Но куда? Остаются: Смирна и Лион. Всего естественнее, конечно, было бы возвратиться в Смирну, на родину, где св. отец провел юные годы и получил образование. К этому могло побуждать его и желание приобрести на месте сведения о последних днях жизни Поликарпа. Как известно из эпилога (во всех рукописях) Martyrium’a Polycarpi,[925] первоначальном списком его был Иринеевский; остальные представляют только копии с того. Очевидно, св. отца интересовали записанные в Martyrium’e подробности; а может быть, он принимал участие даже в составлении его (со слов других). Как бы то ни было, первоначальное путешествие Иринея в 155 г. из Рима в Смирну очень вероятно.
Но несомненно, что не все время до 177 г. он провел здесь. Мученики называют его «ревнителем завета Христова», своим «сообщником», говорят о его праведной жизни (§iKaioauvr)v).[926] Само собой понятно, что для такой характеристики недостаточно одного-двух лет совместной жизни, а требуется гораздо более продолжительный срок.
О том же свидетельствует самый факт ответственного посольства в Рим по делу монтанистов и — еще более — выбор Иринея на место Пофина в епископа Лионского.[927] Очевидно, исповедники в течение целого ряда лет имели возможность узнать и образ мыслей св. отца, и его ревность к завету Христову, и ничем незапятнанную, святую жизнь. Словом, все говорит за то, что он задолго до 177 г. поселился и постоянно жил в Галлии.
Как и почему состоялось переселение Иринея с родины в Лион, никаких указаний на это в исторических данных нет. Может быть, Смирнская церковь командировала его на помощь Пофину. Может быть, сам он, поличному желанию, отправился в Галлию, о которой, в виду связей ее с Малой Азией, несомненно много слышал, живя еще в Смирне.
В177 г. мученики рекомендуют св. отца папе как пресвитера Церкви (πρεσβύτερον εκκλησίας). Пресвитерство это они называют «местом» (εΐ γάρ ήδειμεν τόπον τινι δικαιοσύνην περιποιεΐσθαι...) и отличают от образа жизни, какой вел Ириней.[928] Очевидно, под пресвитерством понималось ими не то достоинство хранителей церковного Предания, о котором мы говорили, когда речь шла по поводу обучения св. отца у Поликарпа и других мужей апостольских, а пресвитерство иерархическое, т. е. вторая степень священства. Это ясно и по тому, что вместе с Иринеем упоминается в послании галльских Церквей и действовал девяностолетний благочестивый епископ Пофин, каковой, конечно, вполне мог быть назван «пресвитером» в почетном смысле этого слова. Однако к нему такого наименования не прилагается.
Пресвитером при Пофине называют Иринея также Евсевий,[929] как мы видели, и повторяющий последнего Иероним.[930]
Когда и кем был возведен в этот сан св. отец, неизвестно. Массюет приписывает посвящение его Пофину.[931] Однако, выставляя такое предположение, он основывается всецело на свидетельствах Евсевия и Иеронима. Но состоять пресвитером при ком-либо не значит еще быть поставленным им именно в этот сан. И при данных Евсевия и Иеронима вопрос о пресвитерстве Иринея остается открытым. Может быть, действительно, Пофин поставил его; но не исключена возможность посвящения св. отца в этот сан Поликарпом Смирнским или еще каким-либо епископом на родине. Последнее, по нашему мнению, даже вероятнее. Ведь Ириней отправлялся в Галлию главным образом в'качестве миссионера и распространителя христианства среди кельтов. И, конечно, в священном сане ему удобнее было выполнять свое предназначение: он мог сразу же закрепить плоды своей проповеди крещением новообращенных, сообщением им благодати в таинстве причащения и т. п.
Что касается деятельности св. отца за этот период, то краткие и, в сущности, очень мало говорящие указания на нее можно находить лишь в приведенном нами отрывке из письма лионских мучеников. Последние констатируют, что жизнь Иринея вполне соответствовала тем обязанностям и идеалу, какие предъявлялись к пресвитеру Церкви.[932] В чем именно проявлялось это соответствие, здесь, однако, не говорится.
