Очередная статья была посвящена «Белой рубашке», которую Денис, судя по дате поста, посетил как раз после обрушившихся на нас гастрономических потрясений.
«Всегда любил приходить в «Белую рубашку», чтобы отдохнуть после ширпотреба, что предлагают во многих наших забегаловках, гордо именуемых «ресторанами». Но побывал там на днях и серьезно задумался, что шефу Богосавец надо бы переименовать свой ресторан в «Синий воротничок». Блюда фонтанируют идеями и разнообразием — чего стоит идея европейской омакасе, но пропала та изысканность, та утонченность, которая делает ресторан храмом богини Кулины, а не забегаловкой для офисного планктона. Если вы захотите насладиться пивом в компании друзей — нет места лучше «Белой рубашки», но если вас манит утонченная кухня, лучше отобедать там, где ценят классику, у Марата Гасанбердиева, к примеру».
Дальше я читать не стала и вернула телефон Петеру.
— И правда — не очень, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие. — Но это дополнительный стимул для нас — будем стараться готовить более утонченно. Думаю, шеф что-нибудь придумает.
Ответом мне было гробовое молчание.
Мы собрались на утренний осмотр, но, прождав пять минут, Петар отправил нас по рабочим местам — Богосавец сообщил, что задерживается.
До обеда мы проработали в прежнем режиме, а во время перерыва меня ждало очередное потрясение. Когда я и Йован отправились в подсобку перекусить, заглянул Петар и перебросил мне телефон.
— Держи, теперь ты у нас тоже звезда мирового масштаба.
— С чего бы это? — спросила я, чувствуя, как по спине пробежал противный холодок.
— Читай, читай, — посоветовал су-шеф.
В телефоне была открыта сегодняшняя статья кулинарного журналиста Вероники Алёхиной, которая не раз была в «Белой рубашке». По моему мнению, кулинарный критик она была — так себе, но писала интересно. С огоньком, с капелькой сарказма, очень художественно. И теперь она с огоньком и художественно написала обо мне.
«Новая звезда кулинарного бизнеса или светская львица?», — гласил заголовок, а ниже был представлен красочный коллаж из фотографий, где я обнималась с Антоном после концерта, где мы танцуем с Богосавецем на вечеринке Марата и… где Марат целует меня взасос в пабе «Маллоун».
«Красавица Даша не гнушается ничем, — заливалась соловьем Вероника. — Вот так делают карьеру современные девицы. Бросила бедного музыканта ради одного бренд-шефа, но когда дела ресторана «Белая рубашка» пошатнулись, тут же переключилась на молодого и перспективного шефа Марата Гасанбердиева, открывшего северной столице паназиатскую кухню».
— Шеф видел? — спросила я, пробегая глазами по строчкам.
— Не знаю, — философски протянул Петар. — Кулинарные колонки обычно просматривает Лёлик.
Йован вытянул шею, читая через мое плечо, а когда я оглянулась — сразу сделал вид, что занят бутербродом.
— Ладно, надо поесть и — работать, — я не дочитала гаденькую статейку и передала телефон Петару. — Про нас еще не такую дрянь писали, и не такое напишут.
— Ну-ну, — ответил Петар и закрыл двери.
Йован деликатно промолчал, но у меня сразу пропал аппетит.
Дашка, ты сглупила. Ты невероятно, дико, обалденно сглупила. Когда Богосавец удержал тебя от встречи с Антошкой, ты решила, что шеф тебя ревнует. А он просто знал, чем это закончится. Теперь тебе вздумалось в одиночку, без паса, провести мяч, и ты благополучно забила гол в собственные ворота. И в свои, собственно.
Потому что если Богосавец узнает о том, что ты целовалась с его конкурентом, то ты вылетишь из ресторана быстрее, чем Елена и Милан.
Потому что Богосавец не терпит предательства. Как, впрочем, и ты. И будешь, как Антоша, лепетать: вы все не так поняли, шеф…
Значит, вот о чем говорил Марат, намекая, что «Белой рубашке» осталось недолго жить. Богосавец выгонит меня, и это будет конец. Конец новаторской кухне, оригинальным блюдам, и конец ресторану.
Это ресторан-апокалипсис, не иначе.
Но так или иначе, а работа не могла ждать.
