Дмитрий Быков: А прогноза насчет Ходорковского у тебя нет?
Oтар Kушанашвили: У меня есть только надежда, что 15-го его выпустят, начнут зачитывать оправдательный приговор.
Дмитрий Быков: Хотелось бы надеяться.
Oтар Kушанашвили: Я закаялся вообще говорить на эти темы.
Дмитрий Быков: Он свое получил, мне кажется. Добивать нельзя.
Oтар Kушанашвили: Вот зачем ставить на колени человека, которого уже и так наказали! Достойнейшим образом ведет себя, не трусливо, не с высунутым языком, ведет себя там, где я провел какие-то дни, и считают, что там один день – повод для суицида.
Дмитрий Быков: А он восемь лет.
Oтар Kушанашвили: Да, и там к нему питают симпатию и уважение. И перестать унижать его, его маму, детей, никакой он не бандит, да прояви себя как щедрый человек, скажи, что ты хозяин – и вот момент истины. Я ничего не разделяю из того, что говорит Немцов, кроме одного: если его выпустят по-человечески…
Дмитрий Быков: Это очень многое изменит.
Oтар Kушанашвили: И я проголосую за Медведева.
Дмитрий Быков: Может, Медведев как раз этого и не хочет, потому что, понимаешь, я не вижу у него амбиций лидера, хотя, может, это выглядит со стороны иначе.
Как сейчас выглядят твои телепроекты? И есть ли у тебя какие-то?
Oтар Kушанашвили: У меня есть телепроекты, но они на украинской территории. Потому что здесь я гостевой персонаж, надо иметь в виду, что моя эмоциональность, экспансивность используется ровно тогда, когда нужно сказать гадость или в программе «Пусть говорят»…
Дмитрий Быков: Зачем ты туда ходишь?
Oтар Kушанашвили: А чтобы потом банкирские вечера вести, лизать им пятые точки.
Дмитрий Быков: Можно ходить в любую программу, но вот ходить к Малахову не надо, все будут гореть, кто туда ходит. Ну, может для тебя сделают исключение.
Oтар Kушанашвили: Нет-нет, я знаю, что я буду гореть. Поход к Малахову – это только довесок.
Дмитрий Быков: Поход к Малахову – это конец, есть вещи, которые делать нельзя.
Oтар Kушанашвили: А вот друг твой любимый, Константин Ремчуков, считает, он мне говорил: «Вот это человек – Малахов! Вот это человек».
Дмитрий Быков: Он так считает? Ну, он тогда святой, это та степень уважения и доброты к ближнему, которую трудно себе вообразить. Молодец Ремчуков.
Oтар Kушанашвили: И скажи мне, вот Украина предлагает мне вести за конверт, который ты никогда не получишь на Пятом канале.
Дмитрий Быков: А ты ведешь?
Oтар Kушанашвили: Я веду еще как!
Дмитрий Быков: А что ты ведешь?
Oтар Kушанашвили: Программу «Разбор полетов».
Дмитрий Быков: А что это за программа?
Oтар Kушанашвили: Ток-шоу, как у Сорокиной, только на тему «Соседи – уроды», но не скатываясь. Министр внутренних дел, министр образования, как вы можете быть министром образования, если в одном предложении сделали пять ошибок?
Дмитрий Быков: Превосходная идея, именно разбор полетов в широком смысле. Это, кроме тебя, вряд ли бы кто потянул.
Oтар Kушанашвили: И очень хороший конверт.
Дмитрий Быков: Конверт кого волнует…
Oтар Kушанашвили: Кого-кого – мою бывшую волнует!
Дмитрий Быков: Ты говоришь, чтобы возбуждать зависть, а я уверен, что там очень скромная оплата. О чем не могу не спросить. Ты – человек кавказский и очень кавказский, есть надежда, что Кавказ удержится в составе России?
Oтар Kушанашвили: Нет, надежды никакой нет. Можно забыть эту иллюзию. Мы говорим об этом с друзьями каждый день, у нас по выходным застолья, там дагестанцы, чеченцы, все те люди, которые делают вид, что любят меня. Они приходят ко мне в кафе, или я прихожу к ним домой, и мы говорим: нет никакой надежды. И при этом я ездил к Кадырову в гости!
Дмитрий Быков: Ну и как?
Oтар Kушанашвили: Я могу сказать, что есть нечто звенящее в атмосфере, что заставляет тебя быть очень сдержанным.
Дмитрий Быков: Ты был сдержан?
Oтар Kушанашвили: Я был раскрепощен. Самым верхом раскрепощенности был рыжий «Иванушка», которому в самолете говорили, что это страна шариатская, пить нельзя. А он говорит: «Ну если там пить нельзя, мы в воздухе еще». Отвечая прямо на вопрос, в книге я про это не писал, потому что в книге сентиментальные и более мелкотравчатые темы поднимал, но если говорить буквально – не удержится. И любая попытка это сделать обернется еще большей бедой.
