вмешался волхв. – Чтобы боги лучше видели.
– Да, – вяло кивнула Маржана. – Будет много дров.
Девку тоже задело. Чонгар взглянул на неё и подумал, что Баат утащил с собой в мёртвые земли ещё и кусок Маржаны. Оттяпал, гадёныш. Притворялся душой компании – а сам только и делал, что крал сердца и строил козни. И убивал.
Чонгар спрятал меч в ножны и ушёл к капищу. Возле богов всегда было теплее. Может, получится отогреться. Сквозь пелену он наблюдал за тем, как возились мужики, складывая тонкие ветки поверх крупных, чтобы пламя разгорелось получше. Работа шла долго – лучину, две, а то и больше. А он всё смотрел и смотрел, как занемевший, пока ноги не начали болеть.
– Что дальше-то? – хмыкнула Маржана. Кажется, она находилась рядом: то убегала, то прибегала, то помогала таскать хворост.
– Завтра пойдём к Славене, – пожал плечами он. – Она покажет тебя великому князю.
А сегодня Чонгар собирался напиться от души, и девке об этом необязательно было говорить.
– Я найду тебя завтра, – пообещала Маржана. – Не ходи к Милове.
– И не собираюсь, – он отвернулся.
Девка ушла. Им обоим хорошо досталось. Правда, Чонгар не ожидал, что она и дальше будет оставаться рядом, да и неправильно оно – каждый волчонок сбегал от охотника, почуяв свободу.
Видимо, эту научили слушаться старших. А может, Маржана до сих пор появилась и верила, что он схватит её за горло в любой миг. Но неважно. Чонгару не хотелось ни о чём думать – только пить, вливать в глотку крепкую брагу, пусть паршивую и безвкусную, лишь бы помогло. А там и полегче станет.
Он привыкнет жить без цели, без тяжёлого камня, но с огромными дырами в душе. Выдернули месть, что успела прорасти – и оставили пустое место. Ничего там уже не взошло и не взойдёт, поздно. Придётся с этим как-то жить и помнить, что делил кров и пищу с предателем много дней.
Главное – забыть мёртвое лицо лиса. Чтобы и не снился никогда и не мерещился, как Агнеш. Этим Чонгар и займётся. Завтра будет легче, проще и свободнее, всё выйдет с хмелем, как бывало раньше.
2.
Лучше бы это был олень в лесу или какая-нибудь лосиха, что наткнулась на волков. Человеческая смерть же откликалась дрожью и оторопью. Маржана слышала лязг, и вроде как они сражались на равных, а потом Баат воспользовался своей бусиной, и всё вспыхнуло так, словно к ним спустился Хорс. В следующий миг витязь вскрикнул – Чонгар успел вовремя подскочил и ранить.
Маржана смотрела на мёртвого Баата и думала: понял ли он, что умер от жгучеяда? Догадался? Или ушёл, не узнав ничего? А дальше всё утонуло в тумане. Она собирала хворост для костра, дёргала Чонгара, бледного, как смерть, убеждалась, что бесполезно и уходила помогать. Маржана была готова делать что угодно, лишь бы не сидеть на месте и не задумываться об умершем.
Ей бы возненавидеть Чонгара за то, что заставил поклясться на крови и втянул в это всё, но нет – она смотрела на растерянного, уставшего витязя и не понимала, как на него злиться.
– Тебе бы в баню, да принарядиться, – хмыкал волхв. – Завтра ведь к великому князю пойдёшь, не иначе.
– Вам-то откуда знать? – огрызнулась Маржана. Она чувствовала себя чуть лучше мертвеца, и мысль о князе приводила в ужас. Хороша красавица – самое время сжигать вместе с Баатом!
– Боги шепчут, – усмехнулся старик. – Оставь ты эти ветки, не твоё это.
Волк цокнул зубами, словно поддакивая. Хорош защитник! К слову, о звере. Маржана посмотрела на Чонгара и подумала, что было бы неплохо прогуляться на четырёх лапах ночью. А что? Звенец большой, тут и не такое может случиться.
– Что дальше-то? – она подошла к витязю.
Чонгар поднял голову. Кажется, ему было всё равно. Не хотелось больше ни наград, ни почестей, ни чего-либо ещё.
– Завтра пойдём к Славене, – витязь пожал плечами. – Она покажет тебя великому князю.
И хорошо. У неё будет целая ночь, чтобы размять лапы!
– Я найду тебя завтра, – кивнула Маржана, вспомнив, что Чонгару теперь нельзя к их ведунье. – Не ходи к Милове.
– И не собираюсь, – витязь отвернулся.
На том и порешили. Она с облегчением ушла подальше от капища. Дорогу назад Маржана теперь знала, но идти к Милове и утешать её… Нет, последнее дело. Милова наверняка почует запах жгучеяда и всё поймёт. Томаш тоже ходил сам не свой, как будто подменили. Да что уж там говорить – их всех покромсало на лоскутки, и Маржане досталось меньше всего.
Её не опаивали отварами, она не убивала людей и не хитрила всю дорогу, сплетая славную ложь. Наверное, стоило бы радоваться. Маржана невесело усмехнулась и достала волчий мех. Не было сил терпеть! Да и Хорс скрылся с виду, уступая место ночной мгле. Алые всполохи сменялись мрачной синевой. Ещё лучина – и совсем угаснут.
Маржана сжала в руках шерстяной комок и подпрыгнула, чтобы удариться о землю и перекинуться. У неё получилось: кости затрещали, в ушах зазвенело, перед глазами потемнело, но всего на миг. Рубаха порвалась и осталась лежать на земле. И пусть, она больше в ней не нуждалась.
Внюхавшись в вечерний воздух, Маржана хищно облизнулась и побежала вперёд, перебирая лапами. Земля стелилась под ноги мягкой травой и словно мурчала по-кошачьи. Ветер проходился по шерсти с лаской и заботой, давая понять, что ей рады. От счастья хотелось запрыгнуть на крышу ближайшей избы и завыть, но Маржана сдерживалась, прекрасно понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Она вспомнила, как впервые встретила Томаша. Ах, до чего же славно будет забраться в чужой хлев и напиться молока! Но этим лучше заняться возле окраин, иначе возьмут в кольцо. Маржана побежала дальше, ощущая привкус свободы. Она жадно вдыхала воздух и раскрывала пасть от удовольствия.
Как же хорошо, когда не надо кутаться в неудобную одежду или прятаться подальше, забиваясь под покрывало и оставаясь возле одной-единственной лучины! О, теперь у неё была целая шуба! Ради этого стоило отдать себя Велесу и пережить жуткую боль.
Звенец отдавался в ушах шумом, кровью, хмелем, травами и неясной ворожбой. В каждом уголке города находились свои тайны – от смертей до поцелуев. Если за одной избой обнимались влюблённые, то за другой непременно убивали или грабили. Или нашёптывали проклятье. Известно ведь, что во время Лунносерпой хорошие дела не делаются.
Маржана бежала подальше от детинца и площади. Ей отчаянно хотелось коровьего молока, а лучше – целого телёнка. Но на каждом перекрёстке находились лишние глаза. К счастью, она исчезала раньше, чем люди отвлекались и оборачивались в страхе. Если кто-то и заметил, то либо испугался, либо принял за морок. Мало ли колдуют в