Я спрашиваю: есть ли какой-то шанс, что ты меня выслушаешь.
Пастор вскинул руку — похоже, чтобы ударить, — но не ударил.
«Это было бы кстати», — подумал Харальд.
Независимо от того, принял бы он удар безропотно или ответил ударом, в любом случае насилие стало бы выходом из положения.
Но отец не собирался облегчать ему жизнь. Он опустил руку.
— Что ж, я слушаю. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Харальд собрался с мыслями. В поезде он перебрал множество вариантов защиты, сочинил несколько речей, украсив их ораторскими приемами, но теперь все вылетело из памяти.
— Мне очень жаль, что я расписал сторожевой пост, потому что это пустой жест, детское выражение протеста.
— Ну хоть что-то!
Он подумал, не рассказать ли отцу про свою связь с Сопротивлением, но тут же отказался от этой идеи, опасаясь насмешек. Кроме того, теперь, когда Поуля нет, возможно, и Сопротивление существовать перестало. Нет, каясь, лучше сосредоточиться на личном.
— Мне стыдно, что я навлек позор на школу и подвел Хейса, он человек добрый. Мне стыдно, что я напился, потому что утром после того мне было ужасно мерзко. И больше всего мне стыдно, что из-за меня расстроилась мама.
— А отец?
Харальд покачал головой.
— Ты расстроен, потому что Акселю Флеммингу об этом известно и он не даст тебе спуску. Уязвлена твоя гордость, но не думаю, чтобы ты так уж волновался из-за меня.
— Гордость? — взревел отец. — При чем тут гордость? Я старался вырастить своих сыновей достойными, трезвыми, богобоязненными людьми, а ты подвел меня!
— Послушай, — вздохнул Харальд, — ничего страшного не произошло. Большинство мужчин напиваются…
— Но не мои сыновья!
— …хоть раз в жизни.
— Но тебя арестовали!
— Ну, не повезло.
— За недостойное поведение!
— Мне даже обвинения не предъявили. Сержант в полиции только посмеялся. «Шутников мы не ловим», — сказал он. Меня бы даже из школы не исключили, если бы Петер Флемминг не взял Хейса за горло.
— Даже не думай смотреть на это как на пустяк! Никто в нашей семье покуда не попадал в тюрьму. Ты запятнал нашу честь! — Внезапно выражение лица пастора изменилось. Впервые на нем отразилась скорее печаль, чем гнев. — Позор, даже ежели б никто в мире никогда не узнал об этом, кроме меня.
Харальд понял, что отец говорит искренне, и эта мысль выбила его из колеи. Гордость старика ранена, сомнения нет, но это еще не все. Он по-настоящему боится за душу сына. Харальду стало стыдно за свой сарказм. Однако отец не дал ему шанса на примирение.
— Остается вопрос, что с тобой делать.
Харальд даже не понял, о чем речь.
— Да я пропустил в школе всего-то несколько дней. Буду готовиться к университету здесь, дома.
— Нет, — отрезал отец. — Так легко тебе это с рук не сойдет.
— О чем ты? Что ты задумал? — Харальд похолодел.
— Ты не поедешь учиться в университет.
— Как это не поеду? Конечно, поеду! — перепугался Харальд.
— Я не пущу тебя в Копенгаген, чтобы ты отравил себе душу выпивкой и джазом. Ты доказал своим поведением, что не созрел для жизни в городе. Останешься здесь, будешь у меня под присмотром.
— Но ты не можешь позвонить в университет и сказать: «Не учите моего сына». Они выделили мне место.
— Но денег они тебе не дали.
— Дедушка оставил деньги на мое образование!
— Но распоряжаться деньгами он поручил мне. И я не позволю, чтобы ты растратил их по ночным клубам.
— Деньги не твои, ты не имеешь права!
— Еще как имею. Я твой отец.
Харальд потерял дар речи. Такой поворот событий он не рассматривал. Болезненней наказания для него придумать было нельзя.
— Но ты сам всегда говорил, что получить образование очень важно, — непослушными губами вымолвил он.
— Образование меркнет перед добродетелью.
— И все же…
Отец понял, что юноша по-настоящему потрясен, и немного смягчился.
— Час назад скончался Ове Боркинг. Особого образования у него не было, едва мог имя свое написать. Всю свою жизнь ходил в море на чужих лодках и не заработал даже на ковер, чтобы жена постелила его на пол в гостиной. Но он вырастил троих богобоязненных детей и десятую часть своего скромного заработка еженедельно относил в церковь. Вот что Господь считает достойной жизнью.
Харальд знал Ове, любил и жалел, что тот умер.
— Он был простой человек.
— И что в этом плохого?
— Ничего. Но если бы все были, как Ове, то по сию пору ловили бы рыбу с индейских пирог.
— Очень может быть. Но тебе, прежде чем займешься чем-то другим, придется научиться быть таким, как он.
— Что это значит?
— Одевайся. Надень чистую рубашку и школьную форму. Пойдешь работать. — И отец вышел из комнаты.
Харальд уставился на закрывшуюся дверь. Ну и ну!
Мылся и брился он как во сне. Не мог поверить в то, что случилось.
Конечно, можно поехать учиться и без финансовой поддержки отца. Придется найти работу, чтобы содержать себя, и не получится брать частные уроки, что, по мнению многих, необходимо в дополнение к бесплатным лекциям. Но разве в таких условиях он сможет добиться того, чего хочет? Хочет же он не просто сдать экзамены.