своем лице раскаянье.
«Очень похоже», – сказал Маркелл и захихикал.
Игумен сидел, откинувшись назад и вздымая перед собой жирный живот, который, похоже, был больше самого наместника. Не поздоровавшись, он с ходу спросил:
«О чем со схимницей говорили?»
И не давая отцу Фалафелю опомниться, добавил:
«Только без вранья».
На лице отца Фалафеля отразилось искреннее изумление.
«С кем?» – переспросил он, не понимая, чего от него хотят.
«А то ты не знаешь, – сказал игумен, глядя на Фалафеля из-под нахмуренных бровей. – Со схимницей. С как её там?.. О чем говорил с ней утром?»
«С Марией, что ли?» – догадался Фалафель.
«Вот именно, – вспомнил наместник. – С Марией… О чем с ней поутру лясы точил?»
Отец Фалафель посмотрел сначала на потолок, потом поджал губы и развел руками:
«Убей Бог, если я помню… – сказал он, пожимая плечами. – Может, о погоде?»
«О чем?» – спросил наместник, презрительно морщась.
«О погоде», – повторил отец Фалафель, с надеждой глядя на игумена.
Но тот к шуткам был сегодня мало расположен.
«Я вот покажу тебе – о погоде, – сказал он зловещим шепотом, которым надеялся устрашить непонятливого отца. – Как бы я тебе сам не вспомнил, – продолжал он, подозрительно глядя на Фалафеля. – Ну-ка вспоминай, о чем говорили со схимницей».
До отца Фалафеля, наконец, стало доходить, чего от него хотят. Он наморщил лоб и посмотрел на потолок, помогая себе этим вспомнить, что с ним было сегодня утром. Потом, вспомнив, он ударил себя по лбу и довольно улыбаясь, сказал:
«Так ведь о маме, со схимницей-то!.. О маме. Она у меня в доме престарелых, так что я почти каждый день хожу».
«О маме, значит, – наместник вспомнил, что уже слышал, кажется, что-то похожее. – А смеялись чего?»
«Так ведь погоды-то какие стоят. Тут и мертвый засмеётся», -улыбнулся отец Фалафель.
«Вам бы только лясы точить», – игумен с сожалением посмотрел на отца Фалафеля, как охотник смотрит на ускользнувшую от него добычу. Потом он вздохнул и сказал:
«Ты смотри у меня. Тут ведь у нас не богадельня, а монастырь».
«Так точно», – отрапортовал отец Фалафель, радуясь, что хорошо отделался.
«Иди», – отец наместник проводил Фалафеля недобрым взглядом и вновь возвратился к окну.
32. Отец Илларион. Преображение
И было в конце марта, когда еще не сошел на горе снег, отец Илларион учил, обращаясь к случайно проходившему мимо святогорскому народу, говоря: «Покайтесь, братья, ибо приблизилося Царство Небесное», что у одних вызывало смех и веселые замечания, а у других серьезное неудовольствие, поскольку они считали услышанное совершенно неуместным и где-то даже кощунственным.
Тем не менее, отец Илларион продолжал эти сомнительные речи, не обращая внимания на то, что творилось вокруг, и повторяя евангельский текст о покаянии до тех пор, пока на аллее не показался игумен, отец Нектарий, которому уже кто-то успел наябедничать о незапланированном сборище возле трапезной.
– А вот и овца для заклания, – негромко пошутил кто-то.
Народ вокруг засмеялся, хоть и не совсем понял, о чем идет речь.
– Ну?.. И о какой тут овце мы шумим? – спросил, подходя, отец игумен, к несомненным достоинствам которого можно было отнести прекрасный слух, не раз выручавший его в неприятных ситуациях. – Почему не даете наместнику отдохнуть после обеда?
– Да вот тут один Царство Небесное проповедует, – сказал один из мужиков в желтой куртке и показал на Иллариона. – Покайтесь, говорит, ибо Царство Небесное приблизилось. Вот мы и ждем, не скажет ли еще чего.
