— Петер, ну разве ты сам не видишь? Какой прок в будущем может быть от твоего списка?
— Разве не ясно? — рассердился он. — Если в еврейской среде начнет расти сопротивление немцам, мы будем знать, где искать.
— А если нацисты вдруг решат собрать всех евреев и отправить их в концентрационные лагеря, как в Германии? И тогда они воспользуются твоим списком!
— Но зачем им отправлять евреев в лагеря?
— Затем, что нацисты ненавидят евреев. Но мы-то не нацисты, мы работаем в полиции. Мы арестовываем людей за то, что они преступают закон, а не потому, что мы их ненавидим.
— Да знаю я, — отмахнулся Петер. Он не ждал от Тильде нападения с этой стороны.
«Уж она-то должна знать, что моя задача способствовать соблюдению закона, а не попирать его», — подумал он.
— Риск, что информация будет использована не по назначению, есть всегда, — недовольно произнес Петер вслух.
— А не лучше совсем не связываться с этим чертовым списком?
«Вот бестолковщина! — поморщился Петер. — И этого человека я считал своей соратницей в войне против нарушителей закона!»
— Нет, не лучше! — рявкнул он, но тут же заставил себя понизить голос: — Опасайся мы этого, никакой службы безопасности вообще не было бы!
Тильде покачала головой.
— Послушай, Петер, нацисты сделали нашей стране много добра, мы с тобой оба это знаем. Они навели порядок, настаивают на соблюдении закона, при них снизилась безработица и так далее. Но в том, что касается евреев, у них психоз.
— Возможно. Но правила сейчас диктуют они.
— Да ты только взгляни на датских евреев: они законопослушны, добросовестно трудятся, отправляют детей в школу… Это смехотворно — вносить их в список, словно они заговорщики-коммунисты.
— Значит, ты отказываешься работать со мной? — Он обидчиво выпрямился.
— Как ты можешь такое говорить? — В ее голосе прозвучала ответная обида. — Я служу в полиции, а ты — мой начальник. Я выполню любое твое поручение. Тебе следовало бы это понимать.
— Ты серьезно?
— Послушай, если бы тебе пришло в голову составить полный перечень датских ведьм, я бы ответила, что, на мой взгляд, ведьмы не преступницы, но составить их перечень я бы тебе помогла.
Принесли заказ, и в неловком молчании они приступили к еде.
— Как дела дома? — первой нарушила тишину Тильде.
Петер вдруг вспомнил, как за несколько дней до катастрофы воскресным утром они с Инге шли в церковь — счастливые, здоровые, нарядные.
«В мире столько никчемной швали… Почему именно мою жену лишил разума пьяный сопляк, усевшийся за руль спортивной машины?»
— Инге по-прежнему, — вздохнул он.
— Никаких улучшений?
— Когда мозг поврежден так серьезно, вылечиться нельзя. Улучшений нет и не предвидится.
— Тяжко тебе, да?
— Мне повезло, у меня щедрый отец. На полицейское жалованье сиделку не потянуть — пришлось бы отправить Инге в клинику.
И снова Тильде странно на него посмотрела. Будто думала, что это не худший выход из положения.
— А что насчет лихача в спортивной машине?
— Его зовут Финн Йонк. Вчера начался суд. Дня через два все решится.
— Наконец-то! Сколько, ты думаешь, ему дадут?
— Он признал вину. Думаю, от пяти до десяти лет заключения.
— По-моему, недостаточно.
— За то, что человек перестал быть человеком? А сколько достаточно?
Отобедав, они пешком направились на службу. Тильде взяла Петера под руку. Ласковый жест говорил о том, что, несмотря на разногласия, она относится к нему хорошо. Уже вблизи ультрамодного здания полицейского управления Петер приостановился.
— Жаль все-таки, что ты не одобряешь мою идею насчет списка евреев.
Она остановилась, повернулась к нему.
— Ты ведь неплохой человек, Петер. — Он даже удивился, как она это произнесла, словно вот-вот расплачется. — Обостренное чувство долга — твое главное качество. Но одним только долгом руководствоваться нельзя.
— Не понимаю, о чем ты.
— Я знаю. — Тильде развернулась и вошла в управление одна.
По дороге в отдел он пытался взглянуть на вопрос с ее точки зрения. Если нацисты посадят в тюрьму законопослушных евреев, это будет преступление, и его список пойдет на пользу преступникам. Но отчего не сказать то же самое про ружье или даже про автомобиль: тот факт, что ружье или автомобиль могут использоваться в преступных целях, не означает, что непозволительно их иметь!
Когда он шел через внутренний двор, его окликнул Фредерик Юэль.
— Следуйте за мной, — сухо велел он. — Нас вызывает генерал Браун.
Юэль зашагал первым, военной выправкой создавая впечатление деловитости и решительности, которых, уж Петер-то знал, за ним и в помине не было.
От полицейского управления до главной городской площади, где немцы обосновались в здании, именуемом «Дагмархус», было недалеко. Штаб-квартира оккупационных сил, окруженная мотками колючей проволоки, с крыши была укреплена пушками и зенитной батареей. Кабинет Вальтера Брауна занимал угловое помещение окнами на площадь и выглядел элегантно. Обитая кожей кушетка, на стене — совсем небольшой портрет фюрера, на старинном письменном столе — рамка с фотографией двух мальчиков в школьной форме. Петер отметил, что Браун и здесь был в портупее, словно желая сказать: несмотря на уют и удобства, о деле он не забывает.
Хозяин кабинета лучился довольством.
— Нашим специалистам удалось расшифровать сообщение, которое вы обнаружили в тормозной колодке, — обычным своим полушепотом произнес он.
Петер возликовал.
— Очень впечатляет, — пробормотал Юэль.
— Судя по всему, труда это не