Прошла минута с лишним, прежде чем ему удалось унять дрожь. Самое главное сказано, теперь можно и дух перевести. Он отер пот с лица.
— Не переживайте, — проникновенно обратился к Олофу Гейерстам. — Послушайте-ка, что я вам скажу. Основное из того, что вы мне сейчас изложили, я уже знал. Я все понял еще тогда, вечером, когда Сельма сказала, что вы взяли больше, энергии, чем она ожидала. А когда еще и вы рассказали мне о встрече с женщиной-вампиром, я утвердился в своем мнении окончательно. — Он положил ладонь на руку Карлсену. — Смею заверить: это не так серьезно, как вам кажется.
— Хорошо бы, коли так… — с тяжелым сердцем произнес Карлсен.
— Ты можешь описать, что именно случилось? — нетерпеливо спросил Фаллада.
— Попробую.
Едва начав говорить, Карлсен почувствовал себя спокойнее. Дотошное изложение подробностей даже как-то отвлекало. Закончил он рассказом о догадках, возникших во время завтрака. После недолгой паузы Гейерстам сказал:
— И из этого вы заключили, что вы — вампир?
— А разве нет, по-вашему?
— По-моему, нет. Мне кажется, вы просто стали сознавать вампиризм, присущий людям. Вот и все. Карлсен сдержал невольное раздражение.
— Я вытянул из нее столько, что еще немного — и она бы умерла от истощения. Это, по-вашему, и есть вампиризм, присущий людям?
— Нет. Но, мне верится, есть возможность, существующая на данном рубеже человеческой эволюции. Это существо не превратило вас в вампира. Оно лишь заронило семя нового витка в развитии. А развитие это может быть с одинаковой силой направлено и на добро, и на зло.
— Это как же? — вскинулся Карлсен.
— Начать с того, что она углубила вашу силу сочувствия и проникновения. Ведь вы же не уничтожили Сельму? Вы, по сути, дали ей энергию. У вас есть инстинктивное чутье, что акт любви подразумевает и давать, и брать.
Наступила тишина, нарушаемая лишь птичьим щебетом и шумом журчащей по камням воды. Потом Карлсен сказал:
— Налицо то, что она сделала из меня вампира. Она внушила ненормальные, не свойственные мне прежде желания и наделила силой их осуществлять.
Фаллада и Гейерстам принялись говорить одновременно.
— Извините, — притормозил Фаллада.
— Вы не понимаете, — продолжал Гейерстам. — В любом человеке кроются какие угодно желания. Вы когда-нибудь читали о первом случае проявления вампиризма, с которым я столкнулся?
— Это о молодом скульпторе?
— Да. Хотя, в общем-то, не скульпторе, а художнике. Звали его Торстен Веттерлунд. Эдакий, знаете, молодой атлет, предрасположенный к садизму — не так чтобы очень, но что-то было. Той девице, Нине фон Герштайн, удалось сделать из него мазохиста-невротика. А для чего, не догадываетесь?
Карлсен кивнул.
— Догадываешься? — спросил Фаллада с удивлением.
— Из садиста у нее бы не получалось сосать энергию, — заключил Карлсен.
— Совершенно верно. Садист жаждет поглощать, а не быть поглощенным. Поэтому ей надо было изменить его сексуальную ориентацию. И она добилась этого, удовлетворяя все его прихоти — все садистские фантазии, — пока он не попал в зависимость от нее. Наконец, он сделался ее рабом, и тогда она могла уже беспрепятственно поглощать его энергию.
— Как вы его вылечили? — спросил Фаллада.
— А, это интересный случай. Я сразу же обнаружил, что в его симптомах кроется что-то противоречивое. После того, как та девушка ушла от него, он сделался эксгибиционистом, выставляющим свое естество перед женщинами на улице. Это был в чистом виде мазохизм: он наслаждался самоуничижением. Но он же признался, что у него развилось желание раздевать детей и кусать их. Явный садизм. Понятно, во многих садистах есть элемент мазохизма, и наоборот. Но я пришел к убеждения, что развитием этих садистских наклонностей он пытался одолеть в себе мазохизм. Он поведал мне о сексуальных фантазиях, которые были у него до знакомства с Ниной; от них всех отдавало садизмом. Рассказывал о проститутке, к которой в свое время хаживал — девице, позволявшей валять себя и связывать, прежде чем они совокуплялись. И выход наметился самоочевидный. Мне пришлось воодушевить его снова развить в себе садистские наклонности. Он снова начал наведываться к той проститутке. А затем повстречал продавщицу из обувного магазина, которой нравилось, когда ее перед любовью стегают хлыстом. Он женился на ней, и они жили душа в душу.
— И вампиризму настал конец?
— Да, именно. Я не могу назвать его исцеление конкретно своей заслугой. Он сам уже начал лечить себя до того, как пришел ко мне на прием…
Карлсен кисло улыбнулся.
— Если так рассуждать, то мне бы сейчас впору переделаться в мазохиста.
Гейерстам щелкнул пальцами.
— Нет, но вы кое о чем мне напомнили, — воскликнул он с внезапным волнением. — То, что я совсем упустил из виду. — Сосредоточенно хмурясь, он смотрел куда-то поверх воды, словно забыв о своих спутниках. Неожиданно он резко поднялся.
— Я хочу вас показать одной женщине… Идемте. — Граф решительным шагом двинулся вверх по склону холма. Фаллада, перекинувшись взглядом с Карлсеном, недоуменно пожал плечами. Следом за графом они двигались тропой, идущей вдоль ручья.
— Помните, я говорил вам о роднике Святого Эрика? — не оборачиваясь, спросил через плечо граф. — У меня там, во флигеле, живет одна старая латышка. У нее есть второе зрение…
Тропа становилась круче, толстый ковер из сосновых игл делал ее скользкой. Деревья стояли так густо, что сверху едва пробивался свет. Минут через пять у Карлсена и Фаллады появилась одышка; граф уверенно шел впереди как ни в чем не бывало. Вот он задержался их подождать.
— Хорошо, вовремя пришла мысль сводить вас к ней. Женщина просто уникальная. В свое время она жила возле Скарвзье, но селяне ее боялись. Внешность у нее немного…
Его слова утонули в грозном собачьем лае. Навстречу троим ринулся громадный рыжий кобель. Гейерстам протянул руку; пес понюхал ее — и мирно затрусил возле идущего Гейерстама.
Приостановился граф на краю опушки. Тут и там из земли торчали гранитные валуны. На другой стороне опушки стоял небольшой деревянный домик. Мимо бежал ручей, срываясь вертикально в водопад.
— Labrit, mate! — позвал Гейерстам.
Ответа не последовало.
— Вы бы шли пока, посмотрели на родник, — сказал он Карлсену с Фалладой, — а я узнаю, спит она или нет. — Граф кивком указал на невысокое гранитное сооружение на самой вершине холма. — Вон он, родник Святого Эрика. Если есть артрит, подагра или проказа, надо в нем искупаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});