велосипед на пляж, над которым возвышались руины Хаммерсхуса. Взобралась по крутому склону к замку, встала там на остатках крепостного вала, словно средневековая королева, и смотрела, как восходит солнце над миром, в котором все больше набирают силу напыщенные, крикливые, преисполненные ненависти, до глубины души отвратительные ей нацисты.
Тот день она провела, сидя то тут, то там, переходя из одной части руин в другую, гуляя в лесу, спускаясь на пляж и взбираясь обратно, — все для того, чтобы другие туристы не догадались, что у нее здесь встреча. При этом маялась от сжигающего душу беспокойства и невыносимой скуки.
Отвлечься удавалось, только вспоминая последнее свидание с Арне. Воспоминания были самые нежные. Сама себе поражаясь, что решилась любить его здесь, при свете дня, на траве, она нимало об этом не сожалела. Это воспоминание останется с ней навсегда.
Сначала Хермия надеялась, что он прибудет на остров ночным паромом. От гавани Ронне до замка Хаммерсхус километров девять. Велосипедом это час, пешком — три часа. Однако утром Арне не появился.
Это тревожило, но она велела себе не волноваться. Точно так же было и в прошлый раз: на ночной паром Арне не поспел и приехал утренним рейсом. Значит, вечером он будет здесь.
И в прошлый раз она так же сидела и напряженно ждала его, а он появился только на следующее утро. Теперь Хермия была в большем нетерпении, чем тогда. Но стало ясно, что ночным паромом он не приехал, и Хермия отправилась в Ронне.
Пустынные пригородные дороги сменились оживленными улицами маленького городка, и ей сделалось совсем тошно.
«Тут безопасней, — уговаривала она себя, — на природе больше бросаешься в глаза, а в городе можно затеряться».
Но по ощущению все было наоборот. В каждом брошенном взгляде чудилась подозрительность, и не только при встрече с полицейским или солдатом. Все: и лавочники, стоящие в дверях своих лавок, и возничие, ведущие под уздцы лошадей, и старики, покуривающие на лавочках, и докеры, попивающие чай на причале, — казалось, смотрят на нее с недоверием.
Она побродила по городу, не глядя людям в глаза, а потом направилась в гостиницу в гавани, съела там бутерброд. Наконец-то паром пристал, Хермия влилась в небольшую группку встречающих. Пассажиры высадились. Она пристально вглядывалась в каждое лицо, понимая, что Арне, ради маскировки, должен быть в преображенном виде.
Несколько минут, и на пароме никого не осталось. Когда началось движение в противоположную сторону — пассажиры стали всходить на борт, чтобы ехать в обратном направлении, — стало очевидно, что паром прибыл без Арне.
Что делать? Тому, что Арне не приехал, могла быть тысяча причин, от бытовых до трагических. Он мог спасовать, отказаться от миссии. Хермии стало совестно от этой мысли, но ведь она всегда сомневалась, что Арне годен в герои. Мог погибнуть, да еще как. Но скорее всего его задержала какая-нибудь ерунда вроде опоздавшего поезда. К несчастью, дать ей об этом знать он никак не может.
«Но я-то, — сообразила вдруг Хермия, — я-то могу связаться с ним!»
Она просила его, не привлекая внимания, остановиться в доме Йенса Токсвига в Нибодере. У Йенса был телефон, номер которого Хермия знала на память.
Она заколебалась. Если полиция, по любой из причин, прослушивает телефон Йенса, звонок отследят и поймут… что? Что на Борнхольме происходит некая активность. Это нежелательно, но ничего страшного. Впрочем, можно, конечно, сейчас не звонить, а переночевать в гостинице и встретить еще один паром, утренний. Но ждать еще целую ночь невмоготу.
Хермия вернулась в гостиницу и позвонила оттуда. Пока ее соединяли, лихорадочно обдумывала, что скажет.
«Спросить Арне? Если телефон на прослушке, я выдам место, где он скрывается. Нет, говорить надо осторожно, будто звоню из Стокгольма. Возможно, трубку поднимет Йенс. Он должен узнать меня по голосу. Если не узнает, я подскажу: «Это твоя подружка с Хлебной улицы, помнишь?»
На Хлебной располагалось английское посольство, когда она там работала. Этого будет достаточно, он поймет. Впрочем, этого может быть достаточно и для полицейских…
Не успела Хермия додумать все до конца, как трубку подняли и мужской голос произнес: «Алло!»
Голос принадлежал не Арне. Это мог быть Йенс, с которым она больше года не разговаривала.
— Алло! — отозвалась она.
— Кто говорит? — Голос явно принадлежал человеку пожилому, Йенсу ведь двадцать девять.
— Пожалуйста, пригласите к телефону Йенса Токсвига.
— Кто его спрашивает?
«С кем я говорю? Йенс жил один. Может, у него гостит отец? Но своего имени я ему не скажу».
— Это Хильде.
— Хильде, а дальше?
— Йенс знает.
— Не могли бы вы назвать свою фамилию?
«Плохой признак».
Хермия решила взять старика нахрапом.
— Я не знаю, кто вы, и не собираюсь играть с вами в дурацкие игры, так что сделайте одолжение, передайте трубку Йенсу, и покончим с этим, идет?
Номер не прошел.
— Мне необходимо знать вашу фамилию.
«Не похоже на глупые игры», — решила она.
— Послушайте, кто вы?
Последовало молчание, но все-таки он ответил:
— Я сержант Эгил из полицейского управления Копенгагена.
— У Йенса что, неприятности?
— Назовите вашу фамилию!
Потрясенная и перепуганная, Хермия повесила трубку.
Вот это да! Поворот ужасный. Арне спрятался у Йенса, а теперь в доме полиция! Вывод может быть только один: им стало известно, что Арне там. Скорее всего Йенс арестован, и Арне с ним.
Хермия с трудом сдерживала слезы. Что теперь будет?
Выйдя из гостиницы, она посмотрела в сторону Копенгагена, через