— Может, перейдём на «ты»? — несмело поинтересовался Стив.
— Почему нет? Пожалуй, так будет легче. Ну же! Я вовсе не страшный. Хотя…могу быть коварным.
— Я вчера довольно выпил… Можно, я больше не буду?
— После вчерашнего вам, молодой человек, тем более не помешает похмелиться.
Наконец, официант принёс шампанское и разлил в фужеры.
— Благодарю, — улыбнулся загадочный старик, и официант ушёл.
— Итак, с чего же ты начнёшь своё повествование, ангел? — спросил мистер Кэрил, ставя на столик включённый диктофон.
— Начну с самого начала.
— С самого-самого?
— Да, с изначального, — подтвердил старик. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что послужило толчком к началу вашего существования? — поинтересовался он, задумчиво взирая на пробегающие мимо автомобили.
— Нет. А зачем? Ведь существует теория Дарвина, — нехотя отозвался мистер Кэрил.
— И никогда не рассматривал под микроскопом Х и У хромосомы?
— У меня не было такой нужды.
— Жаль, — мечтательно смотрел Неброэль куда-то далеко перед собой. — Под микроскопом удивительно смотрится борьба клеток за пол будущего ребёнка. И невозможно предугадать, кем он будет — мальчиком или девочкой…
— Сегодня уже можно, — уточнил Стивен.
Но Неброэль будто не услышал замечание человека, поглощённый своими мыслями.
— Х и У хромосомы соревнуются в своей состоятельности всегда и во всём. И какая из них окажется сильнее, какое начало одержит победу: активное или пассивное? В итоге рождается гермафродит, в котором до конца его жизни не угаснет борьба между мужским и женским началами, между светом и огнём, между небом и землёй, материей и антиматерией.
— Это ты сейчас о ком? — удивлённо приподнял брови Стив.
— О вас, о людях.
— И при чём здесь это? — непонимающе покривился мистер Кэрил.
— Это зарождение новой жизни очень похоже на зарождение звёзд и планет, галактик и целых систем, «плавающих» в необъятных просторах «ожерелья миров». По сути, наша Вселенная, как и всякая другая, — это и есть родившийся организм, появившийся в результате слияния двух субстанций. Вот и получается, что от столкновения вещества и антивещества произошёл Большой Взрыв, как вы его называете, родилась наша Вселенная и начала свой рост. В результате этого роста сформировались её органы и члены…
— Например?
— Галактики, звёздные скопления. Омываемые кровью, подобно вашей, разносящей по всему её телу одни и те же признаки определённой группы крови, по которой можно отличить одну вселенную от другой.
— Интересная аналогия, — заметил Стивен, записывая что-то в блокнот. — Так что же Гэбриэл?
— Позже. Имей терпение.
— Хорошо, — нехотя согласился Стивен.
— А вот теперь давай зрительно представим, что две вселенные встретились и вступили во взаимосвязь. То есть два огромных шара, по триллиону триллионов световых лет в диаметре каждый, имеют случайную крохотную точку соприкосновения, размером с галактику, такую как наша — Млечного пути, которая принадлежит, как одной, так и другой вселенной, тем самым, являясь как бы дверью и в одну, и в другую сторону. И имя одной вселенной Аха-птах или — как вы прежде называли её — Фи, а имя другой, то есть близнеца — Ахмо-птас или, по-вашему — Ра.
— Это уже интересно, — улыбнулся воодушевлённый мистер Кэрил.
— Вселенных очень много. Где-то около триллиона триллионов. И они различных степеней и порядков, качеств и плотностей, размеров и структур. Те, что приблизительно равны между собой по основным характеристикам, составляют некое «ожерелье» Извечной Матери. И каждая такая «бусина» жаждет оказаться на самом почётном месте шеи Извечной, там, где чувствуется, как бьётся пульс её жизни. О, мистер Кэрил, — хитро улыбаясь своим мыслям, задумчиво вздохнул Неброэль, — в космосе наблюдаются удивительные процессы, которых вы, к сожалению, не видите, да и не увидите никогда, вследствие вашей природы. Увы, увы… Если же теперь наделить все эти процессы личностями, подобно человеческим, а также вложить в них способность мыслить и говорить подобно людям, то получится удивительная аналогия, похожая на отличную историю для детей, начинающих взрослеть.
Старик вздохнул и снова задумался.
6
Как-то Мариам за трапезой рассказала равви Габриэлю, что этот странный человек Иошу Варавва собирает вокруг себя много народа и рассказывает им притчи. И они показались ей интересными и поучительными.
— Вокруг него всегда толпится народ. Может, пойдём и мы послушаем его? — предложила Мариам.
