лопну. Будет поить водой, пока я не захлебнусь. Он смотрит мне в глаза и говорит:
— Если мы сейчас развернёмся и уйдём домой — ничего не поменяется. Ферму продолжат атаковать. Да и над «Труперсами» эти три серых волчка нам не дадут никакого преимущества.
— Борис, ты не понимаешь… Моё сознание разорвётся, если я попробую сдержать больше животных!
— Сможешь!
— Я даже не знаю, смогу ли я подчинить себе Пича, если мы найдём его живым.
— Инга, ты всё сможешь!
— Борис, я же говорю тебе, я с этими с трудом справляюсь…
— Тебе не нужно всех держать под контролем.
Здорово! И чего я парюсь, сейчас возьму и освобожу всех, распущу нашу банду и пойдём лесом гулять. Я уже хотел вразумить Бориса, но увидев мои ошалевшие глаза, он меня опередил.
— Тебе нужно овладеть только одним. Понимаешь меня?
Я ничего не понимаю.
Борис говорит:
— Ты должна овладеть вожаком. И вот когда ты это сделаешь — вся стая, все волки станут нашими. Он — вожак, альфа, главный волк — он будет ими управлять.
Безумие!
— Мы идём дальше, — говорит Борис, продолжая крепко сжимать мои плечи. — Наша цель — вожак. Пойми…
Он принялся трясти меня, заглядывать в глаза. Но там — пусто. Различные мысли, множество сценариев, от хороших до плохих хлынули бурным потоком в мой мозг. Словно ледяной водопад со всей силой ударил по спине, усадив тело на колени. Нужно выбраться… выползти, перекатится.
— Инга! — тряска меня отрезвила. — Да пойми же ты! Мы не справимся с «Труперсами»! Еще пару набегов — и мы падём! Нам нужен один точный удар. Одна хорошая попытка! Но подходящего оружия у нас нет. Мы только и можем, что обороняться. Каждый раз тратить человеческий ресурс, который очень сложно восполнить.
Один удар.
Мы идём ва-банк.
Всё или ничего.
Вы когда-нибудь чувствовали себя козырем, который обязан решить исход партии? Ага, вот и я никогда. Но всё бывает в первый раз. Живём один раз, надо всё попробовать! В путь.
Волки отличались от крыс. Сильно. И я не про размеры. Первое, что сразу получилось осознать — у волков напрочь отсутствовала воля. Очень посредственные существа. Те же крысы при должном руководстве могли возводить целые города! А волки… Лишь нести жалкое существование. Мне смешно! Я не могу поверить в это! Я смотрю на их спины, на их лоснящуюся в лучах солнца шерсть и понимаю, что эти создания только и могу, что жрать, срать и спать. Ну и ебаться, и то, когда разрешают.
Уходя в лес всё глубже и глубже, кусты редели на глазах. Работать газонокосилками больше не было необходимости. Мы экономили силы. Новая атака уже не будет столь неожиданной. Воодушевившись первыми успехами нашей компании, Борис раскомандовался не на шутку.
Он управлял парадом! Сидел в главном лимузине, медленно прокладывающему нам дорогу к успеху. Азарт охватил его разум. Было приятно за ним наблюдать. Приятно видеть, как его уверенная походка, быстрые команды воодушевляли воинов, идущих не пойми на что. Особенно после того, как мы уже потеряли одно человека. Пусть делает что хочет, ведёт нас куда ему вздумается. Главное — не во вред нам. Но я-то всё вижу. Вижу, что наши жизни для него всего лишь разменная монета для достижения своих целей. Но и с этими монетами он так просто не расстанется.
Впереди, подобно волчьей стае шли слабые воины. За ними волки, а уже за волками — мы. Все были возмущены таким раскладом. Но Бориса слушали. И верили. И спорили, бля. Спор достиг своего апогея, когда под ногами захлюпала кровь. Свежая, густая и вязкая. Здесь пахло смертью. Такой же свежей как и кровь. Огромные мухи особо не церемонились: садились на лицо, ползали по губам, настырно лезли в глаза. Африканские дети с удовольствием послушали бы нытьё здоровых мужиков по поводу надоедливых насекомых, но у деток есть дела и куда важнее.
Я ощутил тревогу. Клокочущие волны замешательства исходили от моих ручных волков, учуявших свою родню. Они не понимали, как им поступать. Как им действовать. Меня бесило, что они со мной не общаются. Дикий зверь всегда останется диким зверем.
— Мы приближаемся, — говорю Борису. Спокойно и уверенно. Но сам зыркаю по сторонам, сыкатно, что тут таить.
Ранее взятый бодрый темп отряда замедлился. Борис поднимает левую руку. Ладонь, облачённую в кожаную перчатку, вскидывает возле лица. Меч на уровне головы. У всех воинов меч на уровне головы. Борис крутит головой, смотрит на меня, на волков. Его глаза бешено прыгают по деревьям, словно голодные белки. Он заглядывает за каждый куст, за каждый камень, за каждое заваленное дерево на бок.
— Как далеко? — спрашивает он.
— Не могу сказать, у меня нет дальномера. Но мы на верном пути.
Кто-то из вояк не выдержал. Нервишки у всех шалят сейчас.
— Тут и слепая бабка дорогу найдёт, — слышу я из-за спины. Я обернулся. Обернулись все.
Вояка кивал головой, указывая на залитый кровью ствол дерева, у самого корня. Рядом — пара костей с копытами, обглоданных так, что и мухам нечем поживиться.
Волки резко берут вправо. Ускоряются, переходят на бег.
— Останови их! — кричит Борис.
Я закрываю глаза и мысленно ору:
— Стоять!
Троица серых волков почти скрылась из виду, затесавшись среди деревьев, но подчинилась. Волки замерли, приняв боевую стойку. Ноги растопырили, головы опустили. Зарычали.
— Быстро, к ним, — махнув мечом в сторону волков, говорит Борис.
Никто не стал спорить. Все ринулись вперёд. И когда мы поравнялись с волками, сразу стало ясно, куда ведёт нас эта скользкая от крови дорожка.
Там, впереди, пробежавшись глазами сквозь не одну сотню толстых сосновых стволов, мы увидели скалистые горы, напоминающие своим видом груду ржавых трамваем, сваленных в огромную кучу. Верхушки гор прятались за густыми кронами деревьев, но даже отсюда можно было ощутить всю мощь земли, построившую непреодолимый забор из камня. Мы были грязными блохами, затерявшимися в густой шерсти. Мы были ничтожеством в этом лесу. Опасность поджидает под каждым кустом, под каждой валяющейся на земле веткой. Нутро всё чувствует, но глаза видеть отказываются.
Я смотрел на волков. Уши торчком, хвост стрелой. Я закрываю глаза, стараюсь поймать настрой животных, прочесть их мысли. Там ничего. Там инстинкты самосохранения натянутые тугой струной. Дёрни спуск — и три стрелы умчаться вдаль, к скале. Но чтобы я не делал,