Дмитрий Быков: У меня есть такое чувство, что ты к 50 годам, когда заработаешь себе и детям, просто купишь скромный бизнес в Кутаиси и уедешь туда. У тебя есть такое ощущение?
Oтар Kушанашвили: Я каждый день думаю об этом. Думаю, что период, когда я хотел, чтобы девочка из соседнего подъезда меня узнавала, потом был период, когда я очень хотел понравиться людям, которые не подавали мне руки, все время у меня репутация какая-то одиозная. Потом я начал делать назло все и оправдал полностью репутацию, отчаянно работал на этот образ. А теперь я все чаще думаю: построил я дом, родил сыновей таких, что закачаешься, спас демографию на Руси…
Дмитрий Быков: Если б каждый, как ты, то конечно.
Oтар Kушанашвили: Вот, никаких участков и вспоможений я пока не получал. Но вот я думаю, я все время смеялся над зовом предков, а теперь все это оказалось правдой. Я хочу быть поближе к могиле папы и мамы, такие моменты, которые не напишешь в газете. Мама мне говорила, что придумали какую-то ересь, что парни не плачут, а они должны, потому что, если ребенок болеет, а ты не плачешь, ты кто? Ты – Авраам Руссо, а хочется быть Стариком, душевным, сентиментальным.
Дмитрий Быков: Это правильно. Я вот правда не знаю, на какую бы такую роль мне поехать, думаю, это будет Крым. Но когда я скоплю достаточно для крымского домика, ничто меня тут не будет удерживать.
Oтар Kушанашвили: Так у тебя какая квалификация – писатель один из видных.
Дмитрий Быков: Вот я и буду писать там спокойно, сдавая московскую квартиру, и тихонечко на это жить. Потому что у меня возникло ощущение, что пытаться здесь что-то сделать, это только усугублять положение.
Oтар Kушанашвили: Что касается «что-то сделать», я в этом смысле неуемный, но я хочу, когда научусь быть более оснащенным технически, не лезть в бутылку, когда более эффективно у маминого комода. А я хотел бы тебя напоследок спросить.
Дмитрий Быков: Всегда пожалуйста.
Oтар Kушанашвили: А вот в какое время Львович встает к станку?
Дмитрий Быков: Я встаю обычно в восемь, и, если мне не надо в школу, а в школу мне надо по четвергам и пятницам, то я часов до 12 работаю довольно продуктивно, сижу и пишу. Потому я обычно иду на работу, а потом где-то с шести опять работаю продуктивно. Потом выгуливаю собаку и засыпаю. У меня абсолютно ботанская жизнь, я тебе скажу.
...
Панегирик от Анечки (Минск)
Отзыв об этой книге «Я» хотелось начать писать как минимум после прочтения уже 50-й страницы. Эту книгу хотелось прочитать за один вечер. Уединиться и внимать каждому слову. Только за одну фразу: «Мне тут же захотелось выгнуться, презрев все законы гравитации. Я хотел крикнуть в трубку: “Я одинок!”» – я готова была беззаветно полюбить эту книгу. Наверно, это не самое ключевое в книге, и вряд ли издатель «сделал бы ставку» на данный конкретный момент. Но в том и прелесть субъективного восприятия – для меня эти слова «выстрелили» и попали точнее, чем в десятку.
P.S. А еще спасибо Вам за тепло и улыбку на встрече с читателями 10 ноября. Остались самые потрясающие впечатления. Было бы здорово, если бы подобная встреча состоялась бы и в Вашем городе Минске. Вы ведь признались тогда, что Вы мэр этого города. К нам Вашу книгу привозят совсем небольшими партиями, и разметают их в один миг. Более того, после моего рассказа друзьям об этой встрече на прочтение Вашей книги выстроилась целая очередь желающих, заинтересованность растет в геометрической прогрессии, боюсь, свою книгу мне придется на ночь класть под подушку для сохранности.
Глава VIII О парономазии, акулах и кровяном давлении
Работа
Если учесть все качества, что родители заложили в меня, а я отшлифовал, шансы устроиться в той жизни, в какую я без разбега нырнул, были не нулевые, но и не стопроцентные.
Мне сорок первый, я отличаюсь от российских журналистов так же, как Джордж Майкл от Игоря Николаева (но И. Н. я люблю!), еще лет двадцать я не прошиплю: «Жизнь прошла, и я тебя увидел в шелковой косынке у метро. Прежде – ненасытный погубитель. А теперь – уже совсем никто», и я исполнен огня не потому, что пережрал мяса и кваса, а потому, что я сын своих родителей, научивших меня, что большинство людей изображают умников и мне не след уподобляться им, а след играть на понижение патетики.