«Сквозь белый день цветные пятна, где…»
Памяти пятидесятых
Сквозь белый день цветные пятна, где —Казалось люди, оказалось время —Со всеми вместе в снежной чехарде,Тогда — почти, сейчас — совсем со всеми…
Сквозь черное июльское окноЛос-Анджелес светился как в кино;Гостиница переливалась ало,Дымилась сигарета, и виноМерцало.
Любовь, надежда, нежность, страсть и страх,Как Бим и Бом, сражались с темнотою,Той, где отель, и той, где снежный прах,Но комната уже была пустою.
Немного мелодраматично, ноТут ничего поправить не дано,Молитвенными не прожечь словамиРазворошенный этот неуют,И только слезы что-то могут тутИ там, как в настоящей мелодраме.2006
«Конечно, плохо, даже очень, но…»
Конечно, плохо, даже очень, ноВ лесу, где листья падают на дно;В троллейбусе, где, как птенцы на ветке,Сидят уютный старичок в береткеИ девочка в уродливом пальто,Которая — ты точно знаешь, что —Лет через двадцать-тридцать — вспоминаяВот это время (в перспективе «то»),
Кому-то, хмыкнув, скажет: «Смех! Тогда яНосила это жуткое пальтоИ ничего — носила и носила…»И некто спросит: «Сколько тебе было?»
И женщина, прикинув, скажет: «Шесть»…Бессмыслица, но в этом что-то есть.2006
«Там, где стоят слова, там непонятно как…»
Там, где стоят слова, там непонятно как —Не верят, потому что слишком верят —Фотограф с палочкой, прекрасный как монахНа фоне гор, сидит на фоне сквера.
Фотограф с палочкой и мальчик Мир Ресниц,И что-то вроде райского осколкаВ луче, стрельнувшем между половицВ cчастливую еловую иголку.
И этот луч как будто значил, чтоНам всем — всем: маме, папе, бабе Ане —Отпущено лет, минимум, по сто,А, оказалось, это не про то.
Лучи, иголки, дачное лотоСошлись в пролете, недоступном глазу,На глубине, где даже Ив Кусто,Пока был жив, не побывал ни разу.2006
«В такой — какой? — то влажной, то сухой…»
В такой — какой? — то влажной, то сухойТраве-листве на бледно-сером фонеНебес, колонн, ступеней, на газонеСтоит безносый пионер-герой.
Акива Моисеич Розенблат,Начитанный декан второго меда,Вообще решил, что это Андромеда,И Анненского вспомнил невпопад.Мол, как сказал поэт в порядке бреда,Вон там по мне тоскует Андромеда.
— Гуд бай, Ильич, большой тебе привет, —Профессор раскудахтался глумливо, —Не умерла традиция… Акива,Ты настоящий врач! Живи сто лет.2007
Весна в Михайловском
Д.
Мы внесли вещи,сняли плащи,а в лесу клйщи,в смысле, клещи.
Им, клещам, впоруэта пора —вроде как Туравместо Торб.
Дятел в прозрачныхсоснах летал,празднично-мрачный,как Ганнибал,
сел на верхушку,стукнул и стих —Пушкин-Кукушкинпишет свой стих.2007
«— Каждый день — подарок, — сказал Бабкен…»
Бабкену Ару тюнян
— Каждый день — подарок, — сказал БабкенНе свои слова, но в устах БабкенаИх смиренный смысл задышал, как пенаВ полосе прибоя, и не погас.2007
Карельская элегия
Тридцать лет не был. Приехал — дождь.Все ржаво, серо.На причале в рифму кричат: «Подождь,Кинь спички, Серый!»
А приятель (выпил? характер — дрянь?),На ходу вправляя в штаны рубаху,Тоже на всю пристань пуляет: «Сань,Пошел ты на х..!»
Все похоже: проза (слова), стихи(Валуны и вереск, мошка и шхеры,Комары и сосны, цветные мхи,Серый).
Просто тот, кто раньше глазел на бойСолнца с Оле-Лукойе,Не был только и ровно собой,Как вот этот, какой я.
2007
Дом отдыха 70-х
Статуи, беседки, тишина.Все, включая тишину, немножкоРазвалилось… В парке дотемнаВзрослые гуляют по дорожкам.
Фонари желтеют сквозь листву.Ленин, Сталин, Господи помилуй!Жизнь, как в школе, жмется к большинству,В большинстве, как водится, немилому.
Брежнев, Каплер, комнатный балетСмыслов и непрожитого воздуха…Вот и получается, что нетНичего прекрасней дома отдыха.
2007
«Преподаешь английский — свет на ключ…»
Преподаешь английский — свет на ключЗакрыт, но вдруг взрывается, как будтоАплодисмен-(качается каюта) —Тами; мартышка прыгает, как луч.
Цирк на гастролях; дрессировщик с чаш —(Качает) — кой эспрессо и галетойСидит в рубашке с воротом апашНа палубе под куполом из света.
Прозрачная качается каюта,Лучи и тени ходят по стене…Чем неслучайней наши объясне —(Держись!) — ния, тем гаже почему-то.2007
Эта пьеса
По телевизору показывали,Как человек в котелке,Вор,Влезает в дом,Как он думал,Пустой,А там — хозяйка.
И она —Вероятно, это было хорошо сыграно —Влюбляется в вора,
То есть,Вскоре после их нечаянного знакомства —Начинает смотреть на негоОсобенным образом:Без водевильной плотоядности,Но так, что даже я, восьмилетний,Догадался,Что эта женщина в сарафане,С голыми плечами,Нежной шеейИ немножко глупыми кудряшкамиХочет, чтобы этот мужчина с усамиПоцеловал ее,Помог ей выбраться из сарафана и…Тут мое воображенье буксовало,Но я отчетливо помню,Что «особенные» взоры актрисыСулили «неизъяснимы наслажденья»,ПричемНе столько вору,Сколько — вот именно — мне.
Не исключено, что,Согласно авторскому замыслу,Вор должен былСначала попасть в дом,Потом — в женщину,Потом — через женщину —Провалиться в самого себя,И затем самоликвидироватьсяКак вор,А, скорее всего, вообще,Потому что никем другимОн быть не мог,А проваливаться дальше —Во всяком случае, внутри этой пьесы —Было некуда.
2009
Первая правда
Из заросшей музыкой, как мхом,Первой правды (небо, окна, стены)Не видны ни куст, ни стол, ни дом —Только освещенный угол сцены.
Это не премьера, не прогон —Просто репетиция, когда иЦвет не различает цвета, звонСам, где он, звонит, не понимая;
Ритм не держит ритм — и только страх,Не смущаясь немотою зала,В белых электрических лучахВпечатляет с самого начала.
2008
Одесса-63
О.Д
На солнечном пляже…
А. Вертинский
Как добрые ложки (а ну эти злобные вилки!)И чуткие стражи,Пузатые бабушки чинно сидят на подстилкеНа солнечном пляже.
Сверкает вода, изумрудная и золотая,И парус, как лучик,Пузатые бабушки смотрят, от нежности тая,На внуков и внучек…
Недавно приятель сказал мне в одном разговоре,Нескладном немножко,Что время из всех, так сказать, категорийУж точно не ложка
И даже не вилка; пространство добрей и круглее —Садишься в двуколку(Ну, в поезд) — раз-два и вернулся! Вот пляж, вот аллеи…А толку?
2008
«Жизнь конечна или бесконечна?…»