Габриэль хитро усмехнулся.
— Ты же боишься, что меня обнаружит та женщина…
— Но ты сказал, что она давно ушла в свой город. Теперь тебе некого бояться. Не станешь же ты прятаться всю жизнь?!
«Но именно это я всю жизнь и делаю», — подумал Неброэль.
— Что ж, хорошо. Я согласен с тобой. Я тоже уже не единожды слышал об этом воинствующем учителе. Он и вправду странен. Хочется уже самому послушать, что же он такого говорит людям, что те так внимательно его слушают?
— Я слышала на рынке, что сегодня он будет говорить с людьми за городом.
— Значит, пойдём за город, послушаем.
* * *
Габриэль и Мариам находились недалеко от возвышенности, на которой сидел Варавва в окружении слушателей. Здесь было около сорока человек. Они все были простыми людьми. Хотя, наверное, кто-то из них нарочно переоделся в простое платье, как сделали это и Габриэль с Мариам, чтобы не особо привлекать к себе внимание.
Габриэль рассматривал этого невысокого жилистого оратора, пытался понять, зачем ему надо собирать вокруг себя толпы народа, зачем — возбуждать опасение и подозрение среди священников и знати, для чего привлекать к себе внимание горожан?
Похоже, он хотел быть Первосвященником, хотел направлять мысли народа в то русло, какое считал верным. Поддавшись мессианским настроениям в народе, он решил взять эту роль на себя, роль пророка. Да, уж энтузиазма и энергии ему не занимать. Но законным путём ему войти в Синедрион нет никакой возможности. И причина здесь не только в сомнительном происхождении. В Синедрион и в священники могли назначить только идеального по всем внешним данным человека. А Иошу Варавва был раскосым. Этого было достаточно для того, чтобы ему никогда не стать Первосвященником на законных основаниях, и никогда не стать мессией Священником. Так может, он хочет стать вторым мессией, мессией-Царём? Может, для этого возбуждает народ, думал Габриэль, глядя на оратора. Если так, то это может — ой, как! — не понравиться Ироду Антиппе и римской власти. Но говорит он верно о душе и разуме. Да, похоже, он учился познавать миры души.
— О чём ты задумался? — тронула его за руку Мариам, глядя, что мысли милого друга где-то далеко.
— Я слушаю его и размышляю: для чего он это делает?
— Что делает?
— Проповеди его далеко не бесхитростны. Он настраивает народ. Но для чего?
— А разве ты не понял? Он ненавидит римлян, как и все мы, — тихо ответила Мариам, не отрывая глаз от оратора.
— Тогда это плохо…кончится.
Она пожала плечом и тут заметила, что на Габриэля смотрит какая-то женщина из-под своего гиматия. О, Боже, это же та самая, что узнала его недавно, — ужаснулась Мариам.
— О, мой дорогой, — горестно выдохнула она, вцепившись испуганно в руку Габриэля. — Та женщина… Она здесь.
— Какая женщина? — сначала не понял он.
— И она смотрит прямо на тебя. Нам нужно срочно уйти!
И тут Габриэль сам увидел Саломию. Она была почти рядом с Иошу. Их взгляды пересеклись, и Саломия улыбнулась Габриэлю, как бы приветствуя. Но это было скорее угрожающим намёком, нежели знаком приветствия. Тут же рядом с ней сидел и его собственный ученик, Иуда. Только сейчас Габриэль заметил поразительное сходство Иуды с оратором Вараввой.
Странно, подумал он. Что здесь делает эта женщина? Почему не уехала в своё селение? Почему сидит подле Иошу Вараввы? Кто она ему? Неужели же она…
В голове пробежали все фразы, которые он слышал о Варавве и его падшей матери. А потом он вспомнил слова, которые кричала ему тогда, в храмовом дворе, сама эта женщина.
…Так и есть. Она его мать! Стало быть, ей сейчас около сорока пяти лет…
— Уйдём же, Габриэль. Уйдём немедля. Иначе она выследит тебя, — взмолилась Мариам.
— Уйдём, — согласился он, и они спокойно поднялись с земли и поспешили скрыться в зарослях рощи.
Заметил их и Иуда. Он радостно улыбнулся и уже поднял руку, чтобы позвать учителя и поприветствовать его, но тот не заметил жеста ученика, спеша покинуть сборище.
Саломия продолжала сидеть подле Иошу, но глазами следила за удалявшимися Габриэлем и Мариам до тех пор, пока они не растаяли в темноте спустившегося вечера.
Когда сход слушателей начал редеть, и люди стали расходиться во все стороны, Саломия подошла к старшему сыну и одобрительно похлопала его по руке.