розового в закатном свете светила сухой от крепкого мороза снег хрустел под ногами, и его цвет менялся с исчезающими закатными проблесками на синеватый. Наступала темная пора.
Ветер будто полный ненависти к старому отшельнику разогнался и попытался сорвать с него оставшееся тепло, но Картера беспокоило иное: где укрыться во время разгула чудных созданий? Последний, кто вошел во тьму, исчез, лишь сойдя с порога. Тогда клубы сизо-черного дыма закружили его тело и ни единого звука за тем не последовало. По крайней мере, это рисовала память. Даже если это был бред, старик помнил об этом и бежал к ближайшей уцелевшей многоэтажке, бренча всей своей утварью и слыша чью-то медленную, но громкую поступь позади.
С сильной одышкой он влетел в развороченный дверной проем. Дверь, судя по отметинам на ней, кто-то то ли разгрыз, то ли разодрал, оставив от нее только скрюченную металлическую пластину. Что было сил он потащил ее на себя, и она, поддавшись, со скрипом раскрылась. Такими же невероятными усилиями она была снова захлопнута.
За то время, пока дом пребывал в разорении, на лестницу подъезда изрядно намело снега, ставшего белесой дорожкой, провожающей на верха. Осматриваясь, Картер везде видел застывшую разруху: разбитые углы ступеней, прикрытые снежной крошкой обломки отделки стен и потолка. Кирпичная кладь замурованного хода проглядывалась на следующем этаже.
Местами двери в квартиры были распахнуты. Было достаточно бросить короткий взор, чтобы заметить простую вещь. Странный порядок. Будто кто-то приходил и смахивал пыль с древней мебели, заново раскладывал все вещи по местам. Случайно думалось даже, что хозяева вот-вот вернутся. Вон лежит на свежем красном диванчике чье-то черное пальто, а вон на крючке в парадной висит шляпа. Где-то стучали часы. Тик-так, тик-так. Вещи ждут своих хозяев.
Чем дольше он смотрел, тем скорее ветшал этот призрак. Диван побурел и облез, а пыль тяжелым слоем упала сверху на пальто, сделав его уже серым, грязным. И стало снова тихо.
Картер только хмуро составил брови, недовольно выдохнул и пошёл дальше.
Этаж за этажом затхлый воздух помещения наконец-то сменился на пронзительно свежий и чистый. Лишь взобравшись на самую вершину здания. К счастью, видимость была достаточной, чтобы прикинуть маршрут на до ближайшей возвышенности.
– В километре есть собор, оттуда и преодолею границу этого ледяного ада… После рассвета. – он бубнил себе под нос еле слышно с трепетом и небольшой дрожью в голосе. – Сейчас занять одну из квартир и ждать утра…
Вскоре солнце вспыхнуло прощальным лучом. Гробовой крышкой тьма накрывала всё кругом. Дома, улицы с их дорогами, занятыми застоем приросших к земле машин, и ржавые фонари, что давно не льют света. Тьма переставала быть пустой. Город просыпался в гуле стонов тысяч и тысяч уставших.
Не дожидаясь того момента, когда его кто-то успеет заметить, он поторопился обратно к выходу с крыши. Но что-то заставило его замешкаться. Что-то уже наблюдало за ним бесчувственным взглядом, полным беспамятства. Он медленно развернулся. На самом краю крыши сидел некто, подложив руки под ноги. На нем не было никакой одежды кроме рваных, изношенных брюк. Лица не было видно под длинными волосами. Как и не было видно глаз, но Картер точно чувствовал этот пристальный прищур. Пятясь назад, рукой нащупал ручку двери. Скрип. Юноша всё ещё смотрит. Всего момент на осознание происходящего: он откидывается назад и исчезает за краем.
Дальше всё было как в тумане. Спуск на этаж ниже. Щелчки взломанной двери. Запирание изнутри. И снос всего, что удалось сдвинуть с места достаточно далеко, к дверям. Виски пульсировали от страха, а во рту ощущалась сухость. Хотелось дышать больше и глубже, но не получалось – дыхание перехватывало.
Картер сидел посреди комнаты и не мог вспомнить, когда успел заколотить окна. Воспоминания будто стерлись, стоило им появиться. Он медленно приходил в себя, тихо нашептывая считалочку: “Утром взбешенный, днем орошенный, вечером спящий, в ночь смотрящий…”. Ум прояснялся, память и чувство реальности возвращались к нему.
– Боль действительно можно заглушить…
Мужчина в полушубке устроился поудобней среди хлама комнаты, дверь в которую недавно заставлял имуществом бывших хозяев. Окна уже подготовлены, глухо заколочены: та же древняя мебель послужила сырьем для досок. Казалось, что в этой комнатушке даже холод за дверь не пройдет, но в действительности лишь скромная лампа, укрытая железным колпаком, давала возможность хотя бы не дрожать лишний раз. Через крохотное отверстие колпака пробивался тонкий желтый луч, падая теплым пятнышком на облезлую стену. На ней местами сохранились выцветшие обои, но в основном видна была только серость да трещины старого жилища.
– Отказаться от боли было бы большой ошибкой… – тихо шептал он, пока снаружи, внизу что-то грохотало. – Наверное, сегодня моей удаче пришел конец… Лишь бы они не нашли.
Видение образа у люка отзывалось в его груди сильным биением сердца. Лицом к лицу с монстром. Зеленые глаза, что жгли насквозь из пучины мрака катакомб… Парень, падающий в пропасть…
Картер убрал окровавленную обмотку с руки. Вся она в шрамах от сигаретных ожогов – новых и старых – поблескивала жиром. Прислонив сморщенную руку к горячему щиту лампы, он скорчился от боли. Достигнув своего пика, резкость исчезла, осталось терпимое жжение. Лик чудовища откинуло обратно, в прошлое.
Достав из рюкзака пару склянок и бинты, пролил одну из них на свежий ожог. Затем зачерпнул мазь, растёр. Проверил кровившую рану – швы не разорваны. Проверил на отсутствие нагноения, а после продезинфицировал. Извлёк чистые бинты из бумажной упаковки. Осторожно замотал, завязал, устало выдохнул. Вернув все вещи на места, оперся на слишком тяжелый для составления баррикад комод.
Выжить всегда можно, если не пускать ни одного из них в свою голову.
Глава 5, …ища спасения от монстров…
Спать пришлось на полу – так шуму меньше, если ворочаться. К тому же матрас, взятый когда-то давно в одном из опустевших магазинов, выглядел не то что жалко, он оставался просто до жути измазан в пыли неизвестно сколько времени, вся же его материя протерлась грязью. Находка для любителя антисанитарии.
Он раз за разом прокручивал в голове все моменты дня. Их было очень много, потому всё это казалось ненастоящим. Нападение нонов, подземные хождения и то… Воспоминание с людьми.
Его переполняло странное горькое чувство, накатывающее по вечерам. Страх за уже произошедшие вещи. Случилось и не вернуть. Словно возвращение к проигранному спору или игре, когда у тебя были все карты на руках.
Глядя на руки, старик всё не мог понять: неужели то было только каким-то наваждением? Ему ведь не привиделись собственные движения, реакция того певца. И запахи, и звуки. Кто была та девушка в белом? Что она сказала? Он напряг память, пытаясь припомнить