делу. Смотри, у нас есть соперник, назовем его мистер Гнев, он опасный, взрывной и абсолютно непредсказуемый боец. Он старается ударить быстро, внезапно и с максимальной силой. Что нам делать, когда мы сталкиваемся с таким спортсменом, который никогда не отступает? У тебя же были такие схватки, когда соперник никак не хотел отдавать тебе инициативу? — начал наседать я.
— Надо подумать, Джереми, — произнес Оливер, погрузившись в раздумья. Через несколько секунд он вновь заговорил: — Знаешь, а был такой соперник, который максимально подходит под описание этого мистера Гнева, это Джозеф Рамирес, он тогда представлял Флориду, жесткий тип, дрался, как зверь, назад вообще не отступал, просто монстр прессинга. Я потом слышал, что он неудачно руку сломал в каком-то бою, грустное дело. Там потом были какие-то проблемы со сращиванием костей, что в итоге он больше не мог бить правой рукой, в итоге ему пришлось завершить карьеру. А жаль, очень талантливый был боксер.
— Кто выиграл в том поединке, Оливер? — спросил я.
— Я победил раздельным решением судей, бой был очень близким, в первых раундах он лупил меня как хотел, а потом я начал подстраиваться под него, читая все его атаки, в итоге смог сократить разрыв в судейских баллах и буквально увел победу у него из-под носа, — Оливер вновь обрел форму напыщенного индюка.
— А как ты научился считывать его атаки? — поинтересовался я.
— Ну он всегда бил однотипные комбинации, сближался, начинал работать по корпусу, а когда я полностью переключался на защиту корпуса, то он мгновенно всаживал мне в голову два мощнейших хука. Вроде простая атака, но на ближней дистанции он был слишком хорош для меня. Я попросту не успевал вовремя ставить защиту, поэтому часто пропускал жесткие удары. Но потом я понял, что он навязывает мне свою игру, заставляет делать то, что ему выгодно, то, что неизбежно ведет меня к поражению. Поэтому я решил сменить манеру боя, стал держать его на дистанции, больше работать на отходе, постоянно встречая его голову скоростными джебами. Такая манера ведения боя была мне чужда, так как я старался закончить бой с ближней дистанции, но с этим парнем такое не проходило, там он был намного жестче и опаснее меня, там он бил как надо. Но новая манера боя спасла меня, я увидел бой под другим углом, с непривычного для себя ракурса, — Оливер рассказывал это с горделивым видом знатока, было видно, что ему приятно говорить о тех вещах, в которых он разбирался лучше всего, там он чувствовал себя как рыба в воде.
— А как же твой тренер, неужели он не давал тебе советы по смене тактики? — поинтересовался я. Мои познания в боксе были более чем скудными, но я не единожды видел бои по телевизору, поэтому прекрасно знал, что в углу у спортсмена находится тренер, который дает ему рекомендации во время поединка.
— Понимаешь, Джереми, я не был тем боксером, кто хорошо и быстро двигается на ногах, я был панчером, который вырубал людей четким попаданием с близкой дистанции, а дальняя дистанция мне совсем не подходила, не получалось мне работать на ней, не мое это. И тренер это прекрасно понимал, зная, что если я перейду на дальнюю дистанцию, то даже случайного шанса на победу у меня уже не будет, — пояснил здоровяк.
— Выходит, что ты принял решение вопреки советам своего наставника? — удивился я.
— Представляешь, в тот момент что-то щелкнуло в моей голове, и я сказал себе: «Оливер, мать твою, ты должен попробовать поменять тактику ведения боя, стать таким, каким он никогда тебя ранее не видел, стать тем, кого он не ожидал здесь увидеть. Обмани его!». Я так закричал в своей башке, что уже ничье мнение меня больше не интересовало, я стал играть с ним на дистанции, а он с каждой попыткой стал налетать на мой левый джеб, — вдохновленно рассказал Оливер.
— Здорово, это просто круто, Оливер! Ты сам принял решение, обвел соперника вокруг пальца, удивил тренера и обманул всех, это просто потрясающе! — искренне похвалил я бывшего боксера.
— Спасибо, дружище, мне приятно это слышать, — произнес здоровяк, по лицу которого было ясно, что он очень доволен получать слова похвалы в свой адрес. А ведь действительно, он сделал важный шаг, рискнув отношением тренера, победой в поединке и уважением к себе в целом, и выиграл этот момент.
— А теперь, Оливер, ты должен сделать тоже самое, обязан переиграть своего врага, сделать что-то невообразимое, чего он никак не ожидает. Удиви его и заодно всех остальных вместе с ним!
— Но ведь мой враг не совсем человек, — начал было бугай, но я перебил его:
— Оливер, тебе, как воину, без разницы кто твой враг, какой у него вес, какие возможности и как сильно он бьет, тебе надо побить его и иного выбора у тебя просто нет. Уйти, значит сдаться, а сдаться, значит показать свою слабость, следствием которой будет потеря уважения у всех, кто следит за твоей битвой, — я старался давить по тем болевым точкам, нажатие на которые максимально бы мотивировало Оливера к действию.
— Я готов, Джереми, я сделаю это, я придумаю, как вырубить этого гада ко всем чертям! Я разнесу его в пух и прах! — здоровяк вновь вскочил с места и стал размахивать своими здоровенными кулачищами, да так, что мне показалось, что меня сейчас снесет от ветра. Мне тоже пришлось встать из-за стола и немного успокоить своего собеседника, чтобы он не попался на глаза доктору Шульцу в чрезмерно возбужденном состоянии. Затем я протянул Оливеру руку со словами:
— Оливер, ты должен сокрушить своего врага и все свои силы направить на то, чтобы преодолеть его, как бы тяжело тебе ни было, ты не сдашься. Обещаешь мне?
— Да, Джереми, обещаю. С этой минуты я начну искать путь к победе, — произнес Оливер, пожимая мою руку.
На выходе нас ждал доктор Генрих Шульц, он перехватил у меня выходящего Оливера Блэнкса, которого аккуратно похлопал по плечу и вывел за пределы нашего кабинета. Я же решил вежливо дождаться доктора, чтобы выпить с ним чая и немного передохнуть от столь эмоционального и насыщенного разговора. Буквально через пять минут вернулся доктор, он тут же сел за стол рядом со мной, налил мне горячего чая и придвинул вазу с конфетами.
— Что-то сегодня у вас разговор с пациентами проходит намного дольше, чем в первый раз, видимо контакт налажен, уже легче воспринимают вас и, наверняка, делятся чем-то важным и интересным, — с немного ехидной улыбкой произнес