Мне понравилось подписывать. Это такой ажиотаж начала года – сначала красиво, высунув от старания язык, заполняешь дневник, а потом забрасываешь его куда подальше. А еще я помню, как учебники оборачивали в бумагу – раскладываешь лист, сгибаешь, разглаживаешь, переворачиваешь. И сверху, по голубому листику-трафарету пишешь, какой учебник. Давно забытый навык. Кстати, мне он очень в жизни пригодился – я, например, очень хорошо подарки упаковываю. Да, в двенадцать ночи воспоминания нахлынули – про прозрачные обложки-пленки для тетрадей, про пеналы на магнитах, про первые дипломаты вместо портфелей. Но это уже в старших классах. У нас не только мальчики, но и девочки с дипломатами форсили…
Так вот, я заодно подписала мешок для сменки и куртку. Еще я хотела подписать сменные ботинки, но впала в ступор – оба подписывать или только один?
Утром муж отвел сына в школу. Вернулся.
– Ну как? – спросила я.
– Нормально. Только я назвал учительницу Александра Светлановна.
– Как это?
– Да прицепилось. От Васи. Так и сказал: «Здравствуйте, Александра Светлановна». Может, она не услышала?
Я должна была забрать. Рано, в 11 утра. Начала собираться в десять. Пришла на полчаса раньше.
Во дворе по классам толпились родители.
Какой-то папа закурил.
– Что ж вы тут курите? – накинулась на него чья-то бабушка. – Здесь же школа, а не бордель!
Папа затушил сигарету и долго держал в руках бычок, не зная, куда его деть – урн не было.
Некоторые родительницы что-то живо обсуждали. Очень хотелось подойти – послушать. Но это как в школе – страшно подойти к незнакомой компании. Я все-таки вспомнила, что взрослая, и подошла. Мамаши тут же замолчали и уставились на меня. Ну точно, как в школе.
– А у вас зажигалки нет? – спросила я первое, что пришло в голову. Надо было спросить про то, когда детей будут выпускать, или сказать что-то про погоду.
– Мы не курим, – сказала за всех одна мама.
Я отошла и встала рядом с папой, который по-прежнему держал в руке бычок.
Детей наконец вывели.
– Товарищи родители, давайте отойдем в сторонку, – громко сказала учительница, легко перекрыв гул толпы.
Мы послушно засеменили за Светланой Александровной.
– Ну как они? Как мой? Нормально? – спрашивали наперебой все.
– Так, родители, успокойтесь, – опять перекричала всех Светлана Александровна, – вы слушаете, как ваши дети! Я не знаю, чем вы слушаете! У половины класса не было цветных карандашей в пенале! Почему вы не собрали пеналы? А у Васи, – Светлана Александровна посмотрела на меня и все остальные тоже посмотрели, – не было ручки!
Я подумала, что сейчас рухнет мир. Как минимум. Страшно было до жути.
– Они их едят, что ли? – продолжала тем временем Светлана Александровна. – Пять минут прошу потратить на проверку пенала. Всего пять минут. Больше ничего не прошу.
– Была ручка, даже две, – сказала я обиженно, потому что лично запихивала ему две ручки в пенал.
– Не было, – категорично заявила учительница, – я ему свою давала. И он не сидит. Надо с этим что-то делать. Не так много прошу…
– А мой как? – спросила другая мама.
– И ваш не сидит, – ответила Светлана Александровна, – и ваш тоже, – сказала она бабушке, которая успела только рот открыть. – Так, запоминайте домашнее задание. Страница шесть в прописях. Страница два – в математике.
– Ой, а повторите, пожалуйста, – попросила бабушка, – я прослушала.
– Товарищи родители, повторяю в последний раз. Больше повторять не буду. Страница шесть, страница два. – Светлана Александровна взяла на полтона выше. – Кстати, Вася сделал сразу три урока. А надо было один. Только мишку раскрасить. А он все прописи прописал. Мы с ним поговорили, но вы тоже обратите внимание, – сказала мне она.
Я кивнула, так и не поняв, почему можно было раскрасить только мишку и на что нужно обратить внимание.
– И без опозданий, – велела нам учительница, – приходить нужно к первому звонку, а не ко второму.
Потом ее отвлек папа, который уточнял, каким конкретно должно быть содержимое пенала.
