Читать интересную книгу Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха - Валерий Карышев

Кто сидит в так называемой спецтюрьме? Как уже говорилось, там сидят люди, нуждающиеся в особом режиме. Это люди, обвиняемые в особо опасных преступлениях или относящиеся к элите уголовного мира — воры в законе, крупные уголовные авторитеты, а также ряд бывших сотрудников правоохранительных органов — прокуроров, сотрудников милиции, ГАИ, РУОП.

Поэтому именно в корпусе № 9 существовало несколько милицейских камер, где содержались именно бывшие сотрудники правоохранительных органов, находящиеся под следствием.

Кроме этого, в спецкорпусе содержались и финансовые воротилы — такие, как Сергей Мавроди, известный создатель финансовой пирамиды, другие финансисты, находящиеся под следствием в связи с мошенничеством и хищениями крупных денежных средств.

Кроме того, в следственном изоляторе, как ни странно, в определенный период содержались бывшие работники ФСК и ФСБ, которые обвинялись в совершении таких уголовных преступлений, как вымогательство, похищение людей, злоупотребление служебным положением.

В спецкорпусе № 9, в камере 938, с середины июня 1994 года сидел один из моих клиентов, участник громкого дела в истории российского криминала — суперкиллер.

Тогда я еще не знал, что мой будущий клиент станет не только загадкой и легендой криминального мира, он распорядится жизнью определенной части уголовной элиты и испортит карьеру многих крупных милицейских чинов. Кроме этого, он внесет изменения и в мою судьбу — судьбу адвоката.

Когда я приехал в Московскую городскую прокуратуру, стал знакомиться с уголовным делом Александра Солоника, своего будущего клиента, и мне сказали, в убийствах каких уголовных авторитетов он обвиняется и сознался, мне стало нехорошо.

Это были Валерий Длугач — вор в законе, больше известный под кличкой Глобус, главарь бауманской группировки, пользовавшийся колоссальным авторитетом в преступном мире; Анатолий Семенов, по кличке Рэмбо, Владислав Ваннер, по кличке Бобон, продолжатель дела Глобуса, а также известный вор в законе Виктор Никифоров, по кличке Калина, который, по слухам, был чуть ли не сыном самого Вячеслава Иванькова — Япончика.

Кроме этого, Солоник признался в убийствах Николая Причинина, лидера ишимской группировки из Тюмени, и ряда других известных людей из уголовной элиты. Тогда-то следователи мне и намекнули, что, возможно, моему клиенту грозит серьезная опасность: ему могут отомстить. Конечно, эта опасность была не иллюзорной, а вполне реальной.

— Кроме того, — сказал мне один из оперативников, — ваш клиент совершил два побега — один из зала суда, второй из колонии. Так что по совокупности — убийство уголовных авторитетов, милиционеров — ему как минимум грозит смертная казнь. Поэтому имейте в виду, что ему терять нечего, он может захватить вас в заложники и попытаться вновь совершить побег.

После такого предостережения мне стало не по себе. Всю дорогу к «Матросской тишине» перед глазами стояла картина захвата заложника, ОМОН, отстрел, снайперы…

Я подъехал к следственному изолятору, поднялся на второй этаж, взял карточку вызова заключенного и стал заполнять ее. Затем стал ждать вызова.

Я пытался мысленно представить себе своего нового клиента. Почему-то он представлялся мне двухметровым детиной, с мощной, мускулистой шеей, коротко стриженными волосами — типичный представитель уголовного мира, каких часто показывают в фильмах. Слова следователя о возможности совершения побега Солоником и захвата им заложника продолжали преследовать меня. Я нащупал в левом кармане пиджака газовый баллончик, который купил в одном из киосков накануне.

Наконец я услышал свою фамилию. Мне протянули листок, который был перечеркнут красным карандашом. Я знал, что такое перечеркивание предписывает осторожность: заключенный склонен к побегу. Сверху я прочел: «Обязательны наручники». Я поднялся на пятый этаж, в кабинет 76. На пятом этаже находилось шесть кабинетов, в которых адвокаты и следователи работали с подследственными, содержащимися в спецкорпусе № 9.

Я вошел в кабинет, внимательно осмотрел его. Это была комната площадью около 14 квадратных метров. Стены окрашены в зеленый цвет. В комнате находились стол и две скамейки, намертво прикрепленные железными скобами к деревянному полу. У входа висел крючок для одежды. Напротив стола находилось небольшое окно, закрытое двумя решетками — одна потоньше, другая массивная.