Я вылетела в кухню пулей и сразу встала к плите, занявшись очередной порцией маринованного мяса. Никто из поваров не сказал ни слова, и все работали, как обычно, но я сразу поняла — что-то изменилось. Изменилось отношение ко мне.
И это еще не знает Богосавец…
Или — знает?!.
Мне чуть не стало дурно прямо у плиты, но я усилием воли заставила себя сосредоточиться на блюде. Даже если сегодня я снова окажусь на улице, без денег и без жилья, заказ должен быть выполнен вовремя и на самом высоком уровне. Клиенты ждут, и повар Даша Иванова не имеет права думать о чем-то, кроме мяса по-грузински.
— Как дела, бойцы? — раздалось от входа, и я чуть не уронила сковородку, потому что это был голос Богосавеца.
— Бронь на два столика, — начал перечислять Петар, — на семь вечера, сейчас шесть заказов, омакасе на завтра, вот примерное меню.
Я осмелилась взглянуть на шефа — украдкой, быстро. Знает или нет? Но Богосавец внимательно изучал меню, сразу что-то исправляя — зачеркивая, дописывая.
— Вперед и с песней, — скомандовал он, отдавая Петару записи. — Я на раздачу, ты пробуешь.
Обычно на это вся кухня дружно отвечала: «Да, шеф!», — но в этот раз ответили только я и Ринат, а остальные промолчали. Я чуть не уронила сковороду второй раз, физически ощущая, как недовольство, столько времени копившееся в душах поваров, готово прорваться наружу.
— А больше ты ничего не хочешь нам сказать? — хмуро спросил Петар.
- Что ты хочешь услышать? — спросил шеф и усмехнулся. — Что вы хотите услышать?
Вопреки правилу — готовить, что бы ни случилось — повара оставили чашки, ножи и кастрюли. Я передвинула мясо с огня, чтобы не сгорело, и тоже повернулась к Богосавецу. Я думала, все смотрят на него, но все смотрели на меня. И взгляды были совсем не дружелюбные.
Йован хмыкнул и отвернулся, Ян нахмурился. Петар стоял с каменным лицом, скрестив на груди руки.
— Говори, раз начал, — Богосавец возвышался над ним на две головы, но Петар только упрямо выставил подбородок.
— Ты читал, что про нас пишут? — напористо начал Петар.
— И что же? — лениво поинтересовался Душан.
— Как будто ты не читал! — ощетинился Петар. — Читал! И статью этого цыпленка черного, и статью про нее! — он мотнул головой в мою сторону.
От плиты было жарко, но в один момент меня пробрало морозом до самых костей. Богосавец читал статью… Знает… он — знает…
— Выгнал Милана и Елену, — горячился Петар, и это было совсем на него не похоже, — сказал, что они подставили ресторан под удар… а сам?! После того, как ты бросил Лилиану, началась эта чертовщина!
Все мы затаили дыхание, ожидая, что ответит шеф. Несколько секунд было слышно только, как шипит, сгорая, масло и сердито фыркает соус, который уже давно пора было снять с огня.
Богосавец посмотрел на нас по очереди, задержал взгляд на мне и повернулся к Петару:
— Хочешь упрекнуть меня, что я подставил ресторан под удар?
— Да! — почти крикнул Петар.
На меня косились, и я с удовольствием провалилась бы сейчас сквозь пол, но это было невозможно. И я продолжала стоять, краснея до ушей и комкая фартук.
Как ни крути — Петар прав. И остальные имеют полное право злиться. На шефа и… на меня. На меня даже больше. Ведь шеф не целовался с конкурентом в пабе.
— Ты так считаешь, что это моя вина? — спокойный голос шефа заставил меня встрепенуться.
Я не одна глядела на Богосавеца с надеждой. Даже зная, что хорошего ждать нечего, я надеялась — сейчас шеф всё объяснит, разрулит, и жизнь пойдет прежним ходом.
— Считаешь, что я подставил нас всех, потому что предпочел одну женщину другой? — продолжал Богосавец, обращаясь к Петару, но я чувствовала, что шеф говорит для всех нас. — Разве меню ресторана пострадало? Мы ни разу не дали сбоя, хотя нас целенаправленно пытались уничтожить. А Милан и Елена поставили под угрозу работу ресторана. Если бы Даша не оказалась тогда рядом, блюдо было бы испорчено. Если помнишь, в тот день на нас был набег критиков.