– Попробуй на ногу наступить, – сказал он, осторожно опуская Нельку на пол.
«Не надо!» – чуть не воскликнула она.
Ей совсем не хотелось наступать на ногу – ей хотелось все сидеть и сидеть у него на руках.
Но признаться ему в этом было, конечно, невозможно. Надо же как-то выбираться из этого дома, надо ехать в город, и не на руках же ему тащить ее всю дорогу…
Нелька поставила ногу на пол, помедлила, потом наступила посильнее.
– Все хорошо уже, – сказала она. – Пойдем.
Глава 11
В автобусе было так жарко, что снежные просторы казались нарисованными на холсте; невозможно было поверить, что за окном холод.
Печка гудела под ногами всю дорогу – может, неисправна была, потому и жарила с такой силой. Все, кто ехал в автобусе из Тавельцева к вечерней электричке, расстегнули пальто, размотали шарфы, сняли платки и шапки.
Ехали, впрочем, только Даня с Нелькой да большая компания лыжниц, шумных девчонок – студенток, наверное. Сначала девчонки хохотали и громко переговаривались, перебрасываясь шутками, которые Нельку злили – они как будто мешали чему-то, хотя она и не понимала чему, – а потом, наверное, устали – притихли и вдруг запели песню про молодушку.
Слов этой песни Нелька не знала – слышала раньше только первую строку: «Помню, я еще молодушкой была». Ей казалось, слова должны быть грустные, как во всех народных песнях, но, рассеянно прислушиваясь, ничего грустного она не улавливала. Даже наоборот – слышалось и в мелодии, и в словах этой песни такое ясное, такое незыблемое счастье, что не верить в него было невозможно.
Пела главным образом одна девчонка. И откуда эту песню только знала? По виду она была не деревенская, а явно городская.
– «Вечерело, я сидела у ворот, – выводил ее высокий голос. – А по улице все конница идет…»
Нелька взглянула на Даню. Он смотрел в окно не отрываясь, как будто там можно было разглядеть что-нибудь, кроме бесконечного снежного поля.
Она хотела что-то ему сказать, но это ее желание не складывалось в слова, вообще не выражалось ни в чем отчетливом, направленном. Это даже и не желание было – уж что такое желания, Нелька как-нибудь знала! – а непонятная растерянность.
Да, именно: она не понимала, что с ней происходит, и ждала, что Даня сам скажет ей что-нибудь. Но он молчал и смотрел в окно.
– «Та же удаль, тот же блеск в его глазах…» – пропела студентка и, не допев, замолчала.
Автобус остановился возле платформы Новопетровская. Даня встал и все так же молча протянул Нельке руку, чтобы помочь ей выйти на улицу.
Электричка тащилась до Москвы долго, но Нелька не чувствовала времени. Этот день настолько выломал ее из всех привычных условий жизни, что вернуться в реальность ей было непросто.
Она закрыла глаза, приткнулась виском к оконному стеклу. В пелене закрытых глаз сразу возникли расплывчатые очертания – «Слухи», деревянная фигурка… Потом появился странный «Молох»… Скульптуры плыли перед глазами, меняли очертания, превращаясь в чудовищ, зачем-то ныряли в камин, дышали оттуда огненными пастями… Они перестали быть смешными – сделались зловещими, как фантомы.
Нелька не понимала, спит она или грезит наяву, но ей стало страшно. Она судорожно дернулась и всхлипнула.
– Не бойся, не бойся…
Эти слова прозвучали как будто бы в другом ее виске – не в том, что касался холодного стекла, а в том, к которому прикоснулись Данины губы.
«Как же он догадался, что я испугалась?» – медленно проплыло в ее сознании.
Огненные чудовища исчезли; Нельке стало легко, как будто не слова это были – «не бойся, не бойся», – а веселый газ, который наполнил ее всю. Она хотела повернуться к Дане, что-нибудь сказать ему, ответить – и не смогла сбросить с себя оцепенение.
– Просыпайся, Нель, приехали, – услышала она; ей показалось, буквально через минуту.
Вдрогнув, Нелька открыла глаза и громко произнесла:
– Но я же не сплю!
Она обводила вагон ошалелым взглядом. Люди шли к выходу, болтая и смеясь.
– Теперь не спишь. – Даня тоже улыбнулся: видно, очень уж глупый у нее был вид. – Пойдем.
Они вышли на перрон.
– Болит нога? – спросил Даня.
– Не-а, – покачала головой Нелька. – Я про нее и забыла уже.
Нога немножко заболела только в метро: свободных мест не было, и пришлось стоять.
– А куда это мы едем? – спохватилась Нелька, когда они с Даней подошли к выходу из вагона и за окном мелькнула станция «Кировская».
– Ко мне, – сказал Даня. Но вместе с этими словами он бросил на Нельку быстрый взгляд и сказал: – Да. Я не подумал. Извини. Куда ты хочешь ехать?
Они уже вышли из вагона и стояли теперь в сплошном гуле толпы, почти не слыша друг друга из-за грохота поездов. Люди то и дело толкали их, проходя к эскалатору. Нелька не могла объяснить в этом гуле и грохоте, чего она хочет и почему. А вернее, она и сама этого не знала.
– Я… – пробормотала она. И тут же воскликнула: – Я в институт поеду! Да, мне же на понедельник задание надо сделать!
Это решение пришло неожиданно, и она обрадовалась ему. Ну конечно, можно ведь просто пойти в Суриковский, попросить сторожиху бабу Машу, чтобы пустила в класс, где стоят гипсовые слепки, сказать, что не успела выполнить задание на завтра, и переночевать в этом классе среди белых безмолвных голов и торсов, так ведь многие делают.
И не придется возвращаться в Ермолаевский и что-то объяснять Тане, и Даня не будет непонятно смотреть темными блестящими глазами, и не будет больше той пугающей волны, которая захлестнула с головой, когда он поцеловал ее лодыжку…
При этой последней мысли – про волну – Нельке стало не по себе. Она даже хотела уже сказать, что в институт ей ехать вообще-то не обязательно…
– Да, – непонятно зачем повторил Даня. И, помолчав, добавил: – Ну что ж, я тебя провожу.
«Даже спорить не стал!» – подумала Нелька.
Обида подступила к самому носу, и ей пришлось приложить усилие, чтобы не расплакаться. Нет уж! Даня и так, похоже, считает ее дурой, а если она еще и разревется без причины, то и вовсе будет ее презирать.
– Я и сама дойду! – вздернув нос, заявила она.
– Я тебя провожу до института, – словно не услышав этого ее заявления, сказал Даня.
Они поднялись на улицу на «Таганской» и пошли к Товарищескому переулку – к Суриковскому институту.
Когда уходили от метро, Нелька бросила на Даню быстрый взгляд: вдруг он остановится и предложит все-таки вернуться, зайти к нему? Собственная выдумка с ночевкой среди скульптур уже казалась ей глупостью. Да еще некстати вспомнился зеленый чайный ежик в заварнике с надколотым носиком… И так ей захотелось опять этого ежика увидеть!
Но Даня не остановился и ничего Нельке не сказал.