— Рад с вами познакомиться.
— Я тоже. Но вы не ответили на мой вопрос. Оутс, пряча улыбку, ответил:
— Мы друзья детства. Играли в прятки в доме моих родителей. Я помогал ей учить географию и даже сопровождал ее во время первого бала.
Рено что-то кольнуло в сердце, причем весьма болезненно. Ревность, вечная спутница любви, зашевелилась в его душе. Впервые она дала о себе знать сегодня утром, когда, проснувшись и спустившись в столовую, он узнал, что Беатриса поехала навестить своего таинственного друга-любовника. Подхлестываемый ревностью и злобой, он примчался сюда с единственной целью — устранить соперника.
«Она принадлежит тебе», — подсказывал ему первобытный инстинкт, и он послушной, даже более того, охотно повиновался его мощному зову.
— Вы любите ее?
— Да, всем сердцем, но не в том смысле, который вы вкладываете в эти слова.
— Что вы хотите сказать?
Белозубая улыбка заиграла на лице Оутса. Улыбка очень шла ему. Если бы не страдания, наложившие свой отпечаток, он был бы по-настоящему красив.
— Беатриса мне как родная сестра, если не ближе.
Рено прищурился — сейчас его будут уверять в братских чувствах, но ведь в этом еще надо удостовериться. Может быть, вопреки утверждениям Беатрисы и Оутса их отношения не так уж невинны?
— Итак, даже если бы вас не покалечило на войне, вы бы никогда не женились на ней?
Слова прозвучали откровенно грубо, даже оскорбительно, но Джереми лишь усмехнулся:
— Нет, хотя она сама неоднократно предлагала мне жениться на ней.
Неожиданный и неприятный сюрприз:
— Что?! — воскликнул пораженный Рено.
Белозубая улыбка Оутса стала еще шире. Он понял, что ему удалось вывести из себя мнимого соперника.
— К чему вы клоните? — проворчал Рено.
— Все просто — извечное противостояние жизни и смерти, любви и ненависти, — шутливо заметил Оутс.
— Вы несете вздор.
— Нет. — Лицо Джереми вдруг стало очень серьезным. — Вовсе не вздор. Берегите ее.
— Что? — нахмурился Рено.
Не понимая Оутса, он решил, что сознание Джереми помутилось от болеутоляющих лекарств и он просто бредит.
— Обещайте мне, что будете беречь ее. Она удивительная. Такой девушки, как она, вы больше не встретите. Под напускной практичностью прячется ранимая, нежная, любящая душа. Очень легко разбить ей сердце. Не спрашиваю, любите ли вы ее, — не зря говорят: «Чужая душа — потемки», — но прошу об одном: берегите ее, пусть она будет счастлива. Обещаете?
Внезапно Рено осенило. Ослепленный единственным желанием вернуть себе титул, он ничего не замечал вокруг себя. Но, увидев любовь в глазах другого человека, он понял, насколько важна для него Беатриса. Он горячо воскликнул:
— Клянусь всем, что мне дорого! Я буду беречь ее, охранять и сделаю все от меня зависящее, чтобы она была счастлива.
Оутс отозвался с не меньшим чувством:
— О большем я не прошу. Благодарю вас.
«Нет, как он посмел?» Беатриса с красным от возмущения лицом вышла на крыльцо дома Джереми. Она только что поговорила с Патли и, напугав его, как следует, убедила держать язык за зубами и никому не рассказывать о внезапном вторжении лорда Хоупа в дом Оутса. Однако думала она о другом. Она никак не могла успокоиться. Подумать только, ее подозревали, и в чем?! Какие нелепые чудовищные подозрения! Оскорбительные как для Джереми, так и для нее! Разве она когда-нибудь давала ему повод думать о себе как о распутной женщине? На каком основании он решил, что имеет право вмешиваться в ее жизнь, указывать ей, что хорошо, а что плохо, что можно, а что нельзя? Возмутительно!
Она потопала на крыльце ногами, чтобы согреться и дать выход душившему ее гневу. Неподалеку от нее по улице шаталось трое оборванцев. На одном, самом высоком, была потрепанная черная куртка, двое других были одеты еще хуже: во что-то коричневое и совсем рваное. Высокий оглянулся на звук шагов Беатрисы. Взгляд у него был пристальный, хищный и жуткий, на одном глазу было бельмо. Ей стало как-то не по себе, она попятилась назад, пока не уперлась спиной в дверь. Ей следовало бы вернуться в дом, но гнев — плохой советчик. Перед тем как увидеться с Хоупом, она должна была немного выпустить пар и успокоиться. Мимо оборванцев по мостовой прогрохотала тележка с пивом, один из них что-то крикнул вознице.
Вдруг позади нее открылась дверь, она едва не упала, но сильные руки вовремя схватили ее сзади.
— Я вас ищу по всему дому, — сердито начал Хоуп. — Что вы делаете на улице?
Она попыталась высвободиться из его объятий, но он не отпускал ее.
— Мне захотелось подышать свежим воздухом. Он недоверчиво взглянул на нее:
— На холоде?
— Холодный воздух очень освежает. Вы не могли бы отпустить меня?
— Ни в коем случае, — ответил он, спускаясь вместе с ней по ступенькам вниз, по-прежнему крепко держа ее за руку.
— Что-о?! — возмущенно спросила она.
— Я вас никуда не отпущу, — спокойно отозвался он. — Никогда.
— Совсем не смешно.
— Конечно, тут нет ничего веселого, — бросил он. Осмотревшись по сторонам, Хоуп раздраженно спросил: — Где, черт побери, наша карета?
— За углом, на главной улице. Здесь ей никак не развернуться. Вы издеваетесь надо мной. Немедленно отпустите меня. Бросьте ваши шутки.
— Я не шучу.
— Боже, в какое глупое и смешное положение я попала! — притворяясь веселой, воскликнула она. — Сейчас все пытаются острить, даже те вроде вас, у кого вовсе нет чувства юмора.
Он рывком подтянул ее к себе так, что она ударилась о его грудь.
— Уверяю вас, — начал он, — что…
Но тут случилось нечто странное. Она почувствовала, как кто-то легко, но больно толкнул ее в спину. Хоуп сжал ее локоть и бросил страшный взгляд поверх ее плеча, куда-то вбок.
— В чем дело? — удивилась она.
Он без слов отпихнул ее назад, себе за спину, и выхватил из-под сюртука нож. Три бандита окружили их полукругом. Главарь с бельмом держал в руках окровавленный нож. Беатриса испуганно закричала.
— Возвращайтесь назад! — крикнул Хоуп и смело шагнул навстречу громиле. Бандит взмахнул ножом и попытался нанести удар, но Хоуп перехватил его за руку и сам первый пустил в ход нож, целясь ему в живот. Но главарь ловко увернулся, отскочив в сторону. Второй из нападавших, с лысиной, обхватил Хоупа сзади за плечи, сковывая его движения. Громила с бельмом усмехнулся и опять бросился вперед. Лорд зарычал, рывком высвободил левую руку и парировал удар предплечьем. Нож рассек кожу на руке от локтя до кисти, и кровь тонкой струйкой брызнула на мостовую.
Беатриса в шоке присела на ступеньку крыльца и закрыла рот ладонью. Перед глазами замелькали темные пятна, и все затуманилось.