Присутствующие негромко засмеялись.
– Говоришь, Царство Небесное? – переспросил отец игумен, подозрительно рассматривая отца Иллариона. – И кто же это тебя надоумил, голова ты садовая?
– Так ведь Христос и надоумил, – ответил Илларион, ничуть не смущаясь.
Собравшиеся негромко загудели.
– А-а!.. Христос, значит, – сказал игумен, злобно глядя на Иллариона. – Ты из паломников, что ли? На автобусе приехал?
– Можно сказать и так. Из паломников, – согласился Илларион.
– Вот я и вижу, что так, – сказал игумен без особенного интереса. – Много вас тут ездит с глупыми разговорами. Только людей зря от работы отрываете… Иди-ка ты, старче, лучше вон к своим паломникам да всякую глупость не болтай… Ишь, чего выдумал? – сказал он, обращаясь к стоящим. – Царство Небесное ему подавай… А рожна на лопате не хочешь?
Народ вокруг снова понимающе засмеялся.
– Да еще вас овцой назвал, – наябедничал мужик в желтой куртке. – Так, значит, и сказал: «Вон, говорит, идет, понимаешь, овца».
В толпе засмеялись.
– А тебе бы только повторять, – сказал сердито игумен и замахал руками, выпроваживая собравшихся с аллеи. – Давайте, давайте, – говорил он, наступая на стоящий народ. – Тут, слава Богу, не театр, а монастырь, кто еще не понял… А ты, старичок, наверное, специального приглашения ждешь?
Последние слова были обращены к Иллариону, который вместо того, чтобы подняться и уйти вместе с остальными, плотно уселся на скамейку и даже ноги вытянул, в чем можно было при желании увидеть некий даже вызов, что было, конечно же, недопустимо и требовало решительных действий.
– Я здесь для того, – сказал Илларион, не двигаясь с места, – чтобы напомнить православным, что Царство Небесное уже приблизилось, так что поверьте мне, покаяние было бы тут совсем не лишним.
– А то мы этого не знали, – сказал наместник и засмеялся. И вместе с ним, показывая желтые зубы, засмеялся и благочинный, отец Павел. – Должно быть, тоже читали кое-что.
Однако слова игумена на отца Иллариона большого впечатления не произвели.
– Если бы вы действительно что-нибудь знали, то, наверно, знали бы и еще кое-что, – сказал Илларион, поворачиваясь к игумену. – Например, вы могли бы знать, как устроились в Царстве Небесном Михаил Федорович и Лидия Александровна – ваши дедушка и бабушка. Те, которых в городе звали «блаженными». Их ведь так звали, верно?
Сказанное неожиданно прозвучало так торжественно и серьезно, что у присутствующих перехватило дыхание и пот выступил на лбу, так, словно они увидели вдруг ужасный призрак, который явился по их душу.
Некоторое время в аллее царило молчание. Потом отец игумен сказал:
– Ну, допустим… Ладно… В конце концов, это можно было подглядеть или у кого-то узнать… Но вот как ты узнал, что их называли в городе «блаженными», старичок, – этого я понять не могу.
Похоже, что голос его слегка дрожал.
– Для Бога все возможно, – сказал отец Илларион, и было непонятно, говорит ли он серьезно сейчас или шутит.
– Так то – для Бога, – голос игумена снова дрогнул. Потом он помолчал немного и сказал: – И что нам с тобой теперь делать, паломник?
– Гнать его в шею, вот что, – предложил благочинный, который не любил ничего нового.
– Подожди, Павлуша, – мягко осадил его игумен, который вдруг проникся к Иллариону непонятной симпатией. – Человек проповедует Царство Небесное да к тому же знает откуда-то такие вещи, о которых никто не должен знать, а ты говоришь, «гнать в шею»… Может, он нам сейчас укажет на то, о чем мы прежде и не догадывались.
– Видали мы таких, – сказал благочинный, презрительно морщась. – Один в прошлом годе тоже