посапывая во сне. На соседней скамье сидели молоденький юноша и женщина постарше. У обоих были красивые, чуть надменные лица людей, привыкших повелевать и нести бремя ответственности, большие выразительные темные глаза под тонкими бровями, темная свободная одежда, оставляющая открытой лишь удлиненные кисти рук. Но волосы юноши, длинные, пышные и мягкие, были бледного золота, а женщину украшала непокорная грива темных кудрей с необычными фиолетовыми искорками вокруг лба.
Если бы оказался наблюдатель, он был бы весьма удивлен тем, откуда вдруг взялись эти двое, поскольку среди сидящих в купе людей их не было, и никто не заходил сюда после того, как все устремились к выходу.
Раздавался шорох деревьев за окном, дыхание девочки — больше ни одного звука не нарушало тишину. Во властном взгляде женщины, устремленном на ребенка, все сильнее проступало сострадание, и губы чуть-чуть разжались в женственной нежной полуулыбке. Юноша с некоторым любопытством смотрел на свою спутницу, словно ученик, перед которым вдруг открылось, что уважаемый им учитель не всеведущ и способен на сомнения и терзания, свойственные любому школяру, но это открытие нисколько не принизило в его глазах учителя, а лишь сделало более человечным и близким.
Вдруг в тишине раздался звук приближающихся шагов. Человек явно очень спешил. Вот дробно простучали каблучки у самого окна, и уже кто-то побежал по коридору пустого вагона. Лица женщины и юноши вновь стали строгими и холодными. Оба смотрели на девочку.
В двери купе появилась девушка с каштановой косой. Прерывисто дыша от волнения и быстрой ходьбы, она молниеносным взглядом окинула крошечное помещение. Увидев ребенка, девушка радостно вскрикнула, всплеснула руками и бросилась к нему. Встав на колени, она заплакала, и лихорадочные всхлипы ее мешались со смехом. Она крепко прижимала обе свои ладони к дрожащим губам, время от времени делала попытки вытереть со своих щек обильно бегущие слезы. Бесспорное сходство прибежавшей девушки и спящей девочки свидетельствовало об их кровном родстве, а небольшая разница в возрасте — о том, что они, скорее всего, являются сестрами.
Немного успокоившись, старшая сестра потянулась к младшей, собираясь обнять ее. И тут вдруг протянулись из-за ее плеча две руки — мужская и женская, обе узкие, с длинными сильными пальцами. Раздался звучный спокойный голос.
«Если коснется светлый мужчина, если коснется светлая женщина, это нельзя забрать».
На ребенка опустились протянутые руки — одна, а потом и другая. Девушка вздрогнула, низко опустив голову. Отпрянула назад. Встала. Медленно-медленно пошла к выходу. Но вдруг порывисто обернулась, умоляюще посмотрела прямо в глаза женщины с фиолетовым огнем в волосах.
— Ей не будет больно? Ей ведь не будет больно?
— Нет, боли не будет. Не будет ничего, что причинило бы ей страдания. Она выбрана давно, еще до своего рождения. И сила уже с ней. Не беспокойся за сестру. Иди с миром.
Девушка снова заплакала. Но теперь ее слезы были тихие, безнадежные, смиренные, как на похоронах. Сжавшаяся тоненькая фигурка ее исчезла из вида. Мелькнула легкая тень за окном. И вот уж снова нет никого, кроме спящей девочки и двух странных существ рядом с нею.
Девочка начала дышать глубоко и трудно, как будто выполняла тяжелую работу. Все более шумным становилось ее дыхание, все более напряженным. Взметнулись вверх ее ручки, исполняя замысловатый танец, рисуя невидимые знаки.
Юноша наклонился к самому уху девочки и прошептал: «Что делаешь ты сейчас?».
С усилием разомкнулись детские губы. И раздался не детский вовсе, а глухой, почти неживой голос, как будто доносящийся издалека:
— Мы… делаем… цепи… из светлых людей.
Все более быстрыми становились движения ее рук, воздух как будто сгустился, и вот разлилось свечение. Свет, как будто разбегаясь, охватил все ее маленькое тельце, и оно как будто таяло, таяло, таяло… Мягко опустились руки. И в этот миг ребенок исчез. Погас таинственный свет. И снова в купе было темно, и по-прежнему шелестели деревья, и было еще очень далеко до утра.
— Мы не ошиблись, — проговорила женщина.
— Да, мы не ошиблись, — вторил ей юноша.
Раздался легкий вздох. Бог знает, что было в этом вздохе: усталость, грусть или, напротив, торжество. Слишком легок и мимолетен он был. Женщина и юноша поднялись и плечом к плечу направились к выходу.
У самой двери юноша внезапно остановился, бросил напряженный взгляд на ту, что стояла рядом с ним, и спросил: «Сколько тебе лет уже?».
Женщина чуть улыбнулась, как взрослый улыбается чудачеству и испугу ребенка. Секунду она помедлила, словно сомневаясь в том, следует ли отвечать на столь детский вопрос, но потом проговорила: «Четыре тысячи лет». Юноша широко открыл глаза. И даже рот его слегка приоткрылся, снова выдавая его очень юный возраст. Слегка наклонив голову и все так же улыбаясь, женщина еще какое-то короткое время понаблюдала за ним, потом, чуть сжав ему плечо, шагнула в проход, увлекая его за собой.
***
Старинный роскошный сад был освещен заходящим солнцем, листва дубов и вязов казалась бронзовой. В открытой беседке на круглом столике стояли изящные фарфоровые чашки, чайник со свежезаваренным чаем, серебряное ажурное блюдо с тоненьким ароматным печеньем.
В кресле рядом со столиком, откинувшись на подушку, сидела женщина с красивым молодым спокойным лицом. Глаза ее были прикрыты. Едва уловимая улыбка играла на губах. А в непокорных кудрявых совершенно седых волосах вокруг лба вспыхивали фиолетовые искры.
Издали доносился беспечный звонкий смех маленькой девочки.
Камни
***
Однажды я купалась в небольшой речке, которая брала свое начало в горах, но, весело пробегая по лесам и долинам, успевала прогреться на солнышке, напитаться теплом деревьев и трав, что росли по ее берегам.
Я плыла наперегонки с хохочущими серебристыми струями. И чувствовала в себе такую силу и ловкость, что на миг показалось, будто я добрая владычица, перед которой со смирением старого слуги склоняется стихия воды и считает за счастье позабавить меня, доставить мне веселье своей игрой.
И река заговорила со мной. В голосе ее слышался звон тающего льда, плеск волн, шорох камушков и песка, шелест ив, окунающих свои ветви в реку.
Вот что сказала мне река: «Самоуверенное дитя, нет никого и ничего свободнее воды. Свободнее не по форме, а по самой своей сути. Да, вода послушно заполняет формы, будь то русло или сосуд, и в своем беге приводит в движение механизмы, работающие на благо людей. Но попробуй взять ее в руки, удержать в горсти. Вода убежит сквозь пальцы, как ни цепляйся за нее. Ну а если вода приходит в ярость и