На воде покачивались узкие изогнутые лодки с изображёнными на носах драконьими глазами – это рыбаки вышли на промысел и добывали свой кусок хлеба. Я встретился с одним из них взглядом и помахал рукой. Он улыбнулся и приветливо замахал в ответ. Живут здесь бедно, но лица у людей удивительно безмятежны, и, похоже, они вполне счастливы.
Катер начал сбавлять ход. Мы подплывали к границе с Камбоджей, и водная часть нашего пути подходила к концу. Вообще-то предполагалось, что катер пойдёт прямо до камбоджийской столицы, Пномпеня, но он то ли сломался, то ли не мог следовать дальше из-за сезонного обмеления реки. Ни я, ни мои попутчики почти ничего не поняли из сбивчивых объяснений капитана, но всем было ясно одно: дальше нас повезут по земле. Было жаль, но Азия есть Азия – подобные накладки здесь мало кого удивляют и воспринимаются как должное.
Вьетнамскую границу мы прошли быстро, после чего нас отвели к микроавтобусу и пожелали счастливого пути. Мы, девятеро белых с большими рюкзаками, вторые сутки объединённые общей дорогой из Сайгона в Пномпень, не без труда втиснулись в него и вскоре тряслись по разбитой дороге в сторону кхмерского погранперехода. Я высунулся в окно, окинул взглядом удаляющийся Вьетнам и помахал на прощанье рукой. Уезжать не хотелось совсем.
Не прошло и десяти минут, как мы прибыли. Камбоджийский погранпункт был совсем новым и впечатлял своей ухоженностью. Пройдя каменный забор красивого охристого цвета, мы миновали пальмовую аллею и оказались перед большой статуей Будды, стоявшей под роскошным навесом. Сразу становилось понятно, что Будду в стране кхмеров почитают искренне. Визы оформляли в соседней постройке, куда мы и сдали паспорта. Пограничники были весьма дружелюбны, но непреклонны в своей медлительности, так что оставалось только запастись терпением и ждать.
Ждать пришлось долго. Солнце уже припекало вовсю, говорить не хотелось, так что все мы разбрелись по территории и устроились кто где в затенённых уголках. Я сел на траве в тени развесистой пальмы и принялся наблюдать за своими попутчиками, вспоминая, зачем каждый из них едет в Камбоджу. Вон те французы в одинаковых майках с Хо Ши Мином собираются дальше на острова. Датчанин, обладатель серебристой бородки, похожий на репортёра из National Geographic, намеревается посетить какие-то развалины, куда редко добирается белый турист. А Бранка, долговязая блондинка из Словакии, которая сейчас сидит возле Будды и что-то разглядывает в своём фотоаппарате, хочет поездить по стране и посетить курс випассаны* в городе с мудрёным названием, которое я не запомнил.
* Випассана – одна из методик многодневной буддийской медитации.
«А я? Что здесь делаю я?» – навязчиво засвербело в голове. Внятных ответов не находилось. Всего несколько дней назад я прекрасно проводил время в Сайгоне, собирался продолжить путешествие по южному Вьетнаму, и покидать эту страну в ближайшие месяцы никак не планировал. Но вдруг на меня что-то нашло, и я неожиданно решил уехать. Зачем?.. Я не имел ни малейшего понятия. Ладно. Пускай всё это звучит странно, но в Азии подобное иногда случается.
В кармане обнаружился пакетик с кокосовыми конфетами, и я, шурша обёрткой, принялся разворачивать одну. Лежащий неподалёку рыжий пёс лениво навострил уши, тяжело встал и побрёл в мою сторону. Улёгся рядом, шумно и с подчёркнутым страданием вздохнув. Я протянул ему конфету. Пёс поводил носом и, не поднимая головы, вздохнул снова.
– Ну как хочешь, – сказал я и принялся жевать конфету сам. – Понимаю твоё страдание, сам маюсь. У вас тут всегда всё так медленно?
Пёс закрыл глаза и задремал.
Потом я опять бродил по пальмовой аллее, слушал рассказ датчанина про затерянную в джунглях пирамиду смерти, болтал с Бранкой про махаяну и тхераваду* и в конце концов снова вернулся под пальму. Пора было и мне определяться, что делать дальше, потому что полное отсутствие планов начинало уже здорово беспокоить. Скоро нам раздадут паспорта, через несколько часов мы будем в Пномпене, я найду гестхаус, поселюсь в нём на ночь или две, а дальше?
* Махаяна и тхеравада – два направления буддизма.
Но чем сильнее я думал, тем больше ускользало от меня это самое «дальше», потому что дальше мне не хотелось ничего. Я чувствовал себя птицей, которая может лететь, куда захочет, но поскольку она не понимает, чего хочет, то и не знает, куда же ей всё-таки лететь. Помучившись с полчаса и так ничего и не решив, я махнул рукой: раз события не хотят проявляться, не буду их торопить – авось всё уладится само.