В творениях св. Игнатия Богоносца пресвитеры выступают в качестве совершителей таинств, помогая епископу.[933] А Поликарп Смирнский в Послании к Филиппийцам пишет: «Пресвитеры должны быть благосерды, милостивы ко всем, обращать заблуждающих, посещать всякого немощного, не пренебрегать вдов или нищего, всегда стараться о добром пред Богом и людьми {Рим. 12,17), воздерживаться от всякого гнева и лицемерия, несправедливости в суде, удаляться от всякого сребролюбия, не быть легковерными к наговорам коголибо, жестокими на суде».[934] Судя по этой выдержке, на обязанности пресвитеров во II в. лежало также отправление суда над христианами и, по-видимому, посещение их жилищ и дело благотворительности.[935]
Возможно, что эти же функции выполнял и св. Ириней в Лионе; тем более что церковное устройство в Галлии походило, вероятно, на малоазийское, откуда принесено было сюда христианство. Особенно полезным для св. отца, можно думать, было посещение домов пасомых. Здесь он знакомился с положением христиан, их настроениями; завязывались личные связи, что не безразлично, конечно, было для будущего руководителя Лионской церкви. Возможно, что эти посещения отразились, между прочим, в избрании Иринея знавшими его лионцами в епископа на место Пофина.
Мученики называют св. отца также «ревнителем завета Христова (ζηλωτήν όντα της διαθήκης Χρίστου)».[936] Что значит это выражение, трудно с определенностью решить. Может быть, оно связано с гонением на христиан в 177 г.; или же просто говорит об усиленных трудах Иринея в деле проповеди и распространения христианства. Возможно, однако, видеть здесь указание на беседы его с «заблуждающимися»[937] членами Церкви, хотя бы гностиками.
Вероятно, св. отец был помощником Пофина при выполнении последним и других многосложных обязанностей руководителя церковной жизни Лионской провинции, а может быть и всей Галлии.
2. Лионское гонение 177 г.
Начало самостоятельной деятельности Иринея, как мы уже отмечали, связано с жестоким гонением на христиан в Галлии.
Евсевий относит время последнего к 17 году царствования Марка Аврелия.[938] А это приходится на 177 г. христианской эры (Марк Аврелий царствовал с 160-161 по 180 г.). Такая датировка и была общепринятой до последнего времени.[939] Но в июльской книжке The American Journal of Theology 1912 г. появилась статья Джеймса Томпсона (James Westfall Thompson) из Чикаго под заглавием «The alleged persecution of the Christians at Lyons in 177».[940]
Автор доказываете ней, что означенное гонение не могло иметь места в Лионе в 177 г., а должно быть отнесено ко второй половине III в., скорее всего к царствованию.почти соименного Марку-Аврелию императора Аврелиана (270-275).[941]
Главные основания, какие он приводит одинаково в подтверждение как первой, отрицательной половины своего суждения, так и второй, положительной,[942] таковы:
а) Марк Аврелий не был гонителем христиан (ср.: Tertullian. Ароlogeticus. Cap. V).[943] Ь) О гонении в Галлии в 177 г. не упоминают, кроме Евсевия, ни светские и церковные писатели Востока, ни латинские авторы (за исключением Сульпиция Севера) Запада до Григория Турского.[944] с) Сославшись на исследования Ле Блана (Inscriptions chrétienne de la Gaule) и Дюшена (Fastes episcopaux de l’ancienne Gaule), Томпсон совершенно отрицает устройство и существование христианских общин и епископата в Галлии до середины III в.[945] d) Послание галльских Церквей, как оно изложено у Евсевия, предполагает такое административное и судебно-правовое устройство Галлии (взаимоотношение Лионской и Виеннской провинций, судопроизводство и т. п:), какое, по Томпсону, должно быть отнесено не ко II, а к III в.[946] е) Этого же требуют: литературная форма послания, чудесный элемент в нем, указание на культ Девы Марии[947] и даже некоторые выражения, свидетельствующие (будто бы) о furor’e passionis martyrum,[948] более характеристичном, по Томпсону, для истории гонения III в.[949]
На статью Томпсона в 1913 г. отозвались: французский ученый Поль Алляр[950] и А. Гарнак.[951] Оба дают отрицательный отзыв о его теории и защищают общепринятую датировку.
Доказательства, выдвинутые Томпсоном, действительно, не настолько основательны, чтобы убедить беспристрастного читателя.
Против первого его положения[952] свидетельствует уже прежде всего несомненный факт мученичества именно при Марке Аврелии Иустина Философа с шестью учениками; причем судьей был не менее императора гуманный философ Юний Рустик, воспитатель Аврелия.