Я подошел к окну. Оно выходило в тюремный двор. Напротив я увидел другой корпус, в котором находились обычные тюремные камеры. Об этом можно было догадаться по протянутым между окон веревкам, по которым шли тюремные «малявы». В одной из камер играла музыка. В другом окне я увидел ладонь. Видимо, кто-то из зеков дотянулся до решетки и выставил под солнечные лучи руку, чтобы погреться.

Дверь в кабинет открылась, вошел огромный детина в камуфляжной форме. Это был конвоир. Он подошел ко мне, спросил мою фамилию и листок вызова заключенного. Я протянул ему свою часть листка. Он взял свою, совместил их, сверил данные. Коротко спросил:

— Ничего лишнего не имеете?

— Нет, ничего, только ручка, блокнот.

Конвоир осмотрел кабинет. Ничего постороннего он не увидел. Даже портфель с документами и различными бумагами, который я постоянно возил с собой, я сдал в камеру хранения изолятора. После осмотра конвоир подошел к двери и кивнул кому-то.

Дверь вновь открылась, и в кабинет вошел человек невысокого роста, около 165 сантиметров, в наручниках, в китайском пуховике. На ногах у него были кроссовки. Конвоир подвел его к столу, расстегнул наручники, быстрым движением один наручник пристегнул к железной ножке стола и спросил у Солоника:

— Левую или правую?

Я неуверенно спросил:

— А вообще без наручников нельзя?

— Не положено, — угрюмо ответил старший конвоир.

Солоник сказал:

— Левую.

Конвоир защелкнул наручник на левой руке Солоника. Таким образом, одной рукой мой клиент был намертво прикован к столу.

После этого конвоир показал мне кнопку вызова и кнопку тревоги и вышел. Мы остались наедине с клиентом.

Я смотрел на Солоника. Александру Солонику на вид было около тридцати пяти лет. Русоволосый, с голубыми глазами, невысок, крепкого телосложения, с круглым лицом. Он смотрел на меня и улыбался. Это было очень странным для меня: человек, который обвиняется в стольких серьезных убийствах, которому грозит смертная казнь по приговору суда — и улыбается. Почему?

Я вытащил из кармана взятый накануне у Наташи, гражданской жены Солоника, брелок, являвшийся условным знаком, и положил его на стол. Солоник кивнул и сказал:

— А я ждал вас завтра… — Взял свободной рукой брелок, повертел его и спросил: — Ну как она там? Небось гоняет на машине с большой скоростью?

«Странно, — подумал я, — откуда он узнал, что я должен был прийти именно завтра?»

Я представился, сказал, что буду вести его дело. Он же продолжал осматривать кабинет. Взгляд его остановился на окне, выходящем на тюремный двор. Он спросил:

— Как там, на воле? Как погода?

Не успел я ответить, как он быстро оглянулся, вытащил из кармана спортивных брюк шпильку и ловким движением расстегнул наручник. Я оторопел. Солоник встал, разминая ноги, и двинулся в мою сторону. Я машинально потянулся к правому карману, где находился газовый баллончик, и сжал его, ожидая, что сейчас Солоник подойдет к окну, резко обернется, схватит меня за горло, и я окажусь заложником. Руки у меня словно окаменели, сердце выскакивало из груди, голову сжали тиски…

Но Солоник подошел к окну, стал смотреть на тюремный двор. Поднял голову вверх, увидел, что небо чистое. Пройдя несколько шагов по кабинету, вновь сел за стол. Продолжая улыбаться, спросил у меня:

— Ну что, будем каждый день встречаться?

— Да, — ответил я, — меня об этом предупредили. Хотя, честно говоря, я не вижу необходимости в таких частых встречах.

— Необходимость есть, — сказал Солоник. — Дело в том, что моей жизни угрожает опасность. Я разработал собственную систему личной безопасности. И ваши ежедневные визиты — один из элементов этой системы. К тому же люди будут знать, что я жив и со мной ничего не случилось, — продолжил он, глядя в потолок, обращаясь к глазкам видеокамер, которые фиксировали нашу встречу. — Да, если сегодня вы увидите Наташу, то обязательно передайте ей, чтобы она написала заявление на имя администрации следственного изолятора — пусть мне привезут японский телевизор, и непременно с пультом, вентилятор, холодильник… В общем, она все знает, я ей написал. Пусть не тянет с этим.

Мне было непонятно, почему он дублирует распоряжение, которое он уже передал через кого-то. И через кого он его передал? Значит, существует какая-то связь с волей…

— А с кем ты сидишь? — спросил я, не зная, как обращаться к нему — на «ты» или на «вы».