– Дима, Дима! – позвала мама из нашего класса.
– Антон, Антон, – звала бабушка.
Дима, Антон и Вася нашлись на дереве.
– Кто разрешил лезть на дерево? – увидела их Светлана Александровна.
– Это Вася первый начал, – тут же сдали его друзья.
Ситуация была спорная. Вася стоял под деревом, а Дима с Антоном висели на ветках. Так что доказательств не было.
– До свидания, спасибо, – быстро сказала я Светлане Александровне, чтобы еще чего-нибудь не услышать. Дима с Антоном попадали с веток и спрятались за спинами взрослых.
– Так, родители, задержитесь еще на минутку, – сказала учительница. Все застыли. – Если у кого из детей недержание, скажите мне сейчас. Потому что сегодня один попросился, и половина класса бегала в туалет. Отпускать с урока не буду, только на переменах. Отпущу только с недержанием. Поднимите руки, у кого недержание.
Я хотела поднять руку – у меня уже точно недержание начиналось. Да и Вася начал выразительно притопывать.
– Пойдем, – сказала я Васе, и мы быстренько слиняли. – Ну как тебе? – спросила я по дороге.
– Завтрак понравился. Булочка с чаем и банан. Чай вкусный. Ты такой не умеешь делать.
Я тоже любила школьный чай – жидкий и сладкий из огромной эмалированной кастрюли, который наливали суповым половником. А на кастрюле было написано красной краской: «Чай».
– А в туалет ты ходил? – спросила я.
– Нет.
– Не хотел?
– Хотел. Но когда захотел, учительница сказала, что хватит ходить туда-сюда.
– Ладно, побежали.
– А правда, что папа мне утром сказал?
– А что папа сказал?
– Что я буду учиться одиннадцать лет и это больше тысячи дней?
– Правда.
– А папа всегда правду говорит?
– Да.
– А ты не всегда. Лучше бы ты меня утром отвела.
– Почему?
– Ну, ты бы сказала, что нужно учиться пять дней. Чтобы меня не расстраивать.
Пришли домой. Переоделись.
– Вася, сделай сейчас домашнее задание. А то тебе еще на тренировку идти.
– Не буду.
– Будешь.
– Не буду.
Полчаса мы орали эти вечные «буду – не буду». За пять минут раскрасили цыпленка-уродца и нарисовали кривые палочки.
– Все, – выдохнула я и швырнула ластик.
– Все, – швырнул тетрадь на пол Вася.
4 сентября
Пока учимся, но уже не хочется
Вставали тяжело. Я хоть и проснулась, но подняться не было сил.
– Может, перейдем на домашнее обучение? – спросила я мужа.
– Подъем! Подъем! Петушок пропел давно! Детки в школу собирайтесь! – раздавался его бодрый крик из коридора. Он держал в руках музыкальную игрушку-петушка, который истошно кукарекал… Убила бы…
Собрались, ушли. Я их проводила, не приходя в сознание.
Пошла забирать… Вася скатился с лестницы, свалил на меня портфель с курткой и умчался под дерево играть с мальчишками в «цуефа», аналог нашей «камень-ножницы-бумага».
– Первый «А», подойдите все сюда, – позвала нас, родителей, Светлана Александровна, – буду давать домашнее задание. Дашенька, дай мне свои тетрадочки, – попросила она у девочки. – Здесь нужно раскрасить, а здесь прописать, – высоко подняв тетради, говорила учительница.
Тетрадь была образцово-показательной. Рисунки аккуратно раскрашены, палочки ровненькие, кружочки один к одному. Дашина мама стояла гордая, как будто это она нарисовала и раскрасила. Васину тетрадь никогда бы не показали. Я успокаивала себя тем, что есть много достойных людей, которые не только пишут, как курица лапой, но еще и с ошибками.
– А у Тома Круза вообще дисграфия. Или дислексия, я точно не помню, – сказала мне мама Васиного друга Димы. Видимо, она подумала о том же, о чем и я.
Васю с Димой, как самых высоких, посадили на задние парты. Неудивительно, что они подрались, сломали друг другу карандаши и поменялись тетрадями. О чем нам и сообщила Светлана Александровна. Мы с Диминой мамой кивали и говорили: «Они больше не будут». Димина мама сама виновата – нечего было спрашивать, как они себя вели и что делали.