но промолчал.
— А другие источники разведданных задействовать нельзя? — поинтересовалась Хермия.
— Естественно, мы копаем во всех направлениях. И отыскалась еще одна зацепка: в дешифровках сообщений люфтваффе появилось слово «Himmelbett».
— Химмельбет? — переспросил Вуди. — «Небесная постель»? Это еще что такое?
— Так они называют кровать, накрытую пологом на колоннах, — ответила Хермия.
— Чушь какая-то, — пробурчал Вуди, словно это она придумала.
— А в каком контексте? — обратилась Хермия к Дигби.
— Непонятно. Похоже, их радар работает в этой «небесной постели». Мы не разобрались.
— Придется мне самой ехать в Данию, — решила Хермия.
— Не выдумывайте! — воскликнул Вуди.
— Агентов внутри страны у нас больше нет — значит, надо внедрить кого-то. Я знаю страну лучше, чем любой другой сотрудник разведки. По-датски говорю без акцента. Другого выхода нет.
— Мы не посылаем женщин на такие задания, — отмахнулся Вуди.
— Нет, посылаем, — возразил Дигби и повернулся к Хермии. — Сегодня же вечером отправляемся в Стокгольм. Я еду с вами.
* * *
— Зачем тебе это понадобилось? — спросила Хермия на следующий день, когда они с Дигби осматривали Золотую комнату знаменитой стокгольмской ратуши.
Он остановился полюбоваться мозаичным панно.
— Во-первых, премьер-министр пожелал, чтобы я лично следил за выполнением столь ответственного задания.
— Понятно.
— А во-вторых, я не хотел упустить шанс побыть с тобой вдвоем.
— Ты ведь знаешь: я должна установить связь с женихом. Он единственный, кому я доверяю. Больше мне обратиться не к кому.
— Конечно.
— И значит, тем быстрее я с ним увижусь.
— Что касается меня, я очень этим доволен. Как соперничать с человеком, который торчит бог знает где на оккупированной территории, невидим, героически хранит молчание и к тому же прикован к тебе незримыми узами лояльности и вины? Я предпочту реального противника, из плоти и крови, с нормальными человеческими эмоциями — такого, который способен злиться, посыпать воротник перхотью и почесывать задницу.
— Это не соревнование! — рассердилась она. — Я люблю Арне. Я собираюсь за него замуж.
— Но ведь не вышла еще!
Хермия потрясла головой, словно желая стряхнуть с себя никчемную болтовню. В прежних обстоятельствах романтические ухаживания Дигби были ей приятны, хоть и не без ощущения вины, но теперь она видела в них помеху, поскольку приехала на задание и они с Дигби только притворялись туристами, чтобы запутать врага и убить время.
Выйдя из Золотой комнаты, по широкой мраморной лестнице Хермия и Дигби спустились в мощеный внутренний двор. Прошли под аркадой из розового гранита и оказались в саду, откуда открывался вид на серые воды озера Маларен. Обернувшись, чтобы окинуть взглядом башню, почти на сто метров вознесшуюся над зданием из красного кирпича, Хермия проверила, есть ли за ними «хвост».
Скучающего вида тип в сером костюме и сношенных башмаках даже не особенно прятался. Едва Дигби и Хермия уселись в «вольво» с шофером (лимузин приспособили работать на угле) и отъехали от британского представительства, как за ними тут же тронулся черный «Мерседес-230», в котором сидели двое. Когда они вышли у ратуши, тип в сером костюме поплелся за ними внутрь.
Британский военный атташе предупредил, что особая группа немецких агентов держит под неусыпным присмотром всех британских подданных, которые находятся в Швеции. Конечно, можно от них улизнуть, но выйдет себе дороже. Уйти от «хвоста» — значит расписаться в том, что виновен. Тех, кто так делал, брали под арест по обвинению в шпионаже, и тогда шведским властям под давлением немцев приходилось выдворить их из страны, экстрадировать. Хермии следовало сбежать так, чтобы «хвост» этого не понял.
По продуманному заранее сценарию, они с Дигби неспешно брели по саду и наконец повернули за угол, чтобы взглянуть на могилу основателя города, Биргера Ярла. Над золоченым саркофагом возвышался мраморный балдахин, опирающийся на четыре колонны.
— Вот и «небесная постель», — заметила Хермия.
У дальней стены памятника держалась в тени шведка того же роста и сложения, что и Хермия, с такими же темными волосами.
Хермия вопросительно на нее взглянула — та решительно кивнула в ответ.
Хермию бросило в дрожь. До сих пор она не делала ничего противозаконного: ее пребывание в Швеции пока было абсолютно невинно, — но с этой минуты, впервые в жизни, она окажется по ту сторону законопорядка.
— Быстрей! — по-английски произнесла женщина.
Хермия мигом скинула с себя легкий дождевик и красный берет. Женщина их так же быстро надела. Достав из кармана скучный, коричневого цвета, шарф, Хермия повязала им голову, чтобы скрыть свои приметные волосы и даже отчасти лицо.
Шведка взяла Дигби под руку, и они у всех на виду неспешно направились в сад.
Хермия, втайне замирая — «хвост» почует неладное и явится проверить, — несколько минут пережидала, притворяясь, будто разглядывает затейливое, из кованого железа, ограждение памятника. Потом с опаской — вдруг он в засаде? — вышла, надвинула шарф на глаза и, завернув за угол, тоже вернулась в сад. В дальнем конце аллеи Дигби с ее двойником шли к воротам на выход. «Хвост» тащился за ними. План сработал.
Хермия пошла за «хвостом». Согласно договоренности Дигби и его спутница направились прямиком к лимузину, который ждал их на площади, сели в машину и уехали. «Хвосты» последовали за «вольво» на «мерседесе». Доедут прямо до представительства и доложат по начальству, что двое приезжих из Англии весь день вели себя как примерные туристы.
Так что Хермия свободна!
Быстрым шагом перейдя Ратушный мост и горя желанием скорей приступить к делу, она поспешила к площади Густава Адольфа, в самый центр города.
Последние сутки жизнь крутилась с головокружительной