Мужчины свернули в узкий переулок. Интерес Нэнси возрос. Берри и его собеседник складывали зонты у «Форбс энд Ганнинг», дорогого винного бара.
Когда они вошли в бар, Нэнси тоже спустилась вниз по узкой деревянной лестнице и очутилась в прокуренном сводчатом погребе, в котором стоял несмолкаемый гул мужских голосов. Длинный бар был скрыт за плотной стеной спин в темных костюмах. Некоторые ели старомодные, продаваемые прямо у входа бутерброды. Через стеклянную дверь можно было видеть других мужчин, сидящих за симпатичными белыми столиками. Берри и его друг протиснулись к бару, вернулись оттуда с бутылкой красного вина и устроились за круглым столом в сравнительно спокойном уголке заведения.
Нэнси уже подумала, что она слишком приметная здесь фигура и ей лучше уйти, как вдруг — это рука судьбы, как она впоследствии говорила она, — молодой человек в длинном фартуке, похожий на официанта, сошедшего с полотен Тулуз-Лотрека, тронул ее за руку.
— Здравствуйте… извините, что заставил вас ждать. Вы ведь по поводу работы?
Она вернулась к Уэнди лишь после полуночи. Карманы ее купленного у «Маргарет Хауэлл» плаща отягощали две бутылки шампанского фирмы «Форб энд Ганнинг». Молодой человек, которого звали Саймон, сразу же взял ее на работу. Он отвел ее в душный подвальный офис, угостил каппуччино и попросил по телефону у владельца «Герба Хейсти» дать ей рекомендацию.
Нэнси сказала ему, что она умеет накладывать настоящий трилистник поверх крепкого ирландского пива, но не разбирается в коктейлях, винах и работе аппарата «эспрессо». Саймон ответил, что это неважно, и предложил почасовую оплату, что показалось ей целым состоянием. Она сразу же приступила к работе и была поражена размером полученных чаевых. Мужчины, на удивление, не приставали к ней. Они лишь бросали на нее взгляды во время своих бесед, но ни один из них не счел, что чаевые дают ему право на приставание или даже на простой комплимент в ее адрес. Чаще всего они просто совали купюру ей в руку с мимолетной улыбкой. Нэнси не могла поверить, насколько все просто. Она уже подзабыла — как ей нравился раскатистый гул заполненного бара.
— Ну, мисс, — сказал Саймон, когда они закрыли дверь за последним припозднившимся клиентом и сидели за столом, потягивая шампанское, — я знал, что вы быстро освоите работу. — Он полагал, что Нэнси с ее роскошной внешностью является отличным приобретением.
— Дело не в быстроте, — сказала Нэнси. — Просто у вас такое замечательное заведение. Улицы Лондона просто усыпаны золотом!
Напевая, она поставила бутылки на кухонный стол Уэнди и вскипятила чайник. Возвращаясь домой на метро, она мечтала о том, какими подарками завалит Линнет на обретенное богатство. Из соседней комнаты раздавались звуки телевизора.
— Это ты, Нэнси? — раздался резкий голос Уэнди.
— Да, — ответила Нэнси. — Я поставила чай.
Шум из соседней комнаты неожиданно смолк. Появилась Уэнди, моргая глазами, поскольку любила смотреть телевизор в темноте.
— Где тебя носило? — Она увидела шампанское и сделала удивленное лицо:
— Чем ты занималась?
— Я напала на божественную работу — мечта, а не работа. Где Ру? Как прошел ее обед с графом Мекленбергом?
Голос Уэнди звучал торжественно.
— Она наверху. — На одном дыхании она в общих чертах рассказала о визите Эдварда. — Я его не видела, только слышала, как хлопнула дверь, когда он уходил.
— Боже! — простонала Нэнси. — Вот старый черт! Думаю, он обвинял ее в том, чего нет. Ты же знаешь, как она к этому относится. Надеюсь, ты сказала ей, чтобы она не обращала на него внимания?
— Я ничего не могла ей сказать, — ответила Уэнди. — Она не спускается вниз. И не впускает меня.
Нэнси охватила злость. Она сняла с полки еще одну кружку и резким движением бросила в нее пакет с заваркой.
— Как он мог? Он ведь прекрасно знает Ру. Она действует спокойно и собранно, но болезненно реагирует на все. И она единственная из нас, кто считается с мнением Эдварда!
— Я даже рада, что не видела его, — призналась Уэнди. — Когда я жила в Мелизмейте, я всегда его боялась.
— Я его не боюсь. — Нэнси взяла обе кружки с чаем. — Мы спустимся через минуту. Поставь, пожалуйста, шампанское в холодильник.
Она понесла чай наверх и вошла в спальню.
Когда она повернула ручку двери, раздался приглушенный голос:
— Уйди!
— Дорогая, это я. Я ведь тоже сплю здесь, если, конечно, ты не хочешь сослать меня в комнату к Максу.
Руфа лежала, распластавшись поперек своей одноместной кровати. Нэнси поняла, что она проплакала все это время. Ее лицо было мокрым и вспухшим от слез. Нэнси охватил приступ ярости по отношению к Эдварду, но она сумела изобразить радостную улыбку.
— Я принесла тебе чаю.
Нэнси редко угощала кого-нибудь чаем.
— Спа… асибо… — проговорила сквозь слезы Руфа и с трудом приняла сидячее положение.
— Я уже знаю, — сказала Нэнси, опускаясь на свою кровать. — Жаль, что меня не было, а то я не постеснялась бы сказать все, что о нем думаю.
— Он узнал о Брачной игре. Он презирает нас. — Содрогаясь, Руфа маленькими глотками пила чай. — Я наговорила ему массу ужасных вещей, скорее всего, он больше никогда не будет со мной разговаривать.
— Прекрасно, — заявила Нэнси. — Я всегда тебе говорила: не слушай его. Настоящий Мужчина никогда не воспринимал его всерьез.
Губы Руфы задрожали.
— Что будет со всеми нами без Эдварда?
— Переживем, вот что, — заявила Нэнси. — Только не злись, но я нашла работу, и совсем не в «Дьюк оф клэранс», пока ты не успела возразить.
Она вытащила из бюстгальтера смятую пачку ассигнаций.
Уголки рта Руфы дернулись в подобие улыбки.
— Только не говори, что ты выручила это, подавая пивные кружки.
— Бокалы с шампанским, дорогая. Я работаю поблизости от Берри — вниз по улице с каким-то бестактным историческим названием типа «Большая улица калек» или «Двор прокаженных».
— Что?
Нэнси засмеялась.
— Шикарное заведение! Когда подходит время закрытия, совсем не нужно выключать телевизор или уменьшать яркость света: гости уходят сами. А когда я уронила стакан, никто не приветствовал это криками.
— Да, видно, действительно шикарное.
— Признайся, — подлизывалась Нэнси, — ты поражена?
Руфа улыбалась сквозь слезы. Ее улыбка запала в душу Нэнси.
— О да… Я чувствую такую безысходность в отношении денег. Глупо было с моей стороны злиться за твое желание стать барменшей. Я тоже хочу найти себе какую-нибудь работу.
— Разве Берри не сказал, что поговорит со своими знакомыми насчет твоих банкетов? Я напомню ему.