— Ну, и что это было? — спрашивает меня подруга, когда мы выходим из кабинета. У нее любопытные карие глаза, и пухлые губы в мелких трещинках. — Даже глухонемой бы вас раскусил, Адора. Ты спятила?
— Что?
— Вы бы еще вскочили и подрались.
— Не выдумывай, — я усмехаюсь, — мы просто…
— …просто сошли с ума. Ох. В первый раз это спишут на семейные баталии: Ривера против де Веро. Но во второй — люди заметят неладное.
— Нечего тут замечать.
— Есть чего. И не спорь. Наших тошнит от ребят из-за стены, Дор. Только ты еще не морщишься, едва они проходят мимо. Обычно на черно-белых танцах — на осеннем балу — в шкафчики бросают записку с тем цветом, которого должен быть наряд. Правильно?
— И что?
— Угадай, сколько из наших ребят получат белый цвет? А кто черный? Разделение не только на уровне ваших папаш, но и здесь, в университете. Если кто-то узнает, что Эриха спасла ты, поднимется не просто шум. Тебе придется трудно.
— И что со мной сделают? Перестанут общаться? Переживу.
— Ты так говоришь, потому что никогда не была по ту сторону. Тебя все уважают. Ты всегда в центре внимания. Даже когда не видишь этого.
— Мне все равно, что обо мне думают.
— Конечно. Тебе все равно, пока думают о тебе только хорошее.
Я перевожу взгляд на подругу и протяжно выдыхаю. Хочу сказать, что устала в свой адрес выслушивать наставления и тирады, как вдруг врезаюсь в чью-то спину.
— Ой, — срывается с моих губ. Поднимаю голову и вижу столпотворение. Студенты не говорят громко, но гул стоит такой, что хочется зажать уши руками. Все шепчутся, глядят друг на друга во все глаза, а я недоуменно встаю на носочки, пытаясь разузнать, в чем же дело? Что случилось? — Ты видишь что-нибудь? — спрашиваю я у Лиз. Подруга так же, как и я хочет протиснуться сквозь толпу в центр. Мы оставляем позади несколько студентов. Я продолжаю путь к эпицентру неприятностей, ощущая, как сосет под ложечкой, а Лиза улыбается парням, милостиво отошедшим в сторону. Наверное, думает, что не перевелись еще рыцари. Я бы поспорила. Пока она заигрывает с потенциальными жертвами, я рьяно и нагло протискиваюсь вперед, и, оставив позади шепчущую и переговаривающуюся толпу, примерзаю к месту.
— О, боже мой.
На стене — протяженностью в несколько метров — красуется ярко-красная надпись. Я и подумать не могла, что увижу подобное, но спорить с очевидным — глупо. КАТАРИНА: написано на деревянных, лакированных досках, когда-то новых и нетронутых.
— Что еще за Катарина? — спрашиваю я сама у себя и недоуменно морщу нос. Это же краска, правда? Это алая, вязкая краска. По-другому и быть не может!
— Отойдите! — говорит кто-то, а я не могу пошевелиться. Все гляжу на эти гигантские буквы и почему-то не могу дышать. Кому понадобилось совершать подобное? Почему он решился на это именно сейчас? Неужели все связано: сердце, Кристофер, надпись? Голова идет кругом. Я хватаюсь пальцами за лицо, а потом вдруг встречаюсь взглядом с деканом Обервилль. Она отодвигает меня назад, а сама становится к надписи спиной, будто смогла бы закрыть ее своими костлявыми плечами. — Здесь нет ничего интересного, расходимся.
— И вы не спросите, кто это сделал? — не своим голосом шепчу я. — Что это значит? Я уверена, это имя не просто так тут появилось!
Становится тихо. Все ждут, когда декан ответит, но она не отвечает. Только дергано улыбается и повторяет:
— Расходимся.
Ее глаза впиваются в меня, будто острые клыки бешеного пса. Она все смотрит, а я и не знаю, что сказать, что сделать. Заорать во все горло, что преступник ходит по кампусу, как ни в чем не бывало, а мы бездействуем? Но кого это образумит? Ох, или Вилли сошла с ума, ведь не замечает того, что находится перед ее глазами, или же все она замечает, но покрывает, что больше похоже на правду. Вот только, зачем? Каков ее мотив?
— Становится все интересней и интересней, — вдруг говорит знакомый голос. Я нехотя оборачиваюсь и вижу Конрада. В последнее время мы слишком часто с ним пересекаемся. Мне это не нравится. — Твоя работа, принцесса?
— Нет, конечно. Иначе бы я написала твое имя, Конрад, ведь я схожу по тебе с ума.
— Не утратила чувство юмора? Поразительно.
— Ты меня преследуешь? Что тебе нужно? — Нервно потираю ладонями лицо. — Черт, у меня нет никакого желания сейчас препираться с тобой, слышишь? Я устала.
— Тише, чего ты?
— Чего я? — свирепо гляжу на парня. — О, да мне надоело, что ты шастаешь за мной по пятам! Надоело, что вокруг творится нечто необъяснимое, и я не успеваю понять одно, как тут же на мою голову сваливается другое! Что все это значит? Почему Катарина? Почему сейчас? Почему здесь? Надеюсь, это краска, иначе… — воздух заканчивается. Я растеряно оглядываюсь и заправляю за уши волосы, — иначе все совсем плохо.
Парень почему-то усмехается, но по-доброму. Он приближается ко мне и шепчет:
— Выговорилась?
— Возможно.
— Я проведу тебя до дома.
— Не надо. Я знаю путь, Конрад.
— Я тоже.
— Очень за тебя рада.
— Расслабься хотя бы на несколько минут, принцесса. Я проведу тебя, — вновь говорит он и кивает, на этот раз не улыбаясь и не издеваясь надо мной. Впервые он глядит на меня серьезно, как-то заботливо, и это сбивает с толку. — Зачем тебе ходить одной?
— Я не одна. Со мной Лиз.
— Кажется, она занята.
Слежу за его взглядом и замечаю подругу, болтающую с каким-то парнем. Ох, разве можно быть такой безответственной, когда вокруг творится полная неразбериха? И когда она успела подцепить очередную жертву? Лиза — красивая и очаровательная девушка, но у нее никогда не получалось выбирать правильных парней.
— Как видишь, жизнь не остановилась, Адора. Нужно уметь отвлекаться.
— Не могу поверить.
— В то, что необходимо время от времени давать себе передышку?
— В то, что пойду с тобой. — Закатываю глаза и гляжу на Бофорта. — Жди меня здесь.
Конрад улыбается, а я срываюсь с места и иду в дамскую комнату. Вихрем врываюсь вовнутрь и замираю перед зеркалом, схватившись пальцами за край мойки. Никак не могу прийти в себя. Встряхиваю головой.
Что обозначает надпись? Как преступник проник на территорию университета? Мне в очередной раз кажется, что ответ прямо перед моим носом, но я его не вижу. Не так уж и трудно написать надпись. Трудно остаться незамеченным. Так, преступнику понадобилось минут десять-пятнадцать, не меньше — верно? Но его никто не видел. Как это возможно? Я слишком долго учусь в этом университете: чужаков на территорию не пускают! Выходит, это сделал кто-то из своих. От данных мыслей становится еще паршивей. Я гляжу на себя в зеркало и поджимаю губы: кто это сделал?