•••
– Ну? Вытащил что-нибудь из анналов своей памяти, или ты заснул? – Вероника выдернула меня из потока воспоминаний, нетерпеливо потолкавшись локтем. Протянула коробочку с семенами лотоса: – Угощайся.
– Анналов! – усмехнулся я, взял семечко, напоминавшее недозрелый жёлудь, и принялся очищать от кожуры. – Нечего там вытаскивать. Просто так я приехал, сам не знаю, зачем.
Автобус слегка покачивало. Я заглянул через Веронику в окно. Мимо проносились заросли низких пальм, похожих на птичьи хохолки, возле дороги кучковались дома, а где-то вдалеке выныривали из тумана и прятались обратно высокие холмы с зелёными нахлёстами тропического леса. Красиво. Дорога к Сиамскому заливу, куда мы уезжали сейчас из шумного Пномпеня, оказалась гораздо живописнее, чем я предполагал.
– Что значит «сам не знаю, зачем»? – Вероника с недоумением посмотрела на меня. – Тогда вспоминай снова!
– Ты что, смеёшься? – удивился я. – Я тебе говорю – просто так я приехал.
Она похлопала меня по плечу и заявила:
– Просто так – это здорово. Только ты врёшь и что-то от меня скрываешь.
Она не улыбалась, и ни в её голосе, ни во взгляде не было даже намёка на шутку.
– Чего скрываю? – опешил я.
Вместо ответа Вероника так недобро и подозрительно посмотрела на меня, что я поёжился.
– Послушай, – выразительно произнёс я, – три дня назад я даже не думал никуда ехать. Сидел себе в Сайгоне. Что ты ко мне прицепилась?
Непонятно почему, но эти слова разозлили Веронику. Подозрительность во взгляде сменилась убеждённостью, и она с едва слышной угрозой прошипела:
– А ведь ты даже не понимаешь, кому врёшь…
– Ника, прекрати, – я поёжился от того, что на мгновение мне показалось, будто из-под ног ушла почва.
– Это ты прекрати врать, – её голос стал совсем змеиным. – Прекрати прятать то, что забыл. Вспоминай, что забыл!
«Ничего себе требование!» – ошеломлённо подумал я и воскликнул:
– Ника, ты вообще себя слышишь? Ты хочешь от меня чего-то странного!
Она опять пихнулась локтем, в этот раз достаточно больно, и скандально заявила:
– Весь извертелся, как уж на сковородке. Я просто хочу, чтобы ты прекратил мне врать!
Это было уже слишком. Мало того, что я был с ней совершенно откровенен, так ещё даже суток не прошло, как мы познакомились, а она уже вот так: злится, требует чего-то, – и никакого такта.
– Врать?! – возмутился я.
– Скажи, – Вероника зло прищурилась, – а ты всегда начинаешь общение с вранья, или это только мне выпала такая честь? А может, потому ты и путешествуешь один?
Я раскрыл рот от такой вопиющей бестактности и негодующе произнёс:
– Послушай, а ты не нарушаешь ли границы?!
– Чего-о? – противно протянула она. – Какие ещё границы?
– Мои, Ника!
Вероника окинула меня таким брезгливым взглядом, словно перед ней было говорящее насекомое.
– Ах, скажите пожалуйста, какая нежная душевная организация! – она отвратительно, по подростковому фыркнула. – Священные границы его нарушили! Любопытно было бы узнать, а что за сокровища за ними спрятаны?
Чувствуя, как к скулам приливает кровь, я собрал волю в кулак и подчёркнуто спокойным тоном произнёс:
– Ника, я не хочу ссориться. Чего тебе от меня надо?
И тут она, яростно сверкнув глазами, вдруг заорала:
– Да ты издеваешься, что ли?! Или у тебя память, как у аквариумной рыбки? Я десять раз повторила: мне надо, чтобы ты вспомнил! Вспоминай! Вспоминай, что ты чувствовал и забыл! И не смей мне врать!
Вероника верещала так, что сидящая впереди нас девица обернулась и окинула её испуганным взглядом. Я машинально вжался в кресло. Эта выходка настолько не вмещалась в рамки моих представлений об адекватности, что я, вытаращив глаза, смотрел на свою взбесившуюся попутчицу, не в силах произнести ни слова. «Бешеная баба!» – только и думал я, с сожалением понимая: в Вероникиной голове оказалась не только та милая безуминка, что так очаровала меня вчера. Вчера Вероника была остроумна, весела и просто само обаяние; к тому же, она была симпатична именно так, как особенно нравилось мне, так что я умудрился привязаться к ней всего за несколько часов. И, разумеется, я ожидал от нашей располагающей к близкому общению поездки чего угодно, но только не ссор, скандалов и выяснения даже не начавшихся ещё отношений.