконец-то он дрогнул.
— По счастью, его заметил другой мальчик. Я узнал об этом от отца этого юного лояльного гражданина, который верит в закон и порядок.
— Нациста, надо полагать.
— Это была твоя пленка, Арне?
— Нет.
— По словам директора школы, на пленке были снимки обнаженных женщин. Он утверждает, что конфисковал пленку и сжег ее. Директор лжет, не так ли?
— Понятия не имею.
— Убежден, что на пленке заснята военная установка на Санде.
— Да ну?
— Это ты заснял ее, верно?
— Нет.
Нюхом чуя, что понемногу подбирается к Арне, что того пробирает страх, Петер усилил напор.
— На следующее утро некий молодой человек позвонил в дверь Йенса Токсвига. Один из наших полицейских открыл дверь — средних лет сержант